Встреча корреспондентов "Смоленской газеты" с Кахой Автандиловичем Бендукидзе - известным российским предпринимателем, а теперь министром экономики Грузии - началась весьма необычно. В отличие от многих политиков, терпеливо отвечающих практически на все вопросы, он сразу очертил рамки своего интервью: "Я хочу, чтобы вы задавали вопросы следующим образом: "Я уже давно думаю об этом, мучаюсь, но не нахожу ответа..." - и дальше следует беспокоящая вас проблема. Иначе не спрашивайте. Не хочу. Зачем нам с вами беседовать о тех вопросах, которые мне неинтересны и вас тоже не мучают? На хрен это нужно?" После подобного вступления первым вопросом, на который Каха Бендукидзе согласился ответить, стал вопрос о будущем страны, в которой придется жить нашим детям лет этак через двадцать.

Я человек не русский, мне со стороны виднее

Что будет через 20 лет в России? Точный ответ может быть получен только через 20 лет. Вопрос в том, какой путь его получения мы выберем. Здесь возможны два варианта. Один - когда мы с вами считаем, что есть дяди и тети, которые гораздо лучше нас понимают, что нам нужно. Эти дяди и тети нас к какому-то хорошему будущему и приведут. Второй путь: мы сами должны найти ответы на все вопросы и сами определять, что делать. Мне кажется, что основной вопрос сейчас, по какому из этих путей пойти России.

Почему, на мой взгляд, нам не надо допускать, почему мы не можем допустить, почему у нас нет никаких причин допустить, чтобы за нас думали другие? Гипотеза о том, что одни люди должны думать за других, в России постоянно как-то обосновывается: тем, что русский народ никогда не знал свободы, крепостным правом и какими-то человеческими особенностями русской души. Я человек не русский, мне со стороны виднее. Поверьте, вы со стороны такие же, как и все остальные люди. И идея особенности русского народа неуникальна. В Перу мне рассказывали, что дух перуанского крестьянина никогда не примет свободы. То же самое о своем народе говорили в Чили, Новой Зеландии, да и практически везде. Такой вот глобальный аргумент... Но разве, спросите вы, не очевидно, что одни люди знают лучше, чем другие, как жить? Я очень много лет, поверьте, мучался и искал ответы на этот вопрос. А вдруг есть какие-то очень умные люди, которые знают, как нам жить? Они такое скажут мне... А потом я понял, что, к сожалению, таких людей нет. Никто не знает, каким на самом деле будет будущее. А значит, никто и не может говорить, как другому надо действовать "правильно". Потому что единственный способ действовать правильно - это действовать на свой страх и риск.

Есть мы - народ и они - власть

Когда все люди свободны, они точно найдут более хорошее решение. Самого большого роста Россия достигнет в условиях, когда мы все будем национально свободны. Эта свобода не значит, что делается все, что только возможно. Свобода означает свободу жить в обществе и необходимость соблюдения тех законов, которые свободные люди сами для себя установили. Чтобы этого добиться, необходим и какой-то способ выработки ограничений. Опять-таки, какой способ? Есть те же дядечки-тетечки, которые устанавливают правила, и есть способ, когда эти правила устанавливаем мы сами. Как и чем эти подходы различаются?

В первом случае мы воспринимаем общество как состоящее из народа и начальников. Начальник устанавливает законы, а народ пытается их обмануть. Поэтому, если кто-то какие-то законы нарушает, мы считаем неправильным сообщить об этом в милицию. А средний австриец, например, пишет в год 13 писем в полицию: "там непорядок, там непорядок". И это не является стукачеством, потому что там нет "мы" и "они". У нас же общество пока расколото: есть мы - народ и они - власть. Преодолеть этот комплекс разделенности - непростая задача, которая требует долгих лет. Та часть общества, которая у власти, может этому либо способствовать, либо мешать. Чем больше человеку дают свободы, тем быстрее он учится этой свободой распоряжаться. Чем больше человеку дают свободы, тем быстрее он учится в итоге верить другим людям. И чем меньше человек полагает, что за него какие-то дядечки-тетечки решат вопрос, тем в большей степени будет идти прогресс.

Есть подозрение, что мы давно уже "положили" на государство

Хотя на самом деле у меня такое подозрение, что в целом мы уже давно "положили" на государство и имитируем веру в него, а по большому счету уже никто в это дело не верит. Ну и ладно… Но что нам нужно, чтобы научиться жить свободно в своей стране? Свободная экономика? Здесь у меня есть такой простой критерий, и сейчас я на вас его испытаю. Например, вы очень хорошо умеете и любите печь пирожки, ваши пирожки лучше, чем у других. Скажите, сможете ли вы без особых сложностей, абсолютно легально зарабатывать этим на жизнь? Не сможете. И пока в ответ на этот вопрос меня не будут закидывать тухлыми помидорами (или хотя бы отвечать, что это элементарно), до тех пор российская экономика не будет считаться свободной и эффективной. Простой и понятный критерий. Вы можете каждые полгода этот критерий применять к своему родному городу, и когда он сработает, тогда имеете право сказать: "С сегодняшнего дня российская экономика свободная". Это же несложно, к этому не имеют отношения ни инфляция, ни валютный курс, хотя они тоже очень важны. А пока что идут какие-то дискуссии: частные трубопроводы, не частные. Какие частные трубопроводы, прости Господи? Частных пирожков трудно добиться! Вы помните, был такой мастер Безенчук у Ильфа и Петрова, который говорил, что "радио уже изобрели, а счастья все нету". Вот у нас в стране частная собственность вроде есть, деньги есть, налоги вроде не такие дикие. Почему же тогда "радио есть, а счастья нету"? Почему нельзя пирожки печь?

Если что-то не работает и нет денег починить, то выбросьте и не жалейте

Что же требуется для того, чтобы пирожки все-таки пеклись? Необходимо чудовищное разрушение государственного аппарата в той части, в которой он не нужен. Поскольку мы находимся (я извиняюсь, что говорю русским языком) в заднице, то, если у нас государственная власть будет устроена так же, как в Европе, мы в лучшем случае обречены на таком же расстоянии всю жизнь находиться. Для того чтобы мы могли их догнать, у нас должны быть реформы круче и ограничение наших свобод меньше.

И я считаю, что в России такие реформы провести можно. Нужен демонтаж огромной системы неработающих общественных институтов, поскольку они все равно не генерируют ничего хорошего. Условно говоря: продайте ненужные игрушки, которые вы не можете починить, и сосредоточьтесь на важных делах. То есть государству и обществу необходимо отказаться от того, что не так уж важно, и сосредоточиться на том, что жизненно необходимо.

Здесь мой принцип таков: если что-то не работает и нет денег починить, то выбросьте и не жалейте. Это и рецепт реформ: есть огромное количество институтов, которые не создают благ, и власть не находит политической воли реформировать их. А как раз такие реформы - это один из путей к тому, чтобы можно было печь пирожки.

Вот такие простые вехи, вот таким простым образом. Можно ли печь пирожки? Можно ли тебя остановить на дороге? Можно ли государственному служащему взять у тебя денег? И когда мы эти вехи преодолеем, то сможем сказать, что мы встали на свободный путь развития. А если не будет свободы, мы так и не сможем печь пирожки. Если мы не сможем печь пирожки, мы никогда не станем богатыми. А если мы не станем богатыми, мы всегда будем бедными.  

Сергей КОВАЛЕВ, Смоленск. "Смоленская ГАЗЕТА", 1.06.2004.