Со времени трагических событий, связанных с захватом террористами и освобождением заложников спектакля "Норд-ост", прошел год. Мы пытаемся сегодня оценить произошедшее, извлечь уроки, сделать выводы. О том, что происходило в театральном центре на Дубровке в двадцатых числах октября 2002 года, слушателям Клуба региональной журналистики в ноябре минувшего года рассказал генеральный директор мюзикла "Норд-Ост" Г.Л. Васильев. Он встретился с журналистами региональных СМИ в федерации интернет-образования через три недели после освобождения заложников. Георгий Леонардович, оставаясь творческой личностью, менее всего подвержен эмоциональному подходу к анализу случившегося. Заглянув в лицо смерти, он не стал примеривать на себя ореол героя. Его сдержанность, скромность и осторожность в изложении событий на Дубровке побуждают нас задуматься об истоках и мотивах агрессии со стороны чеченских боевиков, роли государства в урегулировании обстановки на территории Чечни и за её пределами. И еще Г.Л. Васильев рассуждал об ответственности журналистов за объективность и достоверность информации, растиражированной в печати и переданной в эфир. Ситуация, когда слово может либо убить, либо спасти, пережитая Георгием Леонардовичем, тем не менее, не ожесточила его. Она стала для него поводом к осмыслению случившегося. А для нас, получивших возможность общения с человеком, который в течение трех дней находился под дулом автомата, его рассказ ценен подробностями трагедии, случившейся в столице в октябре минувшего года. Публикация записи беседы Г.Л. Васильева с представителями региональных СМИ позволяет больше узнать о событии, которое осенью прошлого года потрясло мир.

МЮЗИКЛ НА СТОЛИЧНОЙ СЦЕНЕ

Спектакль "Норд-Ост", существовавший более года, представлял собой уникальное явление культуры, общественной жизни. Впервые в России была реализована модель театра одного спектакля. Для него провели специальную реконструкцию старого ДК подшипникового завода, оборудовали по последнему слову техники сцену. Написанный по роману Вениамина Каверина "Два капитана", мюзикл отличался от всего, что делали до сих пор московские театры. Ни один театр не был в состоянии сконцентрировать организационные, творческие, финансовые ресурсы для крупного шоу, подобного бродвейскому. Эксперимент ежедневного показа спектакля оказался успешным. "Норд-ост" на удивление театральным критикам, экономистам и многим СМИ продержался год. Его посетило больше 200 тысяч человек - это феноменальный результат. Мы успели дать больше 320 спектаклей. Как один из авторов мюзикла я не могу оценивать художественные качества спектакля, но как социальное явление "Норд-Ост" состоялся 19 октября 2001 года. А 23 октября 2002 года "Норд-Оста" не стало.

ЗАХВАТ

Первые полчаса, когда произошел захват мюзикла, никто ничего не понимал. Мне удалось попасть в зал уже после того, как заложники были закрыты в четырех стенах и окружены террористами. Я сел с краю, оказавшись рядом с женщиной, у которой на поясе была взрывчатка. Воспользоваться сотовым телефоном я не смог, но звонки мне шли беспрерывно, я лишь украдкой накапливал в памяти телефона информацию об абонентах, звонивших на мой номер. Потом, минут через 10-15 у террористов что-то не заладилось за сценой, там дымили машины. Террористы попросили сведущего человека подняться на сцену, и у меня появилась возможность отойти от охранницы и посмотреть на сотовом, кто звонил. Почувствовав себя чуть-чуть посвободнее, я позвонил своим знакомым, связанным с журналистикой. Через полчаса один из террористов сказал, что из зала проходят звонки по сотовым телефонам. "Мы знаем, - сказали они, - кто звонит". Я понял, что у них нет подслушивающих устройств. Однако у террористов были радиоприёмники.

СЛОВО МОГЛО УБИТЬ...

И вдруг слышу по "Эху Москвы": "Я звонил Георгию Васильеву, он не отвечал. Он только включил микрофон, я слышал говор на чеченском языке. Кроме того, Васильев сообщил…". И далее шел перечень, что находится в руках и на поясах террористов. В эфире радиостанции был мой друг, он просто не сориентировался в этой критической ситуации. В течение 10-15 минут в прямой эфир пошла информация, которую мне с риском для жизни удалось передать из зала. Да еще с обозначением источника информации... Источника, который в этот момент сидел под дулом автомата.

