Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что самым крупным скандалом в этом году стало "дело ЮКОСА". И хотя Хабаровский край напрямую битва гигантов не коснулась, определенные тенденции в политике и экономике вслед за возникновением этого скандала появились во всей России. По сути, мы являемся свидетелями революции во взаимоотношениях власти и бизнеса, власти и общества. По крайней мере это утверждает наш сегодняшний собеседник Александр Александрович Аузан, президент Института национального проекта "Общественный договор".

Здесь, в провинции, это утверждение может показаться и преувеличением, однако, по мнению Аузана, налицо сегодня "кризис ожиданий". Что это такое? Ему слово.

- Возглавляемый мною институт является управляющей организацией "Народная ассамблея" - это своеобразная коалиция гражданских организаций. Поэтому сегодня я выступаю именно от имени гражданских организаций.

Понятия у нас разные

Формально у нас нет политического кризиса. Да, сменился глава администрации президента, выбрали новую Думу. Есть некоторые неясности в правительстве. Но открытого политического кризиса нет. Открытого экономического кризиса тоже нет. Правда, биржу шарахает туда-сюда. В наших условиях, когда население не хранит свои сбережения в частных бумагах, как в США, это не страшно.

Тем не менее ощущение кризиса у всех есть. В чем он заключается?

Я утверждаю, что это кризис ожиданий. Ожидания всех основных групп не оправдались. В чем это состоит. Если вы посмотрите, как пресса обсуждает с июля "дело ЮКОСА", то заметите, что речь не идет об юридических аргументах, налоговых деталях и так далее. Это не обсуждается. Дискуссия идет вокруг другого слоя проблем. Какие правила власть диктует бизнесу? Что про это думает общество? Разговор идет о каких-то правилах, но не о законах. Но так уж устроена наша страна.

До этого года крупный бизнес считал, что вопрос о собственности решен. Когда два года тому назад один из сотрудников администрации президента сказал: "Хорошо бы под новые законы о дебюрократизации заодно внести поправку по сокращению срока исковой давности по инвестиционным сделкам до трех лет", мы как-то не придали этому значения. Никто не придал. Ну сказали: "Да, а там разве не три года?". "Там десять". Да, действительно, как-то нехорошо. Но руки дойдут, и поправим.

С другой стороны, вроде были понятны правила участия в политической деятельности. Я не говорю про то, хорошие они или нехорошие. Но они были понятны. У власти есть административный ресурс, у бизнеса есть деньги. Возникли некоторые соглашения. Лично мне они не нравятся. Но стороны их взаимно понимали, что эти партии можно финансировать, а эти партии финансировать нельзя. Бизнес шел на эти правила. Там не было сказано, можно ли финансировать, как финансировать, можно ли финансировать более, чем одну партию, ставятся или нет им условия? Не очень симпатичная система правил. Но страна чувствовала себя более или менее стабильно.

Так в чем кризис? По-моему, главную загадку 2003 года загадал президент Путин. Он ее очень хорошо выразил недавно на съезде РСПП. Он сказал: "Возврата к прошлому не будет", имея в виду гарантии прав собственности, "Но те, кто нарушал закон, ответят". В чем состоит загадка? Практически от всех бизнесменов требуется исправить свои действия, совершенные в 1994, 1997, 1999 годах. Нужно задним числом привести свои действия в соответствие с законом. Потому что все признавали, включая президента, что 90-е годы мы прожили не под знаком закона, что законы не действовали. Но теперь задним числом мы должны их соблюсти. Это серьезная загадка. Мы решили жить под знаком закона. Хорошо. Тех, кто действовал не по закону, немедленно к ответу. А как по-другому утвердить закон, если не привлекать за его несоблюдение? А как, если весомая часть бизнес-элиты так или иначе нарушала этот закон, потому что иначе было нельзя?

Прежние ожидания были основаны не на законах, а на чем-то еще. На чем? У нас существовали некоторые общие соглашения. Из этих соглашений все исходили в своих прогнозах. Скорее, речь идет о таких странных соглашениях. Я бы выделил три. Во-первых, все мы знаем, что в начале 1996 года было соглашение олигархов с кандидатом в президенты Российской Федерации Ельциным Борисом Николаевичем. Мы с вами не знаем, что было в этом соглашении, но оно было. И оно привело к тому, что Ельцин огромными деньгами победил на выборах 1996 года.

Это была очень дорогая победа. Тем не менее, я считаю, что это соглашение было полезным. Нам с вами полезным, а не Ельцину Борису Николаевичу.

Почему полезно, потому что оно, по сути, остановило постоянную войну всех против всех. Бизнес несколько консолидировался. А во-вторых, оно нас спасло от разрушения конституционного строя. Я могу по-разному относиться к Конституции 1993 года. Но жить в стране с конституцией лучше, чем жить в стране без конституции.

