Почему России трудно стать "правым" государством

"Мы - страна с непредсказуемым прошлым", - вспомнилось, когда слушал московского историка, редактора журнала "Отечественные записки" Никиту Соколова, приглашенного на проходившее в столице заседание журналистского клуба "Из первых уст".

По Соколову выходит: многие прогрессивно мыслящие россияне считали, что либеральному сознанию, поднимающему на щит личную свободу человека, не может быть места на Руси. Мол, существуем, чтоб явить образец того, как не стоит делать - темное прошлое вытравило в нас тягу к личной свободе на генном уровне. Оттого, дескать, мучительно ищем и не можем найти места среди западных демократий. Но Соколов возражает: если преодолеем культурные стереотипы, прибавим в скорости, догоняя Европу.

- Русскую культуру, - говорит он, - называют культурой двойных оппозиций. Вот пример такого проявления. Православие совершенно не признает существования чистилища. Для европейца помимо грешного или святого поведения возможно еще поведение нейтральное. Тогда, по сложившимся представлениям, он попадет в эту промежуточную зону, где будет решено, куда его отправить дальше. А в русской культуре такой нейтральной середины нет. В ней все по полюсам - или святой, или грешник. И это характерно не только для старины глубокой, но и для традиции нового времени: или старушку убить, или - "тварь дрожащая". Русский культурный герой не признает обычной жизни, обывательской середины. Здесь кроется главное, чудовищное неудобство для либеральной доктрины, потому что она и есть доктрина нормальной середины, а не экстремального человеческого выбора.

- Особый национальный менталитет формируют наши реальные корни?

- Ну, не совсем. Историческая схема, предложенная в XIX веке, имела вполне определенные цели. Основная идея этой концепции сводится к тому, что мощное государство - главное историческое благо, которое русский народ должен защищать, ибо как только слабеет государство, наступают страшные бедствия. Схема нацелена на то, чтобы вырастить верноподданного Российской империи, но никак не гражданина, который больше полагается на свои силы.

Помните, как нас учили в школе? Киевская Русь была сильным государством. Потом случилось несчастье - огромная держава распалась на удельные княжества и тут же была порабощена монголами. В результате Московское государство три столетия вынуждено было вести непрерывные оборонительные войны, защищаясь от нашествий иноплеменников. Но не странно ли, что при этом его границы, которые вначале проходили где-то под Клином и Коломной, расширилось до Тихого океана?

-То есть существует другое видение исторических событий?

-Начнем с политического устройства Древней Руси. Древнерусские князья были очень странными монархами, какими-то кочующими. Переезжали со стола на стол и нигде подолгу не сидели. Причем, собираясь на княжение, прежде заключали договоры с властями города. А если нарушали их, пытались притеснять городские вольности, им могли и путь указать. Один из подобных случаев как раз широко известен. Новгородцы дважды изгоняли князя Александра Невского.

Чтобы осознать это, следует хорошо понять соотношение сил двух политических институтов. У самого могущественного и почитаемого князя дружина насчитывала не более полутора сотен человек. Город же мог собрать полк численностью пять-шесть тысяч человек. И какие бы это ни были ремесленники и торговцы, никакая дружина не способна была сладить с этой ордой. Иными словами, князь не стоял во главе волостной организации. Древнерусское государство представляло собой, по сути, федерацию земель, автономных и самостоятельных. Древняя Русь стояла на том же историческом пути, которым шли Франция, Италия, другие ныне развитые государства. Это та же политическая система, что встречаем в средневековой Европе. Из нее потом вырастают сословно-представительные институты, а через два исторических шага формируется демократия современного типа.

-Начинали мы, возможно, как в Европе, только Батый развел нас в разные стороны.

-Это в учебниках пишут: пришла неисчислимая монгольская сила, которой не могла сопротивляться раздробленная русская земля. Можно посмотреть на исторические факты и с другой стороны. Чрезвычайно мощное Владимирское княжество не смогло отбиться от завоевателей. Рязанское - тоже. А крошечное Смоленское княжество почему-то отбилось. На этом, впрочем, странности не заканчиваются. Даже порабощенные территории находятся с Ордой в отношениях, которые не очень подпадают под придуманный позднее термин "иго". Русские земли были обязаны платить дань серебром и выставлять вспомогательные войска для монгольских походов. За это Орда обеспечивала их защиту от внешней агрессии. Налицо хорошо известные на Западе вассальные отношения. Зачем понадобилось мутить воду, наводить тень на плетень, придумывать "иго"? Да потому, что никакой непреодолимой мощи у монголов не было и заключение вассальных отношений являлось сознательным выбором князей северо-восточной Руси. И вот здесь мы вступаем в область, которая хорошо проработана в научной литературе, но в популярной не рассматривается совсем. Александр Невский получал похвалу в учебниках именно за то, что благодаря избранной политике - суровому подчинению Орде - сохранил народ от беды. Это, подразумевается, был один из главных его побудительных мотивов. Но так ли это?

