Созданию конкурентоспособной экономики мешает российский комплекс неполноценности
Грустный вывод: мы не знаем свою страну, не знаем самих себя. Примитивная, чтоб не сказать вульгарная социология рисует нам картинку левого общества. Но попытка заглянуть вглубь, понять, чего на самом деле хочет россиянин, во что он верит, показывает сенсационные результаты: 45% россиян придерживаются либеральных взглядов. Наверное, они и сами удивятся, а может, и обидятся, если узнают, что попали в либералы. Но это новая для нас ситуация: политики устраивают давку на левом фланге, хотя существует огромный спрос на правую политику, на партию, отстаивающую либерально-консервативные ценности. Но ее нет. Хотя очень нужна. "Дедушка российского либерализма", бывший министр экономики, а ныне научный руководитель Высшей школы экономики Евгений ЯСИН, выступая в клубе региональной журналистики "Из первых уст", объяснил, почему культура имеет значение.
МОДЕЛЬ УЛИЦЫ НАМЕТКИНА
Мы уже прошли один этап реформ до 1998 года: приватизацию, либерализацию, финансовую стабилизацию. Создали основы рыночной экономики. И одновременно создали мощный импульс для изменения всех формальных и неформальных институтов. Формальные институты это законодательство, неформальные наши обычаи, традиции, культура, ценности, то есть то, на что мы опираемся, когда мы выбираем те или иные способы действия. Это цели, которые мы считаем благородными. Это ограничения, которыми мы пользуемся, когда выбираем тот или иной образ действия. В результате первого этапа реформ до 1998 года у нас появились такие важнейшие социальные институты, как свободные цены, свободное предпринимательство, частная собственность. Сами по себе эти институты начинают менять систему ценностей. Но у нас ценится нестяжательство, нежелание толкаться локтями, не быть выскочкой, карьеристом и т. д. Весьма почитаемые ценности, но иногда они мотивированы ленью, нелюбопытством, нежеланием что-то предпринимать. От такого рода вещей сегодня зависит наше поведение.
После кризиса 1998 года мы перешли ко второму этапу. Это восстановительный рост имеет пределы, потому что опирается на прежние ресурсы и на новые мотивации. Мы в значительной степени восстановили нашу экономику. Не полностью. Но когда мы сейчас говорим, что мы производим на 25% меньше, чем в 1990 году, у меня есть очень большие сомнения, что это правильные цифры. Потому что из этого меньше мы получаем намного больше. Раньше мы были на первом месте в мире по производству молока. Сейчас производится в 2 раза меньше, а спрос насыщен. У компании "Вимм-Билль-Данн", с которой я сотрудничаю, проблемы сбыта, потому что народ, конечно победнее стал в смысле зарплаты, но молоко доступно. И его хватает, хотя производится в 2 раза меньше.
Мы достигли этого уровня и что обнаружили? Рыночные механизмы уже произвели отбор того, что жизнеспособно и конкурентоспособно в новой российской экономике. Мы производим конкурентоспособные товары по списку: нефть, газ, алмазы, черный металл, цветные металлы, минеральные удобрения, сырой лес, целлюлозу, вооружение… И там еще что-то по мелочи.
Но основные отрасли работают на внутренний рынок, предлагая товары, которые недостаточно конкурентоспособны, и продаются на внутреннем рынке, потому что крайне дешевы. Ведь производятся с очень дешевой энергией и с очень дешевой рабочей силой. Издержки ниже, но ниже и спрос. Если вы не можете повысить цену вашего товара, сделав его более привлекательным, вы не можете заплатить больше вашим рабочим. Я уверен, что все, кто агитирует за отечественную продукцию, никогда "Волгу" не купят. Мы все патриоты до ближайшего магазина.
Наша экономика напоминает мне улицу Наметкина в Москве. Там торчит небоскреб Газпрома, а вокруг море пятиэтажек. И экономика такая же: есть экспортный сектор, 4 млн занятых, 18,5% ВВП в сопоставимых ценах, а если брать в реальных ценах зарубежного покупателя и покупателя отечественного в соответствующей пропорции, то будет порядка 80% ВВП. Я буду считать в сопоставимых ценах. Другой сектор море пятиэтажек, где работает 40 млн человек, производит 57% ВВП. Есть еще нерыночный сектор, где работают еще 20 млн, он тоже дает 18% ВВП. Это ЕЭС, МПС, та часть "Газпрома", которая работает на внутренний рынок, ЖКХ… Мы живем за счет первого сектора благодаря различиям в ценах, которые существуют на внутреннем и мировом рынке. А что будем делать дальше?
