До последнего времени в массовом сознании жили иллюзии: нам бы только дождаться экономического роста, инвестировать наше долготерпение, социальную толерантность в экономическое развитие - потом все получится само собой. Прошли три года. Рост имеется, но достаточно ли этого, чтобы сказать, что российская социальная пирамида - устойчивая конструкция, а не Пизанская башня, которая через несколько лет похоронит нас под своими обломками.

Запад переживает настоящий кризис среднего класса. Одно из свидетельств тому - современный кинематограф. Чего стоит одна интерпретация Дэвида Финчера "Бойцовский клуб", в финале которой, предвосхищая трагедию 11 сентября, рушатся башни мировых финансовых центров. Но не от рук террористов-фанатиков. Бомбы заложил обычный обыватель, типичный представитель американского общества, превращенный психической болезнью в жестокого боевика. Но то у них. В развитых странах "сытое общество" давно переболело детскими болезнями, пережило свой золотой век и теперь борется само с собой. Доказывая всему миру, что ничего идеального нет. В России среднего класса не было со времен Октябрьской революции. Поэтому мы "туда" еще хотим. Несколько поколений россиян грезили по-американски: уютный двухэтажный коттедж, две машины в гараже, дети в колледже, кредитки в кармане. Потолок мечты новых русских: жизнь по каталогу ИКЕА. Почему-то именно эта фирма считается знаковой для нашего среднего класса. Были даже вполне серьезные попытки некоторых деловых изданий приравнять открытие гипермаркета ИКЕА в Москве к появлению этой социальной группы в России. На самом деле все не так просто с той прослойкой населения, на которую ретивые политики, не глядя, лепят заманчивый ярлычок "средний класс". А между тем, "антропология" среднего класса могла бы дать ключи от многих социальных проблем. Ведь именно ему приписываются черты гаранта экономической, политической, социальной стабильности, самого надежного и массового налогоплательщика, активного внутреннего инвестора.

Бедность не порок, а национальное бедствие

Понравилась фраза, сказанная одним местным политиком: "Вот уже и президенту стало стыдно за нашу бедность". На самом деле фраза ключевая, говорящая о многом и, прежде всего, о том, что страна на пороге нового масштабного кризиса. Потому что, одно дело, когда коммунисты голосят: "нищая Россия", и другое - когда в этом признается сам президент. В последнее время экономисты утверждают: кризисы полезны, лишь бы не застой, главное - быть к нему готовым. Плохо, что подготовиться к нему у народа нет никакой возможности. И не только в силу национального "пофигизма", отраженного в народной пословице про жареного петуха, но и благодаря лелейным отчетам и прогнозам о небывалых экономических успехах. При этом народ, который кует эти успехи, на себе их последствия почему-то почти не ощущает. Так ли у нас много поводов для социально-экономического, а в конечном итоге и политического оптимизма? Как обстоят дела с самоощущением нации? Об одном из исследований, дающем ответы на эти вопросы, рассказала Татьяна Малева, директор Независимого института социальной политики на семинаре клуба региональной журналистики.

Бедность не чисто российская проблема. В мире есть нищие страны, но есть и бедные в богатых государствах. Бедные всегда предмет политической заботы, и не только из-за чисто гуманистических соображений, но еще и потому, что малообеспеченные люди по определению недовольны жизнью, а значит, наиболее поддающаяся политическому внушению масса. В СССР бедных не было. Впервые о российской бедности заговорили в самом начале 90-х на фоне драматического падения уровня жизни населения и всех экономических показателей. Ученые, журналисты, политики пытались определить, какова она, зона бедности. Ведь для того, чтобы с ней бороться, надо понять, кто эти люди и как они попали в эту сферу. Тогда можно определиться, как им помочь, что, собственно, и составляет суть социальной политики, которая, увы, в направлении искоренения бедности за последние 5-6 лет продвинулась крайне слабо.

