"Он - вся наша многострадальная жизнь с рядом падений

и одним взлетом к вершине".

(М. Жванецкий)

Александр Николаевич Яковлев - один из тех, кто предопределил направление развития России сегодня, кто, пройдя вместе со страной самые тяжелые и страшные испытания, нашел в себе силы и мужество взглянуть на то, что представляет собой власть, частью которой он тогда являлся. Он увидел истинное лицо "советского строя" и не побоялся честно об этом сказать, не побоялся отбросить догмы, внушаемые нам десятилетиями и попробовать пойти самому и позвать людей к свободе.

Его называют не только "архитектором перестройки" и "отцом гласности", но и "агентом влияния", "виновником развала Советского Союза". Он стесняется похвалы друзей и сдержанно игнорирует нападки злопыхателей. Для себя он давно понял, что свобода, это именно ОСОЗНАННАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ.

Наш разговор состоялся через некоторое время после выборов в Госдуму, но то, о чем говорил Яковлев тогда остается весьма актуальным и сегодня, когда мы уже готовы сделать новый выбор.

- Мы встретились сегодня не в самый радостный момент российской истории. Прошедшие выборы еще раз показали то, что в России удивительно сочетаются исконное недоверие к власти с одной сторны, с другой - ее полная и активная поддержка. Мы все время странным образом бунтуем и воюем - бунтуем на коленях, а воюем всерьез. Начиная с XVI века, Россия воевала от 30 до 50 лет каждое столетие. Бесконечная гражданская война, жестокая, дикая, бессмысленная. Вместе с войнами с соседями она унесла более 60 миллионов человек - самых умных и самых красивых.. Последнее столетие было самое воинственное и самое злобное, с потерей почти половины народа. Отсюда генетическая наследственность военизированного сознания. Это объективные причины, имеющие отношение к последним выборам, поскольку часть партий, победивших сегодня, шли под лозунгами шовинизма, агрессивного национализма, который зачастую перерождается с известное нам явление - фашизм. Во власть во все времена очень часто попадали и попадают люди националистических и шовинистических взглядов. А возрождение фашизма для меня больная тема.

Сегодня люди здравомыслящие могут констатировать, что в результате выборов мы пришли практически к однопартийной системе. Это еще не монополия КПСС, но отсутствие оппозиции ведет к разложению демократии, как таковой. Демократии без оппозиции не бывает!

Оппозиция, за исключением фашистской, это движение, направленное в интересах страны. Власть пытается ее душить, не понимая, что кроме оппозиции некому поправить, дополнить, остановить и поддержать власть в те или иные моменты. Сейчас определена главная задача: достичь порядка и стабилизации, точнее стабилизацию через порядок. Но порядок, достигнутый путем сведения политических партий до декоративности, это очень дорогая цена. Тактически это может себя оправдать. Но стратегически это пустое, мертвое занятие. Сталинский период назывался периодом порядка…Теперь он называется периодом сталинского фашизма.

- Но ведь наведение порядка - это ответ власти на призыв общества? Ведь в последнее время очень часто стали появляться материалы о том, что Сталин был великим государственником, а Ленина большинство наших сограждан считает вообще самым выдающимся человеком всех времен и народов…

- А мы не учимся на ошибках прошлого, истории своей не знаем…Я глубоко убежден, что октябрьский переворот положил начало созданию уголовно-террористического государства фашистского типа. Именно Ленин возвел террор в принцип и практику осуществления власти. Массовые расстрелы и пытки, концлагеря, в том числе детские, внесудебные репрессии, военная оккупация тех или других территорий.

Понимаете, не было среди этой преступной большевистской верхушки невиновных, просто не было. Я вот читал письмо Бухарина, в котором он писал: "Мы проводим эксперименты на живом теле народа… Точно как студент-первокурсник работает над трупом бродяги, который он раздобыл в анатомическом театре. Нас интересуют не Советский Союз, не его составные части, а борьба против мирового капитала и мировая революция, которой мы жертвуем страну…Здесь у нас, где мы абсолютные хозяева, мы совершенно никого не боимся. Страна, изнуренная революциями, войнами, болезнями, голодом, - это средство опасное. Но роскошное!.. Не существует в России ни одного дома, где бы мы ни убили, так или иначе, отца, мать, дочь, сына, какого-нибудь близкого родственника или друга".

