Экономика в России скоро станет сродни футболу. В том смысле, что все и вся считают себя в ней абсолютными доками. В таких условиях тем более ценно мнение компетентного человека, который профессионально занимается экономической наукой. Сегодня наша газета, при содействии "Клуба региональной журналистики", предоставляет слово Евсею Томовичу Гурвичу, научному руководителю Экономической экспертной группы, доктору экономических наук.

Группа эта уже в течение десятка лет тесно работает с российским правительством, особенно с Минфином. Кроме того активно занимается совершенствованием региональных финансов и обеспечением кредитных рейтингов для субъектов Федерации.

Обилие регалий и размах работы группы, конечно, не дает права считать ее руководителя истиной в последней инстанции, но мнение его по экономическим проблемам России, безусловно, и интересно. Тем более, что оно нетрадиционно, зачастую идя вразрез с взглядами большинства других экономистов, мнение которых обычно бывает представлено на страницах периодики.

Чем государство богатеет

- В чем причина экономического роста последних лет? Насколько это связано с ростом цен на нефть?

- Большая часть журналистов и как минимум половина, если не больше экономистов, повторяют, что все это произошло только благодаря обесцениванию рубля и высоким ценам на нефть. На самом деле, никто при этом не измерял, какой был в точности вклад развития нефтегазового сектора, каким был вклад этих высоких цен. Действительно, на первый взгляд, при сравнительно низких ценах до кризиса 98 года у нас было падение. После кризиса цены на нефть пошли вверх, из чего и делается вывод. Однако это тот случай, когда делается логическая ошибка. Известно, еще древние римляне знали, что "после того" не значит "вследствие того".

Я взял на себя эту неблагодарную работу - определить вклад нефтегазового сектора в наш ВВП. Оказывается, что он вырос до более 25% в 2000 году, потом сократился, потом опять немножко вырос и сейчас составляет 21%. При этом цены на сырье постоянно росли в течение всего этого периода.

Но в целом за 4 года нефтегазовый сектор и остальная экономика выросли одинаково. Примерно на 30% и то, и другое. При этом нефтяной сектор подскочил до 45%, зато газовый даже упал на 2.5%. Может быть, единственный во всей нашей экономике, кто упал, что наглядно демонстрирует позитивную роль структурных реформ в реформировании естественных монополий. Поскольку именно газовая отрасль подверглась ей в наименьшей степени.

В итоге, мы приходим к выводу, что конъюнктура на нефтяных рынках какой-то фундаментальной роли не сыграла и эту точку зрения, кстати, разделяют специалисты международной экономической ассоциации сотрудничества развития.

Позитивную роль сыграли следующие обстоятельства. У нас были жесткая макроэкономическая и очень мягкая микроэкономическая политика. Значит, после кризиса они как-то пришли в соответствие. Появилась политическая воля, основанная на горьком опыте кризиса, которая позволила сократить доходы бюджету. У нас перестал накапливаться этот безумный дефицит, что, в свою очередь, позволило вместо вытеснения инвестиций из частного сектора в государственный сектор за счет рынка ГКО наоборот, вытеснять их из государственного сектора в частный. Дальше у нас повысилась и экономическая, и политическая стабильность. Это повысило горизонт планирования бизнеса. Это увеличило инвестиционный спрос. У нас в первом приближении закончился раздел собственности, сформировался эффективный собственник. Более эффективный, чем был раньше, который начал наводить порядок. Во всех переходных экономиках за периодом трансформационного спада был период роста за счет простого наведения порядка.

- А как насчет политики слабого рубля, которую проводит российское правительство, полагая, что оно стимулирует экономический рост?

- Да, правительство и Центральный банк стараются всячески предотвратить чрезмерное укрепление рубля, считая, что оно очень негативно скажется на нашей экономике. В виде так называемой "голландской болезни", то есть, когда из-за большого сырьевого экспорта происходит чрезмерное укрепление рубля, делающее обрабатывающий сектор неконкурентоспособным.

На мой взгляд, в правительстве не до конца понимают механизмы этой болезни. Нужно учитывать, что укрепление рубля действует по нескольким каналам. С одной стороны, оно действительно снижает конкурентоспособность. С другой стороны, оно увеличивает спрос. То есть, укрепление рубля делает граждан нашей страны богаче. При тех же затратах на отечественные товары, при более крепком рубле мы можем больше купить импорта.

Увеличивается внутренний спрос, что положительно сказывается на секторах, которые не участвуют в международной конкуренции. Это прежде всего строительство и все услуги. Что касается тех отраслей, которые конкурируют либо на внешних рынках, экспортные сектора, либо на внутренних рынках, то для них в этом есть и плюсы, и минусы. Но в целом, оценки, проведенные нашей группой, показали, что общее влияние укрепления рубля на нашу экономику скорее положительное. Лишь для некоторых отдельных секторов, таких, как автомобилестроение, укрепление рубля идет скорее в минус. Таким образом, получается, что мы напрасно тратим столько усилий, борясь с укреплением рубля, напрасно все время бьемся над тем, как нам проскочить между угрозой инфляции и угрозой слишком большого укрепления рубля.

Двоякость налоговой реформы

- Правительство постоянно говорит о снижении налоговой нагрузки, как о средстве для стимулирования экономического роста и увеличения собираемости налогов. Насколько реально удалось достичь тех целей, которые ставила федеральная власть?

- Это совсем не простой вопрос. Налоговая нагрузка имеет очень много определений. Есть налоговая нагрузка по уплаченным налогам. Есть налоговая нагрузка по начисленным налогам. Если начисляются налоги, но предприятие их не полностью платит, то по уплаченным налогам нагрузка будет не такая большая. Но когда-нибудь их надо платить.