Теперь про таинственное соглашение, которое возникло при новом переходе. Видимо, их было два. Первое - по которому Путин стал кандидатом в президенты. Второе соглашение возникло после его победы и после того, как добили экономическую основу оппозиции. Про первое соглашение я знаю не больше, чем вы. Да, семья что-то такое продиктовала. Интереснее второе соглашение, которое называется моделью равноудаленности. Я думаю, что его-то мы и должны винить в том, что произошло. Вроде бы все хорошо. Президент объявил о прекращении войны. Объявил об условиях мира. О том, что бизнес не вмешивается в политику. А государство не мешает вести бизнес. Объявил о равноудаленности олигархов. Но что значит - не вмешиваться в политику? Невмешательство в их вертикаль? Как невмешательство в их вертикаль? Ведь в вертикаль, наверное, входит власть субъектов Федерации, да и на местах тоже власть имеется - бизнес активно ее финансирует. Он имеет с ней дела. Бизнес не только национальный, федеральный, он и местного уровня. Эта вертикаль уже раскуплена по кусочкам. Может быть, чего-то не надо делать с политическими партиями? Чего? А кто финансирует избирательные кампании? Казна будет финансировать избирательные кампании? Возвращаюсь к вопросу: если одну партию из списка можно финансировать, то две можно? А три? Или это покушение на государственный переворот? Непонятно. Это не оговорено. Потому что не было переговоров. Была продиктована воля к заключению мира, во всяком случае, перемирия. А если глобализация? А если приходит транснациональный капитал? Я допускаю, что ничего хорошего нет в том, что одновременно "Бритиш Петролеум" покупает ТНК, а кто-нибудь покупает здоровый пакет в "ЮКОСЕ", "Сибнефти". Я вполне допускаю, что это плохо для страны. Может быть. Извините, это даже не обсуждалось. Об этом не то чтобы не договаривались, это даже не брали в расчет. Этого нет в конвенции.

Я общался с людьми из разных групп. Одни говорят: "А они нарушили соглашение". Я спрашиваю: "В чем они нарушили соглашение?". Все начинают перечислять. Я говорю: "А почему вы решили, что соглашение было об этом?". Кроме ссылки на то, что президент, встречаясь с бюро РСПП, сказал три фразы, больше ничего.

Конечно, очень плохо жить в стране, где нет общих представлений о том, что можно, что нельзя, что хорошо, что плохо. Законы таких представлений в нашей стране не дают. Поэтому мы находимся в трудной ситуации. Что пытались делать гражданские организации? Нам кажется, что это наша работа - искать выходы к развилке между граждан-ским миром и гражданской войной. Сейчас мы находимся в ситуации, когда перемирия нет. Перемирие прекращено. Поэтому в любой момент могут начаться самые разнообразные действия разных сил против разных сил. Нет некоторой рамки, которая сдерживала бы агрессию.

Некоторые представители большого бизнеса говорили: "У нас есть довольно крупные социальные программы". А я говорил: "Я-то об этом знаю. Скажите, а страна об этом знает?". Хотя я считаю, что бизнес начал эти программы правильно, рационально. Потому что большой бизнес осознал, что есть проблемы, например, у своих же городов. Это же промышленный капитал. А значит, есть проблема социалки, детских садов, муниципальных бюджетов. Поэтому бизнес должен прийти к тому, что чемоданами заносить мэрам и губернаторам деньги - это не самый эффективный способ решения проблем региона и территории. Нужно было искать новую социальную политику. Это значит, что нужно было как-то с местными сообществами работать.

Бизнес начал эти социальные действия не из любви, а из расчета. Это правильно. Есть старый советский анекдот. Может ли брак по расчету быть счастливым? Может, если расчет правильный.

Война или мир

И тут встает вопрос: а каким образом вывести социальные программы бизнеса на качественно новый уровень? Показать обществу значимость частного сектора. Ведь иначе всплывет на повестке дня лозунг: все забрать и заново поделить. Того, что сегодня проводит капитал в стране, явно не достаточно. И дело тут не в объемах вложений, а в их эффективности.

Как считает Марина Либоракина, исполнительный директор фонда "Институт экономики города", нынешняя система работы бизнеса в социальной сфере, как правило, неэффективна.

Например, в Архангельской области есть компания "Ал Роса", которая передала в качестве безвозмездной финансовой помощи в бюджет 225 миллионов рублей. Из них 30, как предполагается, пойдут на погашение задолженности по детским пособиям. 75 миллионов - на строительство больниц и школ. Еще 70 - на финансирование программы по модернизации теплоснабжения. Цели достаточно общественно полезные.

