Захват заложников мюзикла "Норд-Ост" как скальпелем моментально вскрыл болячки нашего общества. Тут