И это пишет человек, которого пытаются называть гуманистом и либералом!!! Что же тогда говорить о Ленине, о Сталине? Они - людоеды, почти погубившие многомиллионный народ.

И пока мы все не поймем, в какой стране мы жили, пока не прозреем и не покаемся - не сможем мы ничего нового и светлого построить.

Я тоже понял все это не в один миг…Я долгое время был как все. Нас ведь приучили к тому, что есть такая нация - советский народ. И совесть есть такая, коллективная, одна на всех…

- Тем не менее, вы вполне успешно делали партийную карьеру. Что заставило вас пересмотреть свои взгляды, что помогло понять правду о страшной роли компартии в жизни страны?

- Система засасывала всех, даже самых порядочных и честных. Все мы были советскими, других у ЦК КПСС и КГБ на учете не состояло. В условиях партийно-чекистской "клетки" редкий человек может остаться самим собой. И чем дольше он живет в этом коллективном зверинце, тем все меньше замечает происходящие в нем самом перемены, пока, наконец, не начинает считать самого себя, свои взгляды, отношения, оценки вполне правильными и даже естественными. Постепенно они начинают совпадать с партийно-государственным мнением…

Прозрение - оно трудно дается. Хорошо помню, как в 1947 году я слушал выступления партийных лидеров и разных лекторов о том, что уровень жизни у нас в стране быстро повышается. Но я-то видел, что кругом голод, детишки умирают. И как раз в это же самое время на бюро обкома в Ярославле обсуждался вопрос о том, что нужно безжалостно карать распространителей клеветнических измышлений о якобы свирепствующем голоде. Да ведь у нас в то время из-за него сотни детей в детских домах умерли! Какие уж тут измышления? Потом были годы "оттепели", возникло много либеральных веяний, появились запретные книжки, начались дискуссии о том, правильным ли путем мы идем. Так что почва для инакомыслия была.

Невозможно определить точно, когда я понял, что советский строй ведет к тупику. Я десять лет прожил в Канаде и именно там я увидел, что такое настоящее правовое государство - ты не виноват. Пока вина твоя не доказана в суде. Так вот, шаг за шагом, двигался я к себе сегодняшнему, преодолевая собственную рабскую психологию.

Я часто спрашивал себя: зачем тебе все это было нужно? Ты член Политбюро, секретарь ЦК, власти - хоть отбавляй, всюду красуются твои портреты, их даже носят по улицам и площадям во время праздников. Какого рожна еще-то надо?

Но мучило меня совсем другое. Многие годы я предавал самого себя. Сомневался и возмущался про себя, выискивая всяческие оправдания происходившему вокруг, чтобы утихомирить ворчливую совесть. Все мы, особенно номенклатура, так и жили двойной, а вернее, тройной жизнью. Думали - одно, говорили - другое, делали - третье. Шаг за шагом подобная аморальность становилась образом жизни, получила индульгенцию и стала именоваться нравственностью, а лицемерие - способом мышления.

Я рад тому, что смог преодолеть, пусть и не полностью, все эти мерзости. Переплыл мутную реку соблазна власти и выбрался на берег. Не дал оглушить себя медными трубами восторгов. Презрел вонючие плевки политической шпаны. Я не хотел дальше пилить опилки и жевать слова, ставшие вязкими и прилипчивыми, как смола, или пустыми и трескучими, как гнилые орехи. Не хотел и дальше обманывать самого себя, лгать самому себе.

- Как вам жилось в Канаде? Наверное, возвращаться-то назад в советскую действительность сильно не хотелось?