К началу XIII века знаменитый колонизационный немецкий поток достиг граничащих с Русью территорий. Бороться с монголами можно было если и не в одиночку, то опираясь на союз с этим христианским воинством, приняв помощь всей Европы. Мавров же примерно в это время выкинули из Испании. Было могучее арабское государство, а следа не осталось.

Папа Римский прислал Александру Невскому специальную буллу, в которой предлагал союз, однако получил отрицательный ответ, очень невежливый даже по средневековым меркам. Союз с Западной Европой означал бы укрепление городских институтов, которые к тому времени освобождаются от власти феодалов. Только воздух городов делает людей свободнее, а главной заботой князей северо-восточной Руси была прямо противоположная цель - подавить городскую вечевую организацию, сильного противника княжеской власти. И делать это, безусловно, удобнее было в союзе с монголами - они не имели никакого представления о гражданском равенстве и политических свободах. Слышали вы, например, что князь Александр был приемным сыном Батыя?

-Александр Ярославич сыграл отрицательную роль в истории? А как же его победы на Неве и Чудском озере?

-Самые кровопролитные бои тогда велись на юго-западе, там, где галицко-волынская Русь. Но учебники акцентируют внимание именно на борьбе Александра со страшной агрессией с запада. Классический пример прямой фальсификации - рассказ о Невской битве, в которой князь нанес копьем удар по шлему ярла Биргера, и шрам у того остался навсегда.

Биргер - чрезвычайно известная историческая фигура. Это основатель шведского государства, его именем и сегодня называется одна из центральных улиц Стокгольма. Жизнь его расписана по часам. Шведские архивы сохранились в полном порядке с девятого века, и в них нет упоминания о том, что он когда-либо был на Неве. Да и чего ему там делать-то? Представьте себе болото, ничейную территорию, куда совершают набеги все, кому не лень. Нет никаких жестких границ. От одного государственного центра до другого - не докричишься, за три дня не доскачешь. И на эту ничейную полосу то новгородские ушкуйники придут пограбят чухонские деревни, то очередная шведская банда с северо-запада явится в колоссальном составе - на тридцати кораблях. Представляете себе размер тех кораблей? В них входило двадцать пеших человек или пять конных. Посчитали?

Понятно, что никакого ярла Биргера во главе такой ватаги стоять не могло. Не по чину ему было руководить подобной шайкой. Но поскольку в битве участвовал Александр, от которого происходит династия князей московских, его надо было как-то приподнять и возвеличить. Потому обычная пограничная стычка, каковых в году случался десяток, приобрела почти судьбоносное значение.

Ровно такая же история произошла с Ледовым побоищем на Чудском озере, где, по разным источникам, было убито от сорока до двухсот рыцарей, "а чуди - без числа". Никого при этом не смущало, что никак не удавалось обнаружить место сражения. Чудское озеро имеет замечательное свойство - в нем любое железо сохраняется очень долго. И при помощи современных методов обнаружить его не составило б труда, но...

Если начнем дальше копаться в источниках, пищи для размышлений прибавится. Тевтонский орден обладает подробной рифмованной хроникой, где все потери перечислены поименно. Из этого документа следует, что нельзя было ордену потерять в одном бою 200 рыцарей, потому что в то время их там было счетом 117. Более того, когда через сорок лет литовцы и смоленцы под Роговером убили 35 рыцарей, орден навсегда накрылся медным тазом. Это была невосполнимая потеря.

Почему же, спрашивается, орденские летописцы оставили без упоминаний потери Ледового побоища? Подозрительно как-то. Может, мы вообще зря ищем Вороний камень? Может, это одна из самых грандиозных мистификаций, необходимых для построения имперской схемы отечественной истории, появления мифа о праведной власти. Как только эти мифы подвергаем сомнению, возникает почва для другого, либерального взгляда на нашу историю.

-Параллели можно продолжать и дальше?

-Конечно. Один из самых серьезных мифов карамзинской истории сводится к тому, что русский народ создал Московское государство, поэтому оно является произведением его духа. Не совсем так. Встретите в летописях упоминание о том, что под Москву приходили литовские люди, имейте, пожалуйста, в виду: это не литовцы. Русские земли, не попавшие под монгольское влияние, породили объединительный процесс, который пошел совершенно по иному руслу, нежели представляется в учебной литературе. В любом учебнике вам расскажут, как нынешняя столица боролась с Тверью за лидерство. В лучшем случае остановятся на том, как она купила Переславль и боролась с Нижним Новгородом. Но ничего не будет сказано о том, что главными конкурентами в объединительном процессе стали Москва и Литва, потому что последняя с карамзинских времен представляется иностранным государством. Если же посмотреть современную литературу, начиная с монографии Матвея Кузьмича Любавского, нетрудно заключить: Великое княжество Литовское было государством русским. И дело не только в языке. Представляете себе, что такое Литовская Русь в середине XV века? Киев, Чернигов, Смоленск - это все Литва. Она отличалась от Московии только происхождением правящей династии и политической системой. Когда литовские князья объединяют земли, оставляют в неприкосновенности волостную организацию. Каждый город управляется особо и имеет свое законодательство, выбирает должностных лиц.