Лично я был достаточно известен террористам, потому что они спектакль изучали перед тем, как сделать захват. Они меня знали по фамилии. Они знали, что Георгий Васильев, который передал информацию по сотовому телефону, и я - одно и то же лицо. Я никак не комментирую этот факт. Слава Богу, у них изменились планы. Через некоторое время они сказали: "Доставайте свои сотовые телефоны, звоните". Естественно, все бросились звонить. При этом заложников проинструктировали: "Звоните, рассказывайте о том, что вы здесь видите. Передайте, что мы вооружены так-то и так-то. У нас столько-то гранат, столько-то минометов и автоматов, пластиковых бомб. Требуйте, чтобы на Красной площади состоялась демонстрация против войны в Чечне".

Какова же была реакция СМИ на эти звонки? Я слышал по "Маяку", что у заложников развился стокгольмский синдром, они полюбили своих мучителей и теперь жертвы с террористами заодно. Мол, не слушайте этих тронувшихся умом заложников.

КТО СТАНЕТ ЖЕРТВОЙ?

Я прекрасно понимаю, вокруг чего шла игра. Положение действительно было безвыходное и непонятное. Из него можно было выйти, подвергая большему или меньшему риску 800 человек, которые сидели в зале. Но чем меньше риск для людей, тем больше ущерб для государства, имиджа России и политиков. Державные ценности взвешивались на одних весах с ценностью 800 человеческих жизней. У заложников, которые не имели возможности защитить себя другим способом, была единственная возможность взывать с сотового телефона о помощи, обращаясь к родственникам, журналистам, друзьям, политикам и тем самым как-то повлиять на решение, которое должна была принять власть. Подсознательно все понимали, что кто-то очень важный, очень осведомленный за пределами этого зала принимает решение. Грубо говоря, кто-то считает, сколькими из нас можно пожертвовать. Нам оставалось взывать к человечности, привлекать внимание к тому, что сотни не умалишенных и не подверженных стокгольмскому синдрому живых людей хотят повлиять на этот счет, уменьшить количество потерянных жизней.

ВЫ ЗДЕСЬ В ТЕАТРЫ ХОДИТЕ...

По долгу службы я контактировал с террористами по вопросам пожарной опасности, организации туалета. В основном общение ограничивалось фразами "встал", "неси", "пошел", "погаси". В одной из коротких частных бесед Мовсар Бараев сказал: "Наша задача - привлечь внимание людей, живущих в России, к тому, что в стране идет война". Суть сказанного такова: вы здесь в театры ходите, а в Чечне в это время кровь льется. Даже если правительство пойдет на уступки и наши, (то есть террористов), требования будут выполнены, мы уже отсюда не выйдем. Мы идем на смерть, чтобы этой акцией привлечь внимание общественности к войне, идущей в Чечне. Однако по радио я слышал комментарий, что террористы сами не знают, чего хотят.

Я не собирался давать политических оценок "миссии" террористов. Но задачей властей с самого начала боевых действий в Чечне было убедить общественность, что войны нет. Тогда у здравомыслящего человека возникают вопросы: если нет войны, то почему нет судов, следственных процедур? Почему без суда и следствия пропадают люди? Почему убиты все террористы, захватившие "Норд-Ост"? Ни одного не взяли живым, чтобы можно было его допросить и судить. Почему террористов не включают в число погибших? Это тоже граждане России. Да, бандиты, убийцы. Но они граждане нашего государства.

ПРОПУСК В РАЙ

Чеченцы для меня - живые люди, которые пришли умереть за идею. У женщин, обвязанных поясами со взрывчаткой, были убиты мужья, сыновья, братья.

Расскажу об эпизоде общения с одной из террористок. У меня была меркантильная цель: я хотел подобраться к детонатору, чтобы посмотреть, как он устроен. На всякий случай. Вдруг понадобится. Оказывается, женщина смотрела "Норд-Ост" полтора раза. Причем религия не рекомендует им слушать инструментальную музыку, потому что голос инструментов - это голос сатаны. Тем не менее, она смотрела спектакль целиком и, судя по тому, как она ко мне относилась, ей спектакль понравился. Она пыталась разговаривать о нем со мной очень сдержанно, но видно было, что ей хотелось обсуждать "Норд-Ост". Говорю ей: "Как же вы слушали музыку, если религия вам это запрещает?". - "Вы понимаете, - говорит она, - там же главное не музыка, а человеческие судьбы. Я старалась отвлечься от музыки и сосредоточиться на содержании спектакля". На нее спектакль произвел впечатление, она прониклась ко мне чисто человеческой приязнью. Она по-своему пыталась облегчить мою участь, когда написала на бумаге русскими буквами арабскую фразу, которую я должен был сказать перед смертью. В этом случае я бы попал в рай. Это все было от чистого сердца.