- Я всю жизнь живу зная, что меня прослушивают. Не сомневаюсь, что слушают и сейчас. Но вот научился плевать на это, потом что иначе жить нельзя. Когда я был послом в Канаде, вокруг меня было КГБ: повара, охранники, водители, обслуга - все это было КГБ. Велся журнал, где записывалось каждое движение. Это была настолько сильная система слежки, что в принципе невозможно было что-либо сделать без их ведома. Иногда доходило просто до абсурда. Я помню один случай - хотите расскажу? Как-то в Женеве проходила советско-американская комиссия по вопросам разоружения - где-то году в 86-м. Мы на политбюро приняли решение: передать американцам такие-то и такие-то данные о количестве того-то и того-то. И они нам тоже что-то передавали. Что пишет в телеграмме в Женеву Министерство обороны? Передать эти данные американцам, но ни в коем случае не информировать наших гражданских членов комиссии.

Или, везут из Москвы на спецсамолете американского шпиона, обменивать на нашего, который где-то "сгорел". Абсолютнейший секрет. Но об этом сообщает канадское телевидение, американское телевидение. Журналисты звонят: можете ли вы подтвердить и так далее. А я не могу - для меня это государственная тайна.

И уж совсем интересно было когда умер Брежнев. О его смерти я узнал вовсе не из телеграммы МИД, как это принято в нормальных государствах, в которых посол - это посол. Сижу вечером в сауне. Стук в дверь. Входит офицер по безопасности, извиняется за вторжение, но говорит, что дело срочное. Ну, думаю, опять кто-то сбежал или кого-то высылают за шпионаж. Посетитель был взволнован, лицо бледное. Наклонился к моему уху и шепчет:

- Брежнев умер.

- Но почему же вы шепотом говорите, ведь он же умер?

- Страшно как-то.

- Почему? Ведь сейчас к власти придет ваш начальник.

Он посмотрел на меня удивленно, повеселел и откланялся.

Политическая составляющая в деятельность КГБ была заложена еще с Ленина. Само название ГПУ - государственное ПОЛИТИЧЕСКОЕ управление, определяло функции этой организации. Ни в одной стране мира не было, чтобы первоначально в деятельность спецслужб закладывалась политическая составляющая. В принципе, с возникновением ГПУ и возникла система двоевластия: государство стало коммунистическо-чекистским.

Мы, в партийном аппарате, надували щеки и делали вид, что решаем наиболее серьезные вопросы жизни, возвышаемся над всеми другими аппаратами. Проводили разные съезды, другие политические спектакли и парады, заседания партийных бюро сверху донизу, а в действительности без КГБ ни одной важной проблемы не решалось.

Но рано или поздно это двоевластие должно было разрушиться, к этому подталкивало развитие исторического процесса. Вот тогда и началась Перестройка. Началась по объективной необходимости, а не как "хитроумный план ЦРУ".

- Почему именно Горбачев стал лидером Перестройки? Ведь время показало, что не было в нем в достаточном количестве необходимых качеств: осторожность и нерешительность не позволили ему пойти по пути нормальных реформ и страна пережила и до сих переживает потрясения и исправляет ваши ошибки?

- Горбачева на путь реформатора определила сама жизнь. Он был самым молодым и, после Громыко, самым образованным членом Политбюро. Он отличался большой открытостью и у него не было генетической памяти работы при Сталине.

Перед кончиной Черненко ко мне пришел Примаков и сказал, что со мной хочет встретиться Анатолий Громыко (сын Андрея Громыко). Анатолий предложил мне, от имени отца, стать посредником в переговорах между Громыко и Горбачевым. Я пришел к Горбачеву с этим предложением. Он долго взвешивал все, понимая, что Громыко - глава оставшейся геронтологической группы в Политбюро. Речь шла о том, что Андрей Громыко, желая стать Председателем Верховного Совета, и был готов предложить Горбачева на пост Генерального секретаря. На что Горбачев просил передать, что ему "всегда нравилось сотрудничать с Андреем Андреевичем Громыко в любом качестве, в котором мы оба окажемся". Такая вот была дипломатия. Я передал этот ответ Громыко.

После этого кандидатура Горбачева была предложена на Политбюро в качестве Генсека Компартии.

В тот период в партии обозначились три взгляда на будущее страны. Три течения. Сторонники первого считали, что необходимо реформировать общество. Сторонники второго соглашались, что реформы нужны, но начинать их было страшно. И были те, кто считал, что ничего менять не надо. Навести порядок, подтянуть дисциплину - и все будет хорошо. Иными словами, провести некую санитарную чистку системы, чтобы укрепить ее.