Мы видим, что начисленные налоги резко снизились уже в 2002 году, а уплаченные налоги были более-менее постоянными до 2002 года, но резко снизились в 2003 году. То есть, уже к 2003 году по начисленным налогам на 3.5% ВВП снизилась нагрузка. Но на самом деле, эффект налоговой реформы нужно мерить, не сравнивая фактически уплаченное в 2003 году с фактически уплаченным в 2000м. А, сравнивая фактически уплаченное в 2003м, с тем, что было бы, если бы не проводилась налоговая реформа. Если мы таким образом измерим эффект налоговой реформы, то окажется, что уже в 2002 году стандартизованные уплаченные налоги не увеличились, а, наоборот, уменьшились примерно на 2 % ВВП.

Теперь, что касается стимулирования экономического роста и выхода бизнеса из "тени". Многие говорили, что снижение подоходного налога и единого социального налога в 2001 году дало именно такой эффект, поскольку поступления этих налогов, несмотря на резкое снижение ставок, не упали. Это рассматривали, как доказательство того, что можно снижать ставки без ущерба для бюджета. Опять, наш анализ показал, что если мы будем сравнивать 2001 год с 2000, то поступление налога за счет сокращения ставки дало составило 1,8 % ВВП, но только половина была компенсирована самой налоговой реформой. Из этого меньшая часть, лишь 0,3 % ВВП, была компенсирована выходом из тени. Еще 0,6 % ВВП - это был эффект переключения средств, которые освободились благодаря снижению социального и подоходного налога. Они пошли на увеличение зарплаты, что повысило базу для подоходного и социального налога.

- Недавно было принято решение Думой о дальнейшем снижении социального налога. Каковы будут его результаты для нашей экономики?

- Это решение, по сути, основано на нескольких недоразумения. Первое - это ни на чем не основанное всеобщее мнение, что у нас непомерная нагрузка на зарплату. На самом деле, если сравнить наши ставки с другими, то и номинальная и фактическая, эффективная налоговая нагрузка на труд у нас одна из самых низких в мире, даже среди стран с переходной экономикой.

Второе заблуждение, это то, что можно повысить нашу конкурентоспособность снижением единого социального налога. Оно основано на прямолинейном мышлении. Никто не учитывает реакцию экономических агентов на снижение ставок. На самом деле, согласно экономической теории в том случае, если имеется реально настоящий рынок труда, конкурентный рынок вообще в экономике, то все снижение единого социального налога должно пойти на увеличение заработной платы. Поскольку на самом деле, согласно экономической теории, оплата труда увеличивается до тех пор, пока не сравняется с произведенным дополнительным продуктом. В сильных отраслях так оно и будет, а в более депрессивных, слабых отраслях, существенную часть этого снижения получат не работники, а производители. В машиностроении, к примеру.

Во-первых, потому что слабая отрасль. Во вторых, там все налоги на труд составляют 43 % от их налоговых выплат. Такой же эффект может произойти в легкой промышленности и в сельском хозяйстве, но все-таки, это не те отрасли, на которые мы сегодня можем рассчитывать.

С другой стороны, снижение ЕСН создает гигантские трудности для бюджета. Кроме того, он, увеличивая зарплату, уменьшает ресурсы пенсионной системы. Тем самым, растет разрыв между зарплатой и пенсиями, который и сейчас уже достаточно велик. А теперь будет совсем социально неприемлемым. С четвертой стороны, быстрое увеличение зарплаты приведет к быстрому увеличению потребительского спроса. Это будет, в основном, в нынешних условиях в большей степени будет удовлетворяться за счет импорта. То есть, мы не столько стимулируем рост нашей экономики, сколько рост импорта.

- Последние несколько лет федеральный бюджет верстается с профицитом. Необходимо ли это нам или лучше увеличить расходы на социальные или иные программы?

- Тут надо различать базовый профицит и структурный. Первый, касается постоянных средств, поступающих в бюджет, второй - зависимый от конъюнктуры рынков, как, например, сейчас, когда имеются высокие цены на нефть. По идее можно было бы свести профицит к минимуму, а тратить эти конъюнктурные деньги на текущие расходы. Но было принято решение создать стабилизационный фонд, размер которого определен в 500 миллиардов рублей, который будет пополняться за счет этих конъюнктурных денег. При нынешних ценах на нефть в первом квартале следующего года мы наберем необходимую сумму, после чего "нефтяные" средства будут тратиться на текущие расходы. Вопрос - куда.

Повышать зарплаты, тем самым, стимулируя спрос. Но, как я уже сказал, мы будем стимулировать только импорт, доля которого и так высока в нашей экономике. Тут имеет смысл повышение покупательской способности лишь у самых бедных слоев населения, которые будут приобретать отечественную продукцию, которая в сравнении с импортной отличается своей более низкой ценой. Но опять же повышать доходы можно за счет специальных программ, а не за счет резкого повышения заработной платы у бюджетников. Изменится конъюнктура - и правительство будет не в состоянии платить им эти деньги. Расходовать средства стабилизационного фонда тоже будет нельзя, поскольку они окажутся безвозвратными по причине все тех же изменений конъюнктуры на мировых рынках. Доходы населения должны расти естественным путем, что, кстати, и происходит.

Что касается инвестиций в какие-то экономические программы, то государство не самый лучший инвестор, да и вообще не должно этим заниматься. Оно должно создавать соответствующие условия, основанные на правильном понимании экономической ситуации.  

Николай ХРЕНКОВ, Ижевск. Газета "МК в Ижевск", № 32, 11.08.2004 г.