ЭПОХА ЗАКОНА ДЖУНГЛЕЙ
Мы хотим научиться производить конкурентоспособную продукцию, нам нужно очень много инвестиций. Непонятно, откуда они возьмутся, потому что вкладывать в русские автомобили, зная, что есть немецкие, никто не будет. Второй этап, на котором мы в настоящее время находимся, показывает, что все упирается в культуру. Система ценностей, которая у нас господствует, характер наших неформальных институтов не позволяют добиться успеха в повышении конкурентоспособности экономики. Вы не можете написать программу, издать постановление или закон. Это совершенно из другой оперы. Либо будут происходить какие-то изменения в наших душах, в нашем национальном характере, и тогда мы сможем добиться успеха, либо этой критической массы будет недостаточно.
Начну с концентрации собственности и власти, это то, что получилось в результате наших реформ. Я в этом деле принимал непосредственное участие… Но то, что получилось в результате, весьма несправедливо и не способствует развитию. Мы имеем неравенство конкуренции, которое идет от неравномерного распределения собственности, симбиоза крупного бизнеса и власти. Это не нравится людям и вызывает недоверие к власти.
Если у нас такое неравенство, такое кричащее противоречие между богатыми и бедными, что должен делать молодой человек, которому хочется всего, что он видит в магазинах? Он же видит, чем пользуются богатые люди. Братки ему говорят: "Хочешь - иди на завод за две тысячи рублей. Но можно заработать больше. Ты рискуешь, но мы тебя прикроем". Вот это источник преступности. Второй источник - слабость нового государства, неспособность выполнять свои функции. Естественным для человеческого стада является закон джунглей. А когда люди превращаются в граждан, они договариваются о правилах, то есть о законах, и создают инструменты, чтобы законы действовали. У нас этого тоже нет.
Мы переживаем эпоху господства левиафана, этого закона джунглей. Петербургский профессор Волков написал книжку "Силовое предпринимательство". Она посвящена исследованию известных преступных группировок. Он не называет их преступниками, потому что они взяли на себя выполнение функций, от которых отказалось государство. Но как выясняется, эти группировки нашли уже себе другое место в жизни. Тамбовская группировка в Петербурге больше не существует. Ее лидеры играют важную роль во власти. Пристроили своих бойцов в СОБР, ОМОН и т. д. А кто не захотел, тех перестреляли.
У нашей преступности есть свои причины. Они связаны с нашей культурой, с нашей историей, традициями. Лучшие песни Высоцкого блатные. Ни в одной стране так не возвеличивают бандитов. А еще "Бригада" есть у нас, это же все замечательные люди, талантливые, умные. Подумаешь, закон нарушать, а кто его соблюдает, этот закон? Кто считается с человеческой жизнью? Это все связанно с нашей культурой. Но еще немного времени пройдет, процессы вполне обозначились, и преступность, имеющая те истоки, о которых я говорил, будет сведена к какому-то приемлемому уровню.
А вот коррупция это вещь намного тяжелее преступности. При том распределении власти и собственности, которое мы имеем, коррупция это необходимый элемент. Я не знаю даже, какие реформы надо провести, чтобы выкорчевать у народа ощущение, что нельзя жить без коррупции. Все говорят, что замучила коррупция. А могли бы вы договориться между собой и сделать так, чтобы не давать взяток? И вот один мелкий предприниматель мне сказал: "Да, конечно, но все-таки нужды чиновника нужно знать, а еще важнее знать нужды его жены. Тогда любую проблему можно решить". Глубоко укоренено представление, что если не будет коррупции, некому дать взятку, то никакое дело с места не тронется.
ГОРОД - ЭТО ДЕМОКРАТИЯ
Мы должны отдать себе отчет, что по-иному сформироваться наше общество не могло. Дело не в том, что у нас плохие законы. 90% нашего нового законодательства списано у других стран. Например, мы списывали просто до пота, до дрожания рук, все законы, которые приняты в ЕС. Потом мы обнаруживаем, что закон о банкротстве в Европе приводит к банкротству слабых предприятий, а у нас к банкротству сильных. Он становится инструментом захвата собственности. Мы должны понять, что наши проблемы связаны с нашими традициями, культурой, ценностями.
У нашего народа впиталось в плоть и кровь ощущение неполноценности. Мы такие, сякие, мы ни на что не способны. Ну я лично, я еще ничего, я все понимаю, я могу, я сделаю. Но посмотрите вокруг, на что можно рассчитывать?.. Где-то начиная с середины 18-го века, когда мы поняли, что мы сильно отстаем от других стран, у нас образовался комплекс неполноценности. Мы все время догоняем. И каждый раз говорим: нет, и у Петра не получилось, и у Сталина не получилось... А все остальные на печке переживают по этому поводу.
В общем, если мы не доберемся до ценностей, наши усилия ни к чему не приведут. Новые законы будут либо отторгаться, либо так обволакиваться, так приспосабливаться к нашей действительности, что никакого проку не будет.