Горбачев колебался между первой и второй позициями. Он то соглашался с тем, что остатки сталинского тоталитаризма нужно ломать, то становился очень умеренным реформатором. Он четко понимал, что пришло другое время. Что на первых порах нужно было под видом совершенствования системы убрать самые дурно пахнущие нелепости. Например, политические репрессии. Изменить отношение к церкви. На первых порах хотели ввести ограниченную свободу средств массовой информации. В экономике что-то надо было делать. Когда мы начинали перестройку - мы были из той же самой советской системы, которая тяжкой гирей висела на ногах. В течение двух первых лет перестройки нами были допущены две просто колоссальные ошибки. Первая - это, конечно же, широкомасштабная кампания по борьбе с алкоголизмом. Она проводилась совершенно неправильными методами, и в результате страна понесла грандиозные финансовые убытки, которые многие исследователи оценивают в 120 миллиардов тех еще советских рублей. Но главное, что пьянство-то побороть как раз и не удалось. Просто из-за всех этих запретов народ стал пить все, что было жидким и мутным. Ну, а второй ошибкой было знаменитое постановление правительства СССР о борьбе с нетрудовыми доходами. Хоть и прожило оно недолго, вреда успело нанести много. Например, все бабушки, торговавшие на улице картошкой, а также все водители, которые за мелкую мзду возили этих бабушек, в один момент оказались людьми вне закона. Какому дураку пришло в голову, что это нетрудовые доходы? Понимаете, перестройку-то мы начали, а вот мышление у многих руководителей как было советским, так и осталось.

Реформы в рамках партийной легитимности получались явно двусмысленными: оболочка социалистическая, а начинка по своей тенденции - демократическая. Поэтому опоры реформ разъезжались в стороны, словно ноги на мокрой глине.

Да, Михаил Сергеевич нередко медлил с принятием решений, не выдерживал натиска наиболее нахрапистых "вождей" из своего окружения, дал запугать себя недовольством военных и силовых структур, пытался примирить непримиримое: компартию и демократию, централизованное планирование и рынок. Он слишком долго верил, что аппарат партии будет ответственно продолжать реформы.

Реформация до предела обнажила губительность ленинско-сталинской системы, но оказалась, в свою очередь, тяжелейшим процессом. Миллионы людей прожили всю свою жизнь в этой системе, учились, работали, воспитывали детей, страдали и радовались; они психологически не могут примириться с тем, что как бы напрасно прожили жизнь. Их можно и нужно понять.

Если честно, я и сам не сразу начал понимать, что воплощение демократии в жизнь реальной России потребует колоссальных и длительных усилий.

Мы явно переоценили уровень ожидаемой поддержки демократии основной массой людей. Подлинная драма состоит в том, что наши люди еще не в состоянии по достоинству оценить, что они реально получили от Перестройки. У подавляющего большинства населения реальные социальные блага перестройки не вызывают позитивных эмоций, они их почему-то не замечают. В то же время быстро забыты ночные очереди за хлебом, ночные аресты, ночные расстрелы, бесконечный страх, ставший образом жизни. Все внимание переносится на несуразицы и неурядицы повседневности, тем самым люди как бы сами отвлекают себя от главного, от того, что действительно важно для них, для их детей, для судеб страны.

Еще задолго до Перестройки, мечтая о будущем страны, я рисовал в своей голове разного рода картины - одна красивее другой. Я был убежден, что стоит только вернуть народу России свободу, как он проснется и возвысится, начнет обустраивать свою жизнь так, как ему потребно. Все это оказалось блаженной романтикой. В жизни все получилось во многом по-другому.

Основная масса людей не заметила, что стала свободной, свобода так и не стала ведущим стержнем образа жизни, не обрела статуса национальной идеи. И это одно из самых больших моих разочарований…

- Почему наша страна не учится на собственных ошибках: пройдя страшную историю сталинского террора, ощутив на себе действие КГБ мы с готовностью выбираем в президенты представителя этого ведомства. Такое ощущение, что у нас отсутствует ген самосохранения.