Я ей говорю: "В первые минуты после захвата с меня сняли ремень. Просто подошел ваш парень, у него не было ремня, и он сказал: "Снимай ремень". Это же грабеж! Вы ходите в награбленных майках "Норд-Оста", пьете напитки из нашего буфета". Она отвечала: "Это трофеи".

Когда она прекращала доступ в оркестровую яму, где устроили, извините, туалет, и девочки смотрели молящими глазами на нее, она говорила: 'Терпите. Я терплю и вы терпите. Готовьтесь к смерти".

Они другие, но они тоже люди. Со своей моралью, со своими принципами.

ПОВЕЗЛО УСЫПИТЬ ТЕРРОРИСТОВ

Штурм здания начался в тот момент, когда значительной части мужчин-террористов не было в зале. И тут ислам сыграл злую шутку с захватчиками. Женщины не решились принять решение самостоятельно.

Сам факт спасения 600 человек - это крупная удача людей, которые организовали штурм. Все хорошо было спланировано, хорошо сработали спецслужбы. Честь и хвала людям, которые принимали участие в освобождении заложников. С другой стороны, это было счастливое стечение обстоятельств. Я лично знаю несколько человек, на которых наркоз, запущенный в виде газа по вентиляционным каналам в зал, не подействовал. Ассистент хореографа, один из актеров и несколько десятков человек в зале не подверглись влиянию наркоза. Среди 40 террористов, которые сидели в зале с руками на взведенных курках, могли бы оказаться люди, устойчивые к действию усыпляющего газа. Этого было бы достаточно, чтобы сдетонировал зал. Мне кажется, что была 50-процентная вероятность, что погибнут все. С учетом количества террористов и людей, находившихся в оцеплении, в случае взрыва жертв могло бы быть более 1000 человек. Чистое везение способствовало относительно успешному проведению операции по спасению заложников. Но блестяще выполненной я эту операцию не могу назвать.

СПАСЕННЫХ МОГЛО БЫТЬ БОЛЬШЕ...

Не было подготовленных людей, которые бы вовремя вынесли из зала усыпленных заложников. Их вытаскивали добровольцы, которые случайно оказались у театрального центра в то раннее утро. Людей выносили из зала, раскладывали на мокром асфальте и не знали, что делать дальше. Никто не объяснял, что нужно вводить антидоты. Потом, когда раздали шприцы и начали делать инъекции, не помечали, кому укол сделан. Кого-то могли дважды уколоть, а кого-то ни разу, то есть не было элементарной организации по выводу заложников из наркотического состояния. Из первой партии пострадавших из 12 человек, привезенных в институт "скорой помощи" имени Склифосовского, ни один не выжил, потому что никто не объяснил людям, занимавшимся транспортировкой, что при выводе из состояния наркоза нужно вытащить язык. Люди задыхались, потому что у них западали языки. Даже если бы погиб один человек при освобождении заложников, эту операцию нельзя считать блестящей. Жизнь каждого человека ценна. Но то, что удалось спасти 600 человек, безусловно, помогло государству сохранить лицо.

Я понимаю, что чем больше людей вовлечено в операцию по освобождению заложников, тем больше риск по утечке информации, при этом риск полного уничтожения заложников увеличивался. Тут уже решение принимал не Президент, а командир спецназа. Действительно существовал риск: если проинформировать медиков, информация утечет террористам. Они будут предупреждены о способе проведения операции, и тогда она провалится. Однозначной трактовки спасательной операции не может быть.

ГОТОВ ПОНЯТЬ КАЖДОГО

У меня очень специфическое мировоззрение - всеядное такое. Я бы не мог быть композитором, поэтом, режиссером, если бы мое мышление было сильно политизировано. Я очень толерантный человек. Я готов понять каждого: Путина, заложника, сидящего рядом и террориста. Мне близко направление в науке, изучающее экологию человека. Суть его в том, чтобы поставить себя на место действующего субъекта и попытаться представить, как бы он действовал в этой ситуации.

Осуществляя постановку "Норд-Оста", я пытался создать позитив. Большинство зрителей говорило, что у них после просмотра спектакля возникает чувство единения, чувство гордости за свою страну, хотя там нет патриотических слов и особого пафоса. Если бы после этих трагических событий возникло единение не на основе ненависти к чеченцам, а на основе любви к разрушенному спектаклю, я бы считал, что получил полную компенсацию и что мы вышли из этой ситуации очищенными и победившими.  

Зинаида ШПЫНОВА, Балашов. Газета "Балашовская правда", № 166, 01.11.2003.