Официальная статистика определяет численность бедных по количеству людей с доходами ниже прожиточного минимума. Естественно, эта доля колеблется в зависимости от темпов экономического роста или падения. В 1998 году после валютного кризиса страна достигала 40-процентного барьера. Сейчас правительство в бравурно-мажорных тонах сообщает, что экономической рост ведет к сокращению зоны бедности. В Московском центре Карнеги попытались выстроить социальную стратификацию не снизу вверх, как принято в традиционной социологии, а идти от середины, от так называемого среднего класса, чтобы определить, чего именно не хватает населению, чтобы перебраться из зоны бедности в средний класс. Если этот же принцип возвести в основной принцип социальной политики страны, борьба с бедностью превратится в политику расширения и усиления среднего класса.

Но для того, чтобы двигаться в этом направлении, для начала необходимо определить границы среднего класса, которые благодаря национальным чертам улавливаются с большим трудом. У нас приходится учитывать не только доходную характеристику, или социально-профессиональный статус, но еще и самоощущение. Поэтому в России не один средний класс, а много его разновидностей, и это около 20% населения. Кто же остальные? Высший класс и бедные. Научных исследований, которые бы точно обрисовывали границы высшего класса, не существует. Говорят о 2-3% , но этот процент настолько мал, что даже при всем огромном политическом и экономическом влиянии богатых людей на общество высшей планкой все же признается средний класс - самая большая группа успешных людей. У тех, кто находится в самом низу (10% населения), нет ни доходов, ни образования, ни ощущения благополучия. А между ними пролегает огромная прослойка - почти 70% . Это социальные группы, которые зависли между небом и землей, молотом и наковальней. Их нельзя назвать бедными, низшими. Но нельзя назвать и средними. На самом деле эти 70% - тот базовый социальный слой, с которым государству необходимо работать, чтобы он не скатился в бедность. Было бы намного проще, если бы объектом социальной защиты были бы только те 10%, у которых нет никаких ресурсов. Тогда речь шла бы о том, что государство помогает этим людям выживать. Но картина такова, что помогать выживать надо 70%. И совершенно понятно, что государству с таким объемом не справиться. Невозможно построение системы социальной защиты, адресованной такой значительной части населения. А вот разобраться, каковы шансы у этих 70% войти в средний класс, можно. Эта группа разделилась почти поровну: 33% и 37%. У 33% шансов для того, чтобы перешагнуть в средний класс, больше. Им не хватает всего одного или двух признаков. Благополучная экономическая ситуация позволит им эволюционно наращивать свои доходы, либо улучшать образование, либо почувствовать большую уверенность. При такой ситуации к уже имеющимся 20% среднего класса прибавятся еще 33%, и тогда средний класс сможет составить около 50% населения, а российская структура общества приблизится к идеальной. У 37% этих шансов намного меньше. Это группа, которая в лучшем случае так и останется в положении уже не бедной, но еще не средней. Нужны значительно большие усилия и изменения в социально-экономической жизни для того, чтобы приблизить ее к средним классам.

Держись середины

Экономический рост дает два типа стимулов. Первый срабатывает в успешно развивающихся отраслях, где начинает расти предпринимательская активность, а соответственно - прибыль предприятий и доходы занятых работников. Все эти приметы экономического роста в России имеются. Второй тип влияния экономического роста - это расширение возможностей федерального консолидируемого бюджета, появление серьезных социальных программ для поддержки бедных и социально уязвимых групп населения. Тоже наблюдается вроде бы успешная динамика: ежегодная индексация пенсий и пособий. При этом, как показывают социологические исследования, в последнее время на фоне экономического роста в России нарастает социальная апатия, которая очень удивляет политиков. Казалось бы, экономический рост, население должно возрадоваться. Но интрига заключается в том, что до 70%, зависших между бедностью и богатством, импульсы экономического роста по-прежнему не доходят. Эти социальные группы являются не участниками или пользователями экономического роста, а только наблюдателями. Они наблюдают, как экономический рост усиливает полюс успешного сектора, как государство пытается поддержать беднейших. Им самим по-прежнему не ясно, как действовать в сложившихся экономических координатах. Как же должна быть устроена социальная политика, чтобы эти изменения, реформы, эволюция затронули самую массовую, базовую часть населения?