- Всему виною страх. Просто уже на генетическом уровне. Мы все время служили ЧЕЛОВЕКУ, а не ЗАКОНУ. мы просто привыкли за тысячу лет, что нами правит не закон, а какой-нибудь князь. У нас в крови склоняться перед высоким чином. И в этом вся беда. И до сих пор в нашем сознании значение должности президента, сильно гипертрофировано. Мы вообще просто боимся начальников, даже милиционера боимся, который должен нам служить и нас охранять. Вот эта рабская составляющая очень сильна в русском характере. Конечно, страна изменилась, мы стали уже другими. Но нас очень легко загнать обратно в стадо. Мы привыкли к страху, мы говорим, что мы ничего не боимся сейчас, а на самом деле готовы бояться, как готовы еще обманываться, и в этом наша беда, в нас еще живет раб, он еще из нас не ушел, он только выползает потихонечку.

Две наши самые тяжкие болезни - страх и равнодушие. Вот многие люди говорят, что их политика не касается. Это заблуждение. Она не касается их только пока власть демократическая. От тоталитарной власти изолироваться невозможно.

Вот обратите внимание на то, что на выборах в Госдуму ни одна из победивших партий не произнесла слово "Свобода". Все их лозунги были о запретах, арестах и наказаниях. Да и о правах человека никто не вспомнил. Как вы думаете - почему? Да потому что не нужно им это. Ни свобода, ни права человека.

Что же касается президента Путина… Я много писал о Брежневе, Горбачеве. Потому что я их знал. Путина я не знаю, но я не могу избавиться от чувства, что я его не очень психологически понимаю. Его невозможно уловить. Все отмечают, что Президент совпадает с той формой, которую предлагает ему собеседник, он нравится, соответствует ожиданиям. Что касается его деятельности, то, как гражданин России, его внешнеполитический курс я вполне разделяю. Это грамотная, правильная, уравновешенная политика, соответствующая интересам России на данном этапе развития.

Во внутренней политике разделяю его отношение к земельному вопросу, хотя можно было быть и более решительным и последовательным. Но многие политические вопросы вызывают у меня по меньшей мере непонимание. Скажем, гимн. Нас, страну, снова заставили петь гимн сталинского времени, который как бы благословлял репрессии и все гадости того режима.

Или отношения со средствами массовой информации. Конечно, наивно было бы полагать, что власть когда-нибудь полюбит прессу, но без свободы печати общество быстро получит диктатуру. И руководитель, объявивший войну СМИ, рано или поздно обязательно проиграет.

Большую роль в поражении демократических партий играет и поведение части наших олигархов. Я за то, чтобы люди были богатыми - это основа свободы. Период первоначального накопления капитала позволил тем, кого сейчас называют олигархами, резко взлететь по ступенькам социальной лестницы. И после этого многие из них стали просто безобразно плевать на народ. А у массы обывателей они стали ассоциироваться именно с демократами, потому, что это совпало с началом либеральных реформ в стране. И сейчас обывателя очень трудно убедить в обратном. Но я против того, чтобы социально неопасного человека хватали и сажали в тюрьму, хотя следствие вполне можно вести, оставив его на свободе, как это было в случае с Михаилом Ходорковским. И против того, чтобы до решения суда с экранов телевизоров объявлять приговор.

Лично я встречался с Путиным лишь один раз - по проблемам реабилитации жертв политических репрессий. Беседа прошла вполне нормально. Я встретил абсолютное понимание и даже, как бы вам сказать, как бы с элементом дальнейшей инициативы, что это надо делать. Он такую фразу сказал, что он вот эти все события не только политически, но и сердцем…понимает. Не было ни одного вопроса, по которому он бы со мной не согласился. Более того, он дважды при мне давал указания чиновникам разобраться по определенным вопросам. Ничего не было решено до сегодняшнего дня.

- Как, по-вашему, почему это происходит? Президент, обладая огромными полномочиями, не справляется с собственным аппаратом?

- Тут не надо искать вину только в каком-то одном человеке. Мне не дает покоя мысль о нашей собственной вине. Ведь мы же сами и выбираем эту власть, и даем ей все полномочия.

