Виктору Шендеровичу понравились кузбасские конфеты, и он готов приехать в Анжеро-Судженск побеседовать с народом о пользе демократии.

На недавнем семинаре Клуба региональной журналистики "Из первых уст" Виктор Анатольевич Шендерович, которого пригласили для встречи с прессой, не стал, как это принято, начинать с доклада. Автор популярнейших еще недавно телепрограмм "Куклы", "Итого..." и "Бесплатного сыра" с удовольствием отведал под кофе привезенные кемеровскими журналистами конфетки "Кузбасские", а потом сразу принялся отвечать на вопросы.

- Каковы Ваши ближайшие планы? Чувствуете ли творческий подъем?

- Работы на телевидении я, как вы знаете, недавно лишился, моего лица на экранах сейчас нет. Это не мой выбор. Все телевизионные начальники загадочно указывают пальцем наверх: мол, "есть мнение". У меня еще несколько ТВ-проектов, но там я буду существовать за кадром. В ряде случаев мне говорят, что не только лица, но и фамилии моей в программах не нужно. Пусть так. Мне даже приятнее. Попытаюсь существовать как частное лицо.

Никакого подъема нет, чувствую "творческий спуск". Как после землетрясения, внутри меня еще оседает пыль. Нужно прийти в себя, понять, как жить дальше. Восемь с половиной лет я непрерывно работал на телевидении, это деформировало психику. Безнаказанно такое не проходит. Перед вами "инвалид". Я в этот период даже не читал книжек, только смотрел ТВ и читал газеты. Теперь стал читать литературу. Правда, в основном перечитываю русскую классику, нового почти не читаю. Это не значит, что ничего интересного не появляется, просто я уже "перенасыщенный раствор".

Сейчас начал работать в газете у Рафа Шакирова, на радио "Свобода", радио "Эхо Москвы". Больше нигде не берут, список исчерпан. Я как "черная метка" - все боятся. Как-то предложили: сделайте у нас что-нибудь, только чтобы не отняли лицензию. Написал две пьесы, есть идея книги. Мне нравится марать бумагу, может быть, к этому и вернусь. Книжка, предположительно, будет состоять из мемуаристики. Жизнь богаче выдумок. Пытаюсь собрать в книжку услышанные истории. В некоторые из них трудно поверить, но они - чистая правда. (Тут В.Ш. рассказал смешную историю про то, как петербургский губернатор Яковлев "беседовал с ангелом". Ангел сказал: "Володя, не ходи на третий срок"...)

- Не жалко ли "Кукол", с которыми Вас прочно связывают?

- Жалко. Обидно, когда твой сын, попав в другую семью, становится дебилом. С 14 апреля 2001 года я к "Куклам" отношения не имею. Права на программу принадлежат не мне. Владелец вправе делать то, что ему выгодно. Прежде было выгодно зарабатывать на критике власти, теперь - на вылизывании власти. Он это и делает.

Если сравнить наш опыт с зарубежным, то ведь Тэтчер и Миттерана пресса буквально с кашей ела, пока они были у власти. Миттеран в тамошних "Куклах" был лягушкой. Их критиковали не как людей, а как функцию власти. Чуть только они стали частными лицами - как отрезало! Частных лиц обижать нельзя. Чем вольнее позволяется прессе обходиться с лидерами у власти, тем спокойней и уважительней она к ним относится после отставки. Я при встрече говорил Путину, что власть за "Куклы" нам должна доплачивать. Но наша власть этого не понимает.

- В кого у Вас острословие - в папу или в маму?

- Папа у меня был фельетонистом. Писал под фамилией Семенов, был даже лауреатом премии журнала "Крокодил". Думаю, страсть писать - в папу. Кроме того, мне родители в детстве подкладывали хорошие книжки. Я читал и - с детства - пытался понять, как это сделано, что получилось смешно? Смех - великая сила, он уничтожает репутации. Быть может, это последнее оружие демократии. Анекдоты были даже в сталинские времена. Вода всегда дырочку найдет. Юмор иногда делает петли, но все равно выходит из-под земли в неожиданном месте.

- Ощущаете ли Вы себя "национальным достоянием", как иногда Вас именует пресса?

- Понимаю, что моя судьба теперь - не только мое личное дело. Я стал неким "знаком" для общества. Когда половина моих друзей уехала из страны, я не поддался этому потоку. Сейчас мне уже нельзя этого сделать - это будет "знак". Я понимаю ответственность за то, что говорю и делаю, хотя это дополнительная нагрузка.

- Какого Вы мнения о тех, кто сейчас у власти в России, и о ситуации в стране?

- Те, кто наверху, - они простые люди, без рефлексий. Те, кто склонен рефлексировать, отпадают на нижних ступенях власти, наверх не попадают. В конце 80-х и начале 90-х годов они стеснялись нарушать общественные нормы, но теперь мы их опять от этого отучили. Они нас боятся, когда мы - народ, гражданское общество, но не боятся, когда мы - электорат. В последний раз мы были "народом" в августе 1991-го.

Мне 45; у моего поколения были некоторые символы - Лихачев, Астафьев, - как знаки достоинства, интеллигентности. Прежде многих властителей нравственно сдерживало просто присутствие в обществе таких личностей. Не зря же Борис Николаевич ездил в Овсянку к Астафьеву... Теперь этих людей нет, нравственных авторитетов осталось мало - и, как сказал поэт, "всё разрешено". Думаю, необходимо появление "нравственного тяжеловеса", иначе в обществе пропадает иммунитет.

