Представлять моего собеседника и просто, и сложно. Биография Александра Николаевича Яковлева вместила в себя все преобразования новейшей истории нашей страны.

Родился в Ярославской губернии в 1923 г. в крестьянской семье, до сих пор окает. Во время войны служил в морской пехоте, получил четыре пули (три - в ногу, одну - в грудь) и три ордена. Русский. Окончил Ярославский пединститут, работал учителем, журналистом. Окончил аспирантуру Академии общественных наук и Колумбийского университета (США). В 1960-1973 гг. работал в отделе пропаганды ЦК КПСС. Потом за статью "Против антисемитизма" в "Литературной газете" на 11 лет был "сослан" в Канаду послом СССР. Обратно его вернул Михаил Горбачев. В 1991 г. - советник Президента СССР, тогда же исключен из КПСС. В 1993-1995 гг. - руководитель Федеральной службы России по телевидению и радиовещанию, председатель Гостелерадиокомпании "Останкино". Доктор исторических наук, академик РАН, академик Европейской Академии наук, президент Международного фонда "Демократия", Международного фонда милосердия и здоровья. Председатель комиссии при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий.

- Первым задам вопрос, который меня самого давно интересует. Что послужило толчком, что вы начали проповедовать либеральные идеи? Ведь ваша партийная карьера могла создать все условия для личного благоденствия.

- Это не первый, а 5001-й вопрос у меня. Не знаю! И самому интересно. Еще в войну у меня появились сомнения. Я работал журналистом. Во время голода в Ярославской области ездил по колхозам, когда лозунги "Спасибо, товарищ Сталин, за наше счастливое детство!" висели на детских домах, где умирали детишки. После фронта мне казалось это диким. Нам обещали: скоро наступит светлое завтра - а сегодня детишки от голода умирают. Шаг за шагом что-то надламывалось в душе. Вдруг поймал себя: что это я возмущаюсь против практики, она же зиждется, как нам говорили и как я сам говорил без конца, на прочной основе марксизма-ленинизма. Начал искать и обнаружил, что никаких взглядов у меня не было, как и у всей номенклатуры того времени. Были какие-то рутинно складывающиеся слова - демагогия.

- На концерте Пола Маккартни на Красной площади толпа дружно пела вместе с Президентом: "Back in USSR!". У вас нет такого ощущения, что страна очень хочет вернуться к советским временам?

- Мы как были советскими, так ими и остались. Носители советской идеи до сих пор сидят в нашем чиновничестве. До сих пор рабская психология присутствует в нашей жизни. Посмотрите, как быстро мы сдаемся на любой щелчок власти! Только пальчиком чуть-чуть погрозили, и мы уже соответствуем. Чем отличаются Думы от Верховных Советов? Только криком, галдежом и демагогией. Раньше массовая демагогия шла сверху, советская система строилась на демагогии наравне с насилием. Сейчас это спущено вниз - в местные органы власти, но суть осталась. А если добавить, что все предельно продажно!.. В стране еще нет рыночной экономики, но в законодательных органах и в системе управления рыночный механизм достиг совершеннейших высот и работает безотказно. Я бы не о советизации общества говорил, а о кэгэбизации, которая достигла достаточно высоких степеней.

- По-моему, люди только приветствуют укрепление роли силовых структур, некоторые даже скучают по железному кулаку.

- Коренная ошибка, что не было суда над большевизмом. Мы не провели дебольшевизацию общества. Отсюда все метастазы сталинизма. Мы не осудили большевизм как явление, как проявление фашизма плюс, кроме всего прочего, замешенного на азиатском деспотизме да еще на тысячелетней психологии крепостничества. Борис Ельцин не сумел довести до конца запрет коммунистической партии. Потом стали организовываться родственные партии, за это взялся КГБ. Например, так создавалась либерально-демократическая партия, я присутствовал при этом на политбюро и знаю не по слухам. Мы сидели всем политбюро, обедали, и Владимир Крючков (председатель КГБ СССР - Прим. авт.) между вторым и третьим докладывал Горбачеву, что создана такая партия. Потом Филипп Бобков, бывший зампредседателя КГБ, все подробно рассказал, в том числе и о решении КПРФ передать 10 млн. рублей для организации ЛДПР. Я напечатал все это в журнале "Диалог" и ожидал, что при первой же встрече Жириновский начнет на меня орать. А он подошел и говорит: "Вы все правильно написали. Но ведь эти суки деньги так и не отдали!". Я обалдел...