Наше чиновничество до сих пор мечтает об авторитарном режиме, укреплении собственной власти, ненавидит народ всеми фибрами своей души. Только оно заинтересовано в возврате к прошлому - и не по сознанию, а по жажде власти. Пора четко определить их права и обязанности законом, а за неисполнение его наказывать примерно. Хотя, не дай Бог, случись подобный откат, они первыми отправятся на Колыму и на новые "стройки коммунизма". Чиновничество у нас всегда было бездарное и злое. Надо понять одну вещь: пока не возникнет гражданское общество, произвол и коррупция чиновников будут существовать. Чиновник - он везде чиновник. Но вот, например, в Канаде, он боится нарушить закон, он знает, что в случае такого нарушения он очень скоро лишится своего места. А у нас, наоборот, - человек боится чиновника, а чиновник сам себе закон. В Германии, если человек больше 5 минут стоит за какой-то бумагой в учреждении, начиная с 6 минуты, ему оплачивают потраченное им время. Причем эти деньги из бюджета муниципального учреждения - за счет чиновников. У нас же при получении любой справки макают лицом в грязь, либо вымогают деньги. Создается коррумпированная система. И это не меняется, несмотря на все заклинания президента о борьбе с коррупцией.

Меняются общественные уклады, приходят и уходят с политической сцены вожди и президенты, правительства и министры. Но остается власть, олицетворяемая чиновником. Для человека чиновник - главная власть, непосредственно над ним висящая. Наш чиновник - еще тот чиновник. Он ненасытен на взяточное прокормление, на вечный поиск того, что плохо лежит, на барственность и авторитарность на подвластной территории. Именно чиновник всячески сопротивляется, например, прозрачности денежных и административных отношений. Мы не знаем, сколько денег налогоплательщика расходуется, скажем, на чеченскую войну, на содержание депутатов, какие у них привилегии, какой магнит притягивает их в Думы. Не служение же идее народного счастья… Именно чиновник всячески тормозит создание системы обратной связи. Он не хочет, чтобы высшая власть знала мнение вненоменклатурных людей и считалась бы с этим мнением. Чиновник обучен саботажу, иногда трудно уловимому. Если ему не удается прямой саботаж, чиновник имитирует сначала работу, а вслед за этим имитирует успехи. Если это не удается, происходит мистификация выдуманных успехов, от чего млеют души высоких чиновников.

Чиновник, презирая законы, взял всю полноту власти в свои руки, правит бессовестно и бездарно, достаточно успешно подгрызая корни еще хрупкого деревца, называемого свободой. Чиновнику нужны совсем другие свободы - свобода воровать, свобода унижать людей, свобода от всякой ответственности.

Никогда российскому чиновничеству не жилось так хорошо, как сейчас. Чиновничество кратно богаче еще хилого сословия предпринимателей. Взятка стала столь же необходимой, как рукопожатие при встрече. Любой бизнес можно начинать только в доле с чиновником. Путь к богатству в России всегда лежал через власть, через казнокрадство. Сегодня это достигло немыслимых масштабов. Чиновник решает все, ни за что не отвечая. Ни перед Богом, ни перед судом.

Напомню некоторые тезисы из ежегодных посланий Президента Федеральному собранию, а вернее - российскому народу. Низкие налоги, экономическая свобода, первоочередность социальных программ, дебюрократизация экономики, развитие малого и среднего бизнеса, борьба с произволом чиновничества, независимые суды, незыблемость прав человека, защита частной собственности - все эти и другие программные положения привлекают своим социальным либерализмом. Но это пока только слова. А что по любому из этих пунктов сделано? Взяток стали меньше брать, бизнесменам стало легче дышать, милиция стала законопослушной? Фактически ничего не сделано. Зато, говорят, теперь у нас стабильность. Ведь идеи "сильной государственной власти" и "порядка" трансформировались в возрастающее влияние военных и сотрудников секретных служб. "Военные поняли "порядок" как все новые ракеты, все новые танки и все новые деньги. Чиновники поняли его как все новые властные полномочия в отношениях со свободными предпринимателями или с демократией. Это восстановление прежних порядков под лозунгом стабилизации.