Первое, что приходит на ум любому политику - срочно поднять заработную плату. Потому что большая часть этой группы относится к числу занятых в бюджетной сфере (образование, здравоохранение, государственное и муниципальное управление). Но в неэффективном экономическом секторе высокой зарплата не может быть по определению. С какой бы старательностью государственный бюджет ни пытался проводить ежегодные индексации, больше чем на 20-30%, которые к концу года нивелируются за счет инфляционных процессов, не получается. Причем эти меры абсолютно не влияют на изменение социальной пирамиды. В лучшем случае помогают поддерживать 70% на прежнем уровне. Получается: главная задача, которую решает сегодняшняя социальная политика, - не дать свалиться самой массовой группе населения в зону бедности. Все это говорит о том, что нуждается в реформировании не зарплата, а сама бюджетная сфера.

Есть у этой медали позора и другая сторона. Ни для кого не секрет, что самая бедная бюджетная сфера (образование и здравоохранение) выглядит не столь удручающе, если иметь представление о реальных доходах работников. Компетентные исследования доказывают: доля открытого финансирования в бюджетке не превышает 45% от реального объема финансовых и денежных потоков. Значит ли, что тезис "российские учителя и врачи - бедняки" - миф? Не совсем. Можно прийти к выводу, что раз скрытая экономика работает, поддерживая сама себя, вмешиваться не стоит. Нужно смириться, что в обществе существуют неформальные институты в социальной сфере, сказав учителям и врачам: хватит ныть, на самом деле у вас все в порядке. Но вновь встает вопрос о социальной справедливости. Мало знать механизмы распределения денежных средств видимой половины, если невидимая часть распределяется по своим законам. Одно дело, если речь идет о мегаполисах, где врачи и учителя включены в систему неформальных платежей. Но есть и неуспешная Россия, депрессивные регионы, где нет платежеспособного спроса на услуги. "Работающие бедные" - нонсенс с социально-экономической точки зрения, и это чисто российский феномен. У людей есть заработная плата, стабильная занятость, социальные гарантии, закрепленные Трудовым кодексом, и при этом они живут за чертой бедности.

Исследования показывают, что схема теневого бюджета очень устойчива. Все признают, что она плоха, несправедлива, нецивилизованна, но при малейших попытках вывести этот сектор на свет, оказывается, что все недовольны, но удовлетворены. Каждый охраняет свое достижение. Что поразительно, несмотря на то, что за все платит население, даже население говорит: уж лучше так, чем дальнейшие реформы, которые неизвестно к чему приведут.

Такая социальная структура не позволяет надеяться, что те 70% населения, что потенциально могли бы пополнить средний класс, сделают это. Дверь в средний класс держится приоткрытой, но на крепкой цепочке. Вот он манящий благополучный мир, о котором все мечтают, но реального механизма приближения к среднему классу и вхождению в него новых массовых групп нет. С одной стороны, устойчивость социальной структуры - позитивный фактор. С другой, страна платит довольно высокую цену за это плохое равновесие. Как 10 лет назад попытка избежать катаклизмов на рынке труда привела к формированию низкой цены на рабочую силу, так удержание бюджетного сектора в черном теле приводит к ситуации, при которой даже экономический рост не является гарантией социального процветания. По большому счету сегодня очень остро стоит вопрос о типе экономического развития страны. Если правительство решится на серьезные структурные реформы, инвестирование в самый долгосрочный, но и в самый эффективный и надежный ресурс - человеческий, перестроится и социальная сфера. Иначе наша социальная пирамида имеет все шансы законсервироваться и сохраняться в течение многих лет, возможно, десятилетий, воспроизводя сама себя и упрямо воспроизводя те проблемы, с которыми мы имеем дело сегодня. А социальное государство и средний класс так и останутся для 70% населения несбыточной мечтой.

СПРАВКА "НО"

Татьяна Михайловна Малева - директор Независимого института социальной политики. Член научного совета Московского центра Карнеги, сопредседатель программы "Экономическая и социальная политика в переходный период".

Участие в разработке избранных официальных документов в качестве члена экспертной группы по разработке стратегии социально-экономического развития России (2000); консультанта Центра стратегических исследований (2000); члена экспертной группы по программе регулирования оплаты труда (1999).  

Ольга ПРОТАСОВА, Саратов. Опубликовано в газете "Неделя области", 17 сентября 2003 года.