- Говоря о суде над большевизмом, каким вы себе представляли будущее и кого видели на местах тех, кто сейчас в высших советах партий, в Правительстве?

- (Вздыхает)... Я часто не был рациональным человеком, за что себя, конечно, ругаю. Был романтиком. Мне казалось, стоит измученному русскому народу сказать: "Свобода!" - и будут пить недели две от радости, потом еще столько же опохмеляться. А ведь ничего не произошло... Меня это поразило. Наша "милая" номенклатура оказалась очень упертой. Да если они хотя бы знали марксизм! Читали что-то на эту тему только те, которые до революции сидели в тюрьме, там делать-то нечего. А потом уже никто из секретарей обкомов не знал даже, что такое марксизм-ленинизм. Это и сейчас трудно объяснить. Большевизм - понятно - практика действий. А это что? Это НИЧТО! И в это НИЧТО мы верили. В химеру верить легче, чем во что-то реальное.

- Есть мнение, что СССР развалился, когда народ узнал правду об Афгане. На ваш взгляд, какие последствия будут, когда мы узнаем правду о Чечне?

- Я был настойчивым противником афганской войны и членом комиссии политбюро по выводу войск из Афганистана. Особенно возражали против вывода КГБ и Министерство обороны, в частности Валентин Варенников, который сейчас в блоке "Родина". Вначале я считал, что Чечня - это преступление. После дагестанской авантюры война там обрела характер мародерский - с той и с другой стороны. Недавно у меня была беседа с Борисом Николаевичем. Он меня спрашивает: "Вы действительно считаете, что была альтернатива?". Я говорю: "Да! Разве вы не читали мою записку через месяц после начала войны?". Оказывается, ему ее не дали. И наши военные, и спонсоры с той стороны не хотели заканчивать войну. А я знал Джохара Дудаева и считаю, с ним можно было договориться. Он просил тогда автономных привилегий даже меньше, чем Татария. Надо было идти на уступки. Сейчас готовы и больше отдать, но уже никому это не интересно. Чеченская война таит много тайн, мне уже не повезет, а вы, молодые, наверное, еще их узнаете.

- Как вы познакомились с Дудаевым?

- Помните провокацию в Вильнюсе? Я тогда пришел к Михаилу Сергеевичу, спрашиваю: "Что происходит?". Он говорит: "Что-то литовцы там, толпа какая-то...". "А откуда капитан КГБ из Москвы, почему он в толпе да еще убитым оказался? И откуда танк?! Танки-то у нас только у Министерства обороны?". Он при мне позвонил Дмитрию Язову (министр обороны СССР - Прим. авт.). Но вроде как с Язовым не согласовывали, все было организовано КГБ в сговоре с военными Прибалтийского округа, которые очень не хотели оттуда уходить. Дальше - Рига, все еще безобразнее. Вдруг звонит премьер Эстонии Эдгар Сависаар: "Александр Николаевич, срочно лечу к вам, в Таллинне готовится рижский вариант". Прилетает и просит меня позвонить Дудаеву (в то время генерал-майор авиации Джохар Дудаев являлся начальником военного гарнизона в городе Тарту - Прим. авт.). "Военные просят 100 квартир, - говорит Сависаар. - Я им дам". Звоню по спецлинии Дудаеву (даже по телефону было слышно, что он стоял по стойке смирно, когда разговаривал): "Вы обязаны выполнять устные приказы?". Он подумал немного и отвечает: "Я вас понял". Я ему: "Сейчас от меня к вам вылетит премьер Эстонии, у него для вас хорошие новости". Правда, Сависаар потом все же дал не 100, а 80 квартир, но все-таки удалось сдержать войска в казармах, и ничего не произошло.

- Страшнее было в 1991 году, когда во время путча общество встало на защиту демократии, или теперь, когда никаких баррикад вроде нет, а постепенно гаечки закручиваются?