Что меня реально тревожит? Как и при всех прошлых правителях, вновь загрохотали подхалимствующие барабаны. Сочиняют пошлые книжки о маленьком Путине. В другом месте льют чугунные и медные изваяния. Захлебнувшиеся "чувством любви" призывают: "Сомкнуться вокруг любимого Президента!". Если говорить о "Единой России", то это искусственно созданная партия чиновников. Вот завтра будет другой президент с другими идеями и сразу же исчезнет "Единая Россия", а возникнет какая-нибудь "Общая Родина".

Не может долго существовать партия власти, организованная по приказу сверху. Я же хорошо помню, как создали ЛДПР: мы сидели всем политбюро, обедали, и Владимир Крючков (председатель КГБ СССР) между вторым и третьим докладывал Горбачеву, что создана такая партия. Жириновскому для ее создания выделили около 10 млн. рублей. Он и сам этого не отрицает, правда говорит, что денег так и не отдали…

Все, к сожалению, у нас повторяется потому, что не было суда над большевизмом. Не покаялись мы в своих грехах…

- Ваша работа в комиссии по реабилитации жертв политических репрессий - это ли не покаяние?

- Уже второй десяток лет я председательствую в Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Прочитал тысячи документов и свидетельств, пропустив через свой разум и чувства тысячи и тысячи человеческих судеб. Я узнал о трагедии моего народа, может быть, столько, сколько не знает никто. А потому считаю своим долгом рассказывать об этом везде и всюду. Я никак не могу привыкнуть к немыслимой жестокости, о которой читаю.

Но меня поражает то, что в обществе совершенно равнодушны к проблеме реабилитации. Это стало всерьез никому, кроме родственников, неинтересно, особенно власти. А это большая нравственная проблема. Президент Ельцин довольно активно реагировал на эти проблемы, его всерьез задевало восстановление честного имени безвинно погибших людей. А сейчас нам говорят: не надо будоражить людей напоминанием о прошлом. Неприкрытую ложь мы все привыкли спокойно воспринимать, а вот правда нас будоражит. Но нельзя воспитывать народ на лжи, это всегда очень плохо заканчивается.

Да как же не вспоминать, если за время работы нашей комиссии реабилитировано 4 млн. 47 тыс. человек. И осталось у нас нерассмотренных дел примерно 500 тыс. Это не считая репрессированных по "закону о колосках" крестьян и членов их семей, и военных, побывавших в плену, которых власть сгноила на урановых рудниках…Я думаю, что репрессивная машина поломала около 20 млн. жизней граждан страны. Как об этом не вспоминать?

Лев Толстой говорил: "Разве может пройти то, чего мы не только не пытались искоренять и лечить, но то, что боимся назвать и по имени… Оно и не проходит, и не пройдет никогда, и не может пройти, пока мы не признаем себя больными…" А мы не признаем. Я не призываю всех упасть на колени, но осознавать ответственность за то, что все это делали МЫ, каждый из нас, одни активно, другие - молча, соглашаясь, мы все- таки должны!

Пока мы не поймем, в каком государстве мы жили, мы не поймем ничего. В Германии после крушения фашизма прошел Нюрнбергский процесс. Там запретили фашистскую символику, а мы снова вводим большевистскую. Поэтому повторю: надо понять, что мы жили в фашистском государстве. Когда это понимание придет, мы и действовать начнем по-другому, это же естественно.

Мы веками лелеяли надежды на лучшую жизнь. Ложимся спать с надеждой и просыпаемся с нею же. Ждем и от наступившего столетия чего-то неожиданного, быстренько забыв, что было с нами раньше. Ждем прихода очередного "доброго царя", который укажет нам верный путь… А ведь Галич писал: "Не бойся сумы, не бойся тюрьмы. Не бойся ни хлада, ни глада… А бойся того, кто скажет: я знаю, я знаю, как надо…" Надо опасаться тех "кто знает, как надо". Не позволять тем, кто у власти (или рвется к ней), строить нас и вести к "великой цели". Под этим предлогом они отнимут нашу свободу. На мой взгляд, без решительной дебольшевизации всех сторон российской жизни эффективные демократические реформы невозможны, а формирование гражданского общества обречено на мучительные передряги.