Что касается ситуации... Историк Натан Эйдельман подсчитал, что в России "свободы" длятся по 10-15 лет, а потом приходит диктатура, лет на пятьдесят. Мне кажется, сейчас наступают "холодные времена". Наша апатия - это для властителей счастье. Они уйдут назад, докуда позволит им общество. Людям нужно объяснять, что чем больше будет в обществе демократии, тем будет лучше жизнь. Причем, объяснять конкретно - больше будет выбор продуктов, больше машин, больше возможностей. Это длинная шестеренчатая передача, но в конечном счете это так. А там, где демократии меньше, то колбасы, почему-то, тоже меньше. А где совсем нет демократии, там исчезают люди, а не то, что колбаса. А если не связывать демократию с количеством и выбором сыра и колбасы, то простым людям все эти "демократии" и "свободы слова" кажутся далекими играми. Вот они и голосуют, к примеру, за Лукашенко. (Тут В.Ш. рассказал, как он ездил в Белоруссию, "на родину предков", и что там видел.)

- Как объяснять про выбор колбасы и возможность ездить за границу тем, кому негде работать и не на что детей кормить? К примеру, жителям депрессивного Анжеро-Судженска. У Вас позиция столичного человека в белых штанах, для которого нынче действительно стало больше возможностей...

- Ну, штаны у меня не белые... А общеизвестная практика многих стран показывает: чем больше демократии, тем больше сортов колбасы и тем больше возможностей ее купить. Как объяснять это - не знаю. Как-то нужно объяснять и Анжеро-Судженску... (Тут я спросил В.Ш.: не хотел бы он приехать в Анжеро-Судженск, чтобы лично побеседовать с горожанами про демократию и колбасу? - "Почему бы нет? Приглашайте, приеду...")

- Как Вы относитесь к нынешним юмору и сатире на телевидении?

- С экранов пускают "веселящий газ" (все эти "смехопанорамы", "аншлаги") - и страна веселится. Пусть вокруг хоть казни и коррупция. Это очень показательно: над чем страна смеется. Снижение "уровня смеха" - тревожный симптом. Но рейтинг у этих передач высокий, без обмана.

Среди детей у "Чупа-Чупс" очень высокий рейтинг, а у гречневой каши с молоком - никакого. Но мы ограничиваем детей в сладостях и добиваемся, чтобы они ели то, что нужно организму. А у наркотиков какой будет рейтинг? А если вместо "Спокойной ночи, малыши" порнушку пускать? Все сбегутся, не только дети... В том и роль государственного телевидения, что ему не следует так уж ориентироваться на рейтинги. Задача - нести обществу то, что нужно. А на других каналах - делайте, что хотите.

- Чего в сатире должно быть больше: гражданской позиции или шутовства?

- Как сказал Фазиль Искандер, "сатира - это оскорбленная любовь". Несоответствие реальности и идеала. Со смехом таблетка критики лучше растворяется и усваивается людьми. Если без смеха - это будет просто нравоучение, оно может и не усвоиться. Но, конечно, возникает вопрос выбора интонации. После взрывов домов и захвата заложников у иронии должна быть особая, иная интонация. У смеха ведь большой диапазон - от мягкого юмора Джерома Джерома до острых памфлетов Джонатана Свифта. Джером в критические и трагические моменты, как говорится, "не катит". Нахождение интонации - самый сложный вопрос. Мы пытались именно это и делать.

Сатира - по определению - не может быть беззубой. Сейчас очевиден уход в юмор людей, которые позиционировали себя как сатирики. Мы ушли (или нас "ушли"), но ведь и никто новый не выскакивает. Это печальный знак. Это как прыщик на теле, который сам по себе не опасен, но свидетельствует о нарушении обмена веществ в организме.

- Есть ли у Вас кумиры?

- Есть те, на кого я равняюсь, с кем соотношу или соотносил свои поступки. К примеру, Зиновий Гердт. Это по человеческим качествам - золото 999-й пробы! Григорий Горин, мой учитель. Он сам себя назначил моим "ребе". Сам мне звонил, вмешивался, если я допускал неточность. Я понимал и принимал тот факт, что Горин лучше знает, что я должен делать. В какой-то мере - Александр Моисеевич Володин, Хотя я застал его в поздние, закатные годы. "Пять вечеров", "Фабричная девчонка"... - написать то, что он написал в 50-е годы, это нравственный подвиг. Вадим Жук, Игорь Иртеньев - это мои старшие товарищи, которые мне делают замечания по праву старшинства. И я это принимаю.

- Ельцин ездил к Виктору Астафьеву. А к кому пойти Путину? Кто он, этот "гуру"?

- Ну, Путин "принял" Михалкова... Некоторая деградация наблюдается, снижение планки... А вообще-то не стоит село без праведника. В каждом городе есть люди, о которых можно "поточить" свои мысли, как об оселок. Но называть фамилии не стану. Это абсолютно индивидуальная вещь. У каждого свой фейс-контроль...

- Что Вы считаете Вашей "лучшей" фразой?

- Есть несколько вещей, которыми я доволен. Хотя оценки - не дело автора. Бывают секундные везения, когда пишешь лучше, чем можешь, когда ситуация на бумаге развивается помимо автора... (Тут В.Ш. зачитал свою известную миниатюру про Павлюка, который хотел повеситься. Журналисты дружно аплодировали.)

На снимке: таков Виктор Шендерович без своей знаменитой бороды; сбрил, понимаете ли...  

Александр СОРОКИН, Кемерово. Газета "Край", г. Кемерово, № 34 (67), 22.08.2003.