Совершенно не так поступают московские князья, присоединяя новую территорию. Они разрушают властную, земледельческую корпорацию, делая это при помощи московского помещика. Но в годы ослабления княжеской власти сторонники литовской политической модели пытаются взять реванш. Первую такую попытку предприняло правительство Алексея Адашева - главного инициатора и идеолога реформ в начале царствования Ивана IV. Им осуществлялась губная реформа, устанавливающая местное самоуправление. Когда Иван Грозный повзрослел и понял, к чему это ведет, начал ломать почти сложившуюся систему. Причем потребовались чрезвычайные меры, опричнина - военизированный корпус, чтобы сокрушить мощную либеральную традицию. Но опричнина не до конца выбила ее и породила реакцию. Что было после Ивана Грозного? Смута. Такое толкование дается в учебниках этому периоду. Однако в научной литературе фигурирует другое название - гражданская война в Московском государстве. Зачем понадобилось замутить эту ясность? Чтобы не отвечать, на каком основании жители страны поделились на два лагеря, из-за чего дрались? А разлом произошел среди сторонников и противников московской политической модели. Потому самозванцы опираются на Литовскую Русь. А Борис Годунов и защитники опричного порядка ориентируются на замосковный край, который ближе к Орде и больше ею переработан. Затем на время либеральная традиция прервалась, но в XVIII веке начала восстанавливаться сверху дворянством, которое заносит новые идеи из книг Западной Европы.

-Какую практическую пользу можно извлечь из иного видения исторической ретроспективы? Как это помогло бы становлению либерализма в России?

-Концепция истории, что сложилась и продолжает тиражироваться, совершенно не допускает либерального поведения, поскольку в ней человек либеральных взглядов перестает принадлежать российской истории. Что подразумевалось? Не любишь сильное государство, значит, не русский. Это всегда было проблемой для наших либералов, которые лишались образца поведения. Это же, кстати, становилось трагедией для целых поколений. В конце царствования Екатерины II прокатилась волна знаковых дворянских самоубийств. Известная история вышла с ярославским помещиком Апачиным. Он собрал гигантскую библиотеку на европейских языках, считался человеком просвещенным. Но вдруг написал завещание, отпустил на волю крепостных. Оставил записку с надписью "Тьфу!" и пустил себе пулю в лоб. Когда произвели дознание, выяснили: вел либеральные разговоры. Случаев подобного рода было множество. Люди свободных взглядов не понимали, как жить в той системе нравственных координат, в которой оказывались. Поэтому самоубийство было не только знаком протеста, но и попыткой расшатать мертвую трясину, собственной смертью доказать, что возможен хоть какой-то выбор.

Разумеется, с тех пор культурное поле в значительной степени было трансформировано, но до конца работа еще не завершена. До сих пор это поле не готово предоставить возможность действовать либералу. Начатое дело нужно обязательно завершить, переосмыслив, в том числе, отечественную историю, сломав старые стереотипы. Иначе успешного развития демократии ожидать трудно.

-А может быть, при равенстве вариантов Россия выбрала наиболее гармоничный для себя путь?

-Нет никакой фатальности в том, что страна сделалась империей. Просто либеральная партия в XVI веке проиграла. Можем проиграть сейчас и мы, как проиграли либералы в 17-м году. Ведь два месяца тогда в России было либеральное правительство. Не усидело. Потому что не имело в своем распоряжении культурного знакового арсенала для разговора с народом. Его не понимали. Это было не просто политическое противостояние, это было культурное непонимание. Мы в который раз попадаем в эту ловушку - не можем мобилизовать на свою сторону массовую поддержку, потому что не создаем культурно-притягательный образ российского либерала. У нас ведь кто сейчас в либералах? Жириновский.

-Но вы верите, что, как говорится, все у нас получится?

-Что первым делом теперь происходит в российских деревнях, когда у мужика появилось хоть чуть-чуть свободы, если он, конечно, не пьет и имеет немного деньжат? Он начинает строить себе дом, а вначале возводит высокий забор. И сегодня этот забор для меня - главный символ стойкости либеральных убеждений в России.  

Евгений КИТАЕВ, Челябинск. Опубликовано "Челябинский рабочий", 27.11.2003.