Говорят, вот на западе есть протестантская этика, а у нас нет, и между либеральными ценностями и ценностями православной религии имеются непреодолимые противоречия. Но из тех систем ценностей, из тех культур, которые имеют наибольшие преимущества с точки зрения продуктивности, и с точки зрения динамизма, это принятые на Западе ценности. Но это не только протестантская этика. В действительности эти ценности воспитаны европейской культурой, начиная со средневековья, когда появились города.
Когда они начали бороться с сеньорами за свою независимость, утверждать самоуправление, появилось и гражданское общество. И понимание достоинства человеческой личности, ее свободы стало выдвигаться на передний план. Колоссальную роль в этом сыграло развитие английской культуры, почему Англия и Голландия были самыми передовыми торговыми и промышленными странами в мире. Тогда у них сложилась система ценностей, которая потом была воспринята всем западом, в особенности США. Вы знаете, что США с самого начала строились белыми протестантами. Они несли эти ценности и внедряли их в общество. Но с изменением условий эти ценности гибко меняются.
Начиная с Лютера и Кальвина, считалась самой высокой ценностью экономность. По-нашему, жадность и скопидомство, то есть порок. Но это было недостатком для феодального общества, а для нового общества это большое достижение первоначальное накопление капитала. Но и сейчас это не считается важной ценностью в США. Теперь считается, что вы должны работать, зарабатывать и тратить, получать удовольствие от жизни. И это совершенно противоположная линия, которая связана с новыми условиями: надо иметь рынок для сбыта, каждый раз предлагать новые товары и т.д. И они уже по-другому смотрят на жизнь.
Мы можем говорить, что мы другие, нам этого не надо, у нас зато духовные ценности. Но если вы будете самокритичны, то поймете, что ничего этого нет. Разговоры о том, что мы предпочитаем духовные ценности, это только для публики. Да, есть рыцари без страха и упрека, но таких мало, а все остальные будут бояться начальника и думать о том, как больше заработать. Нематериальные ценности становятся важнее тогда, когда ваши основные материальные потребности удовлетворены. Сколько бы вы мне ни говорили про замечательных музейных работников, учителей и т. д. Я согласен, это замечательные люди, но нельзя же на них ездить. Общая-то картина иная.
ПОЧЕМУ РОССИЯ НЕ ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА
Плохой пример приведу Латинская Америка. Почему плохой? Это страны христианской культуры, причем католики. Это похуже, чем протестантизм, но ведь Франция и Италия неплохо живут. А что в Латинской Америке? Есть четыре основные позиции, по которым можно судить о качестве ценностей, с точки зрения того, насколько они предрасположены к прогрессу. В нашем случае к созданию богатства, к процветанию страны, благосостоянию людей.
Первое это традиция распоряжения властью. Есть радиус доверия или чувство солидарности. Запад это общество лохов, которые не ожидают, что их кинут. Они и живут на доверии. Раз они могут жить на доверии, значит, могут процветать. И это крайне важно. Второе строгость этической системы. Третье отношение к труду, к предпринимательству. Четвертое отношение к инновациям, бережливости и прибыли. По всем этим позициям Запад получает 5+. Потому что радиус доверия там самый высокий, строгость этической системы поддерживается протестантской религией, и есть еще укоренённость в обществе представления о том, что хорошо, что плохо, то есть как люди выполняют десять заповедей.
Мы очень похожи на Латинскую Америку. Когда мы говорим о распоряжении властью, то для Латинской Америки характерно правило: главное быть хорошим по отношению к семье. Семья понятие достаточно широкое: для своих родственников и близких я должен быть благородным, должен выполнять все десять заповедей, но по отношению к другим нет. Другие объект добычи. Я использую власть, которую получаю благодаря принадлежности к клану, к семье, для того, чтобы присваивать чужие богатства.
Ни один государственный деятель, долго пробывший у власти в Латинской Америке, не уходил с поста бедным. Я и в Египте наблюдал ровно то же самое. Министр получает министерство в кормление. Правительство это совокупность кланов. Чтобы был мир в стране, надо добиться мира между кланами. Примерно так общество организованно у нас в Чечне и в Дагестане. Так устроено в Латинской Америке.
Бразилия с 60-х двадцать лет находилась в состоянии непрерывного роста, она привлекла большие иностранные инвестиции, построила большое количество заводов, которые производят автомобили "Мерседес", "Фольксваген" и т.д. Только все равно немецкий "Мерседес" стоит в четыре раза больше бразильского. Они чего-то добились, но войти в высшую лигу не получается.
Значит ли это, что все совсем безнадежно? Нет. Есть еще "места, где светло и сухо". Да и сама Россия-матушка меняется быстрее, чем мы о ней думаем. Но об этом - в следующий раз. 
Анна СТЕПНОВА, Волгоград. "Деловое Поволжье" № 26, 16.07.2003.

|
|