Директор независимого института социальной политики Татьяна Малева о закономерностях и неожиданностях
Пик своей остроты эта тема прошла в начале 90-х годов. Тогда российская экономика впервые столкнулась с таким хорошо известным теоретически и плохо известным практически феноменом, как российская безработица. С тех пор занятость населения стала разменной картой политиков: об этом можно было эффектно говорить, но ничего не делать- потому как политического взрыва на рынке труда, несмотря на масштабы безработицы, не произошло. Итак, плановая занятость сменилась рыночными условиями, но наш рынок труда развивается по своим законам - считает директор независимого института социальной политики Татьяна Малева. По каким - своими соображениями она делилась с журналистами на заседаниях клуба региональной журналистики "Из первых уст".
- В начале экономических реформ звучали катастрофические прогнозы: нам прочили масштабную - 20%-30% - безработицу, предрекали неминуемый социальный взрыв, причем эксперты российские и международные как бы соревновались, кто напишет более драматичный сценарий. Прогнозы не сбылись. Аналитики долго недоумевали, ссылаясь на мировые закономерности: при двукратном сокращении валового промышленного продукта мы должны были получить гораздо большую безработицу и поиметь более негативные социальные последствия. Но теперь стало ясно, что Россия - как всегда - просто пошла по другому пути.
Если мы будем сравнивать себя со странами Восточной Европы (Чехия, Польша, Венгрия), где сложилась ситуация, сходная с ситуацией в России, то найдём мало схожих черт. Причина - появление так называемых нестандартных реакций, нестандартных форм адаптации российского рынка труда к тем вызовам, которые бросили экономические реформы. Ни один из действующих субъектов на рынке труда не пошёл на резкие движения: ни государство, ни работодатель, ни работник. Почему?
Государство побоялось негативных социальных последствий от масштабной безработицы, несмотря на то, что к этому моменту был готов закон о занятости, создана сеть государственных и региональных служб занятости. Работодатель был дезориентирован - он никак не ожидал такого резкого и долгого падения промышленного производства. Он верил, что экономический спад вот-вот кончится, он снова будет нуждаться в рабочей силе. И предпочёл пойти на неполную занятость, вынужденные административные отпуска. Затем появилась задолженность по заработной плате - вот это всё формы нестандартного, неадаптированного поведения российского работодателя. Но самое главное - искусственно высокая занятость поддерживалась за счёт низкой заработной платы.
- Специалисты называют и другие важные факторы, влияющие на поведение рынка труда убыль населения и миграционное движение…
- Да, с демографической ситуацией не считаться нельзя. Что касается рождаемости, то она никогда не была такой низкой. Что касается смертности, то среди мужчин трудоспособного возраста (от 40 до 60 лет) наблюдается сверхсмертность. У этой проблемы есть экономическая цена - страна теряет опытных работников, восприимчивых к инновациям. Плюс, население стареет, и это увеличивает иждивенческую нагрузку на работающих. Собственно говоря, это и есть главный социальный вызов ХХI века. Причём, не только России, но и большинству развитых стран.
- Так в чем же конкретно проявилась наша уникальность?
- Российский рынок труда принял очень причудливую конфигурацию. Вместо двух полюсов у него оказалось четыре: между традиционными "занятостью" и "безработицей" образовалось ещё два сегмента - "скрытая безработица" и "неформальная занятость". Эти "полуформы" были известны только теоретически, российская же экономика продемонстрировала их в полном объёме. Более того, они стали играть на рынке труда не подчинённую, а основную роль.
Люди теряли работу и не регистрировались на бирже труда. Это означало, что они использовали методы поиска работы, альтернативные государственным службам занятости. Поэтому и родились такие мифы, как "у безработицы женское лицо": статистика утверждает, что мужчины и женщины теряли работу одинаково, просто женщины чаще признавали себя безработными. Этот миф активно эксплуатировался на протяжении нескольких лет, с ним связан целый ряд ошибок в политике занятости (например, разрабатывались программы возвращения на рынок труда именно женщин). На самом деле люди работали, но официально не трудоустраивались или же числились в одном месте, получали деньги в другом.
Этот разрыв сохраняется до сих пор. Общая безработица по состоянию на конец лета составляла 5,5 млн. человек (7,6% от экономически активного населения), а официальный уровень показывал всего 1,5 млн. человек (не более 2%).
- Он представляет какую-то опасность?