Утверждал, утверждаю и буду утверждать, что пора нам перевернуть пирамиду власти и порядок подотчетности общегосударственного характера. Не Государство - Общество - Человек, а Человек - Общество - Государство. Вот тогда все и встанет на свои места.

СПРАВКА: Александр Николаевич Яковлев родился 2 декабря 1923 года в деревне Королево Ярославской области в семье крестьянина. Воевал на Волховском фронте, был тяжело ранен. После войны окончил Ярославский государственный педагогический институт им. Ушинского. С 1946 года на партийной работе. Прошел путь от инструктора обкома партии до члена Политбюро ЦК КПСС (1987 г.). Доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук СССР. В ноябре 1972 г. опубликовал в "Литературной газете" статью "Против антиисторизма", содержавшую критику великодержавного шовинизма, местного национализма и антисемитизма, Яковлев был отстранен от работы в партийном аппарате и направлен послом в Канаду, где пробыл 10 лет. С 1983 по 1985 гг. работал директором Института мировой экономики и международных отношений АН СССР.

В 1984 г. был избран депутатом Верховного Совета СССР. Летом 1985 г. стал заведующим отделом пропаганды ЦК КПСС.

На январском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, на июньском (1987 г.) пленуме - членом Политбюро.

Весной 1989 г. был избран народным депутатом СССР от КПСС. На II съезде народных депутатов СССР в декабре 1989 г. Яковлев сделал доклад о последствиях подписания в 1939 г. Договора о ненападении между СССР и Германией - "пакта Молотова - Риббентропа". С марта 1990 по январь 1991 г. Яковлев был членом Президентского совета СССР. С 1984 г. - член-корреспондент, с 1990 г. - действительный член Академии наук СССР.

После роспуска Президентского совета был назначен советником по особым поручениям Президента СССР. Подал в отставку с этого поста 29 июля 1991 г. 18 апреля 1991 г. направил письмо Горбачеву, в котором предупреждал о реальной возможности государственного переворота.

16 августа Яковлев заявил о своем выходе из рядов коммунистической партии.

В конце 1992 г. Яковлев был назначен председателем Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий. Президент Общественного совета газеты "Культура", почетный председатель Совета директоров Общественного Российского телевидения (ОРТ) и сопредседатель Конгресса интеллигенции России. Возглавляет Международный фонд "Демократия" (Фонд Александра Н. Яковлева), Международный фонд милосердия и здоровья и Клуб "Леонардо" (Россия).

В 1995 г. организовал партию социальной демократии (СДПР). Член Комитета "2008: Свободный выбор".

В 1996 г. выступил с обращением к российской и мировой общественности о необходимости суда над большевизмом и расследования ленинско-сталинских преступлений.

Яковлевым опубликовано более 25 книг, переведенных на английский, японский, французский, китайский, немецкий, испанский и др. языки. После начала перестройки им были изданы такие книги, как "Реализм - земля перестройки", "Муки прочтения бытия", "Предисловие. Обвал. Послесловие", "Горькая чаша", "По мощам и елей", "Постижение", "Крестосев", мемуары "Омут памяти", а также десятки статей. Под редакцией Яковлева выходит многотомное издание "Россия. XX век. Документы".

Академик Российской академии наук. Член Союза писателей Москвы. Имеет степени почетного доктора Даремского и Экзетерского университетов (Великобритания),

университета Сока (Япония), награжден почетной Серебряной медалью Пражского университета. Награжден орденами Октябрьской Революции, Красного Знамени, Отечественной войны I-й степени, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы Народов, орденом Красной Звезды, орденом "За заслуги перед Отечеством" (II-й степени), церковным орденом Сергия Радонежского, орденом Боливара (Венесуэла), орденом Гедиминаса (Литва), а также многими медалями.

Жена - Нина Ивановна, дети - Наталья и Анатолий, семь внуков, правнучка - Анна.

(Интервью организовано клубом региональной журналистики "Из первых уст").

При подготовке материала использованы цитаты из книги А. Яковлева "Сумерки".  

Елена СУРИКОВА, Кемерово. Опубликовано в "Нашей газете" №10 (1585), 12.03.2004.