- Понимаете, тут есть одна ошибка. Наша история пронизана мифами. Мы считаем, что была какая-то демократия. Ее не было! Вы говорите "общество", так это Москва. На местах-то тишь! Мне бы не хотелось в этой ситуации на кого-то кивать, скорее уж на себя. Когда я пришел в ЦК КПСС в 1986 году, мы не сумели сразу дать теоретической базы нового общественного устройства, обманывали, что это усовершенствование, успокаивали номенклатуру. Помню, думал, как обмануть политбюро, чтобы выпустить на экраны 26 фильмов, ранее запрещенных как антисоветские. И я докладывал: "Ничего антисоветского в них нет, просто очень слабые фильмы". Разрешили. Несколько фильмов действительно были так себе, но большинство-то очень сильные. Вот "Покаяние" (обладатель Гран-при Каннского фестиваля 1987 года - Прим. авт.). Звонит мне Эдуард Шеварднадзе и говорит, что ему, грузину, неудобно заступаться за этот фильм и он пришлет ко мне режиссера Тенгиза Абуладзе, чтобы я с ним поговорил. Абуладзе на меня смотрел как на чиновника, не верил мне. До этого мы дома всей семьей посмотрели "Покаяние", действительно, очень сильная картина. Но что делать, все политбюро против. Правда, Михаил Сергеевич не высказывал свою точку зрения. На политбюро я сказал, что из-за спорности картины сделаем 200-300 копий и покажем в крупных городах, посмотрим на реакцию. С председателем комитета кинематографии мы договорились выпустить, конечно, не 300 штук, а на полную катушку, только начали показ с городов. И пошли телеграммы из Свердловска, Киева, из марксистски подготовленных городов, что фильм - клевета! Но в политбюро подготовились к этой реакции, и когда пошли подобные отклики со всей страны, никто не обратил внимания. Потом Абуладзе пришел ко мне, мы чайку попили, он благодарил, мы подружились.

- Сейчас у руководителей вошло в моду со свечкой в храме стоять...

- Искренне противно смотреть на этих людей, особенно на Зюганова. Он без конца писал мне записки об усилении антирелигиозной борьбы, на всех собраниях выступал, требовал принятия мер. Он у меня в отделе работал завсектором. Однажды хотел его уволить за верхоглядство, никчемный человек, слабее, чем Жириновский. Ну, так что?! Пришли ко мне девушки, с которыми у него были хорошие отношения. И начали говорить, что нельзя уволить капитана волейбольной команды. А он был капитаном, в ЦК волейбол считался хорошим досугом, и наш отдел занимал второе или третье место. Так Зюганов и остался. Когда встал вопрос о секретаре по идеологии КПРФ, я предложил шесть человек, заранее зная, что они откажутся, и вдруг всплыла кандидатура Зюганова. О! Думаю, ну он-то быстро развалит партию. Однако история так распорядилась, что Зюганов там стал первым.

- Какое у вас отношение к религии?

- Помню, как за два ведра самогона с нашей сельской церкви в Ярославской губернии мужики сбрасывали колокола, а женщины собрались за сараем и плакали. Тогда что-то у меня повернулось в душе: мама плачет, отец на колокольне. В политбюро занимался вопросами религии, тогда мы передали церкви 1 400 храмов и 16 монастырей. Я даже получил орден Сергия Радонежского за это дело. Сам во что-то верую, но не знаю, во что. Моя мать всю жизнь ходила в церковь, а отец нет. Все дети и внуки мои крещеные. Меня тоже крестили, но я этого не помню. Вот смотрите, Папа Римский покаялся аж за инквизицию. А наш патриарх покаялся?! А грехов-то - ой-ей-ей! Они же все в КГБ служили. Я и клички их знаю. Вот бы и покаялись перед паствой. Уважаю верующих, но тот факт, что нынче церковь прижимается к власти, мне противен и обиден. Думал, дадим свободу религии, начнут нести добро народу, а получился хвостик власти.

- Насколько покаяние актуально для перехода на следующий этап развития общества?

- В России это сложный вопрос. Знаменитый историк и поэт Тютчев однажды заметил, что история России до Петра сплошная панихида, а после - одно большое уголовное дело. Это он еще не знал, что впереди будут Ленин и Сталин. Не будет у нас покаяния, потому что в мыслях мы себя считаем правыми. Каждый лично ничего не делал, но голосовали и в ладоши хлопали все вместе. Я не говорю, что каждому надо встать на колени и устроить массовое раскаяние, но внутри себя надо подумать, кто ты такой? И политикам надо сделать первый шаг. Вот 7 ноября сейчас День примирения и согласия - его надо сделать Днем скорби и покаяния. Но все политики почему-то считают, что общество не готово. Да наше общество ко всему готово, в том числе и к покаянию, в этом его парадокс. Мы живем без покаяния, но нуждаемся в нем.  

Алексей НИКОЛАЕВ, Ульяновск. Газета "Народная газета", № 150, 26.12.2003.