- Я хочу сказать, что эта ситуация вызвала очень большую обеспокоенность в деловом сообществе, - рассказала Марина Либоракина. - Почему? Дело в том, что на вопрос "почему "Ал Роса" заплатила 225 миллионов рублей в бюджет?", ответ очень простой. Потому что иначе у них были бы большие проблемы со строительством ГОКа в области. Более того, губернатор области Анатолий Ефремов прямо заявил: "Я всем, кто бы к нам ни пришел, говорю, что работать вы будете по российским законам и по нашим правилам. Любое предприятие, которое пришло в область, должно нести социальную нагрузку. А если оно не захочет, то я не подпишу соглашение о сотрудничестве. Отношение к этой компании будет соответствующее". Журналист из "Эксперта", который брал интервью у господина Ефремова, спросил: "А если кто-то вас не послушает?". На что губернатор ответил: "Пусть только попробуют. У нас одних проверяющих комиссий около 50".

Вообще говоря, это никакая не социальная акция. Это не благотворительная программа. Это просто дополнительные деньги, дополнительный налог, разрешение на вход в область. Это крупный, дорогого стоящий административный барьер, который, по большому счету, должен менять все расчеты инвестиционной привлекательности разработки данного месторождения. Конечно, деловое сообщество очень обеспокоено открытостью шантажа такого рода, потому что добровольно-принудительная благотворительность - это не новость для нашей страны (для Хабаровского края в том числе). Но чтобы вот так откровенно!..

Теперь еще одна причина, почему обеспокоено деловое сообщество. Обратите внимание, что часть этих денег пошла на компенсацию долгов по детским пособиям. Честно говоря, у нас осталось не много регионов, у которых бедственное положение с детскими пособиями. Мероприятия по оздоровлению в этой области проводились достаточно активно. Честно говоря, те, кто прилагал серьезные усилия, все свои долги ликвидировали. Таким образом, средства бизнеса у нас могут послужить своеобразной компенсацией неэффективности работы, эдакий дополнительный приз за неэффективность работы региональных властей.

Так какой эффект имеет такая "благотворительная акция"?

Есть на просторах нашей необъятной и другие примеры, более прогрессивные. Не будем называть компанию, которая являлась их инициатором. За последнее время о ней и так много сказано.

Суть предложенной ими схемы в следующем. В городах, где находятся предприятия компании, объявляется конкурс социальных проектов. Проекты должны быть направлены на социальное улучшение этой территории, где проводится конкурс. Как правило, компания взаимодействует с местными администрациями. Местная администрация собирает эти проекты. Выносит свои заключения, что из предложенного было бы полезно на взгляд местной администрации для данного региона. Потом компания эти проекты забирает и выбирает тот, который рекомендует администрация и который компания считает приемлемым. Потом происходит финансирование этого проекта.

Это бывают совершенно разные проекты. Один из последних заключался в следующем. Есть проблема: множество молодых людей-инвалидов находятся дома, не могут выйти и устроиться на работу, не могут получить нормальную профессию, специальность. Были куплены компьютеры, оплачена работа преподавателей, которые смогли обучить людей дома. Ребята осваивали профессию программистов и другие профессии в рамках этой программы. Эффект превзошел все ожидания.

Кроме того, конкурсное распределение средств для многих муниципальных образований оказался диковинкой. А благодаря тому, что периодически нефтяники ставили перед властями задачу частичного поиска финансирования для этих проектов, то эффективность таких социальных инициатив выросла на порядок. Чем не механизм?

Тем не менее сегодня бизнес и власть, разделяемые конфликтами и взаимными обвинениями, оказались в ситуации, когда надо искать выход либо воевать. Первый вариант, безусловно, предпочтительнее. Но и сложнее. Ведь до последнего времени третий игрок - общество, - все время оказывался в стороне от происходящего. Выборы в Государственную думу еще раз показали, что население не видит значимых социальных инициатив, которые бы оправдали вакханалию приватизации. Люди не увидели, чем новые экономические порядки лучше. Поэтому перед бизнесом стоит серьезная задача - показать свою значимость перед обществом и властью. Не "военными методами". Есть другой способ - с помощью строительства реального гражданского общества, где все три силы являются равноправными игроками. Где именно общество выступает своеобразным арбитром в конфликтах между властью и бизнесом. По силам ли бизнес-сообществу помочь в становлении гражданских институтов, станет ясно уже через год-два.  

Евгений ПЕРЕСЫПКИН (псевдоним - Александр ПИМИН), Хабаровск. "Приамурские ведомости" № 242 (3118) (http://www.pv.khv.ru/archive/03/12/23/a13.htm), 23.12.2003.