- Цена, которую мы заплатили за низкую безработицу и отсутствие социальных взрывов, очень высока - это низкая заработная плата и низкий уровень жизни. Исправить это быстро нельзя. Мы боялись того, что на улицы выйдут миллионы безработных. Этого удалось избежать. Но значит ли это, что безработицы нет? Нет, безработица есть. Только она другая, она неоткрытая, а структурная. А структурная безработица гораздо более опасная и разрушительная. Это явление, которое мешает нормальному экономическому росту.
Что имеется ввиду под словом структурная? Это несоответствие спроса и предложения рабочих мест в той структуре, в которой возникают потребности на рынке труда. Я могу привести очень "выпуклый пример". Год назад мы делали большой проект в Ивановской области. Этот регион долго был в числе лидеров, возглавляющих список неблагополучных регионов по уровню безработицы. Текстильная промышленность и машиностроение находились в кризисном состоянии. И вот начался экономический рост, текстильная промышленность привлекла зарубежные инвестиции. Один из наших проектов был связан с тем, что западногерманская фирма была готова вкладывать средства, но ивановские работодатели столкнулись с интересным феноменом - дефицитом рабочей силы. В итоге тормозом для привлечения инвестиций стала невозможность найти работников нужной квалификаций, навыков и так далее. Эта проблема существует именно на текстильных предприятиях.
Опасность в том, что структурная безработица - долгоиграющий фактор, который будет определять положение на рынке труда в ближайшее десятилетие. С этой проблемой связана, прежде всего, проблема реформы и образования. А проблема заключается в следующем: мы отождествляем высокообразованное население с высокопроизводительной рабочей силой, а это принципиально разные вещи. Вот мы сейчас и демонстрируем относительно высокий образовательный уровень населения и невысокое качество рабочей силы. Это тоже имеет прямое отношение к структурной безработице. Но, с другой стороны, это вызов системе образования, системе образования, которая хоть должна реагировать на подобные вызовы.
- И она реагирует?
- Если иметь в виду ситуацию, когда рынок труда предъявляет какой-то спрос на рабочие места определенной специальности, определённой квалификации, определённых навыков и система образования должна мгновенно на это перестроиться, то ни одна система в мире не реагирует на это быстро. С другой стороны, российская система проявляет сверхконсервативность. Авиационная промышленность в России умирает так быстро, что, можно сказать, она прекращает своё существование. Но у нас до сих пор пять авиационных институтов, более того, они теперь гордо назвались университетами. Объём выпуска - по несколько тысяч человек в год. Кто больше всех пострадал от кризиса 1998 года? Банкиры, финансисты, бухгалтера. Но российские вузы по-прежнему упорно производят эти специальности, хотя уже совершенно ясно, что существует огромный дефицит, например, инженерных специальностей.
- Так какой должна быть политика занятости?
- Есть два вида мер: пассивные - материальная поддержка лиц, которые остались без работы, и активные - возвращающие работников, потерявших работу, на рынок труда. С середины 1990-х годов все средства Фонда занятости у нас расходовались на реализацию пассивной политики, активные программы практически не финансировались. Между тем, нет оснований утверждать, эффективны или неэффективны активные меры, потому что мы до конца не можем ответить на вопрос: эти люди нашли эту работу благодаря этим программам, благодаря обучению, благодаря профориентации, благодаря каким-то другим видам трудоустройства или же они нашли работу по каким-либо другим причинам или сами? Наверняка известно другое - успех поиска работы во многом зависит от того, сколько каналов поиска работы использует человек.
Нет смысла охватывать программами и обучением абсолютно всех. Поэтому я бы прокомментировала ситуацию на рынке труда в следующих терминах: государственная политика не должна ориентироваться на всё трудоспособное население, она должна выбрать свои сегменты, где может и должна принести пользу. Она должна ориентироваться на относительно слабые группы населения, у которых есть риск потерять работу, и низкий шанс найти работу самостоятельно, т.е. быть адресной.
- Как, по вашему мнению, Трудовой кодекс, который существует сейчас, влияет на решение проблем занятости?
- Абсолютно никак. При его принятии шла борьба между профсоюзами, работодателями и так далее. Но никаких изменений с точки зрения трудовых отношений он не принес. Такие вещи принимаются не раз в год, и не раз в пять лет - они принимаются на поколения, формируют производственно-трудовую культуру. Этот Трудовой кодекс должен был бы писаться, исходя из реалий первых сорока лет ХХI века. А он написан на потребу 2000 года, чтобы только избавиться от глупостей предыдущего кодекса. 
Елена МАШКЕВИЧ (псевдоним - НОВГОРОДОВА), Иваново. "Частник", 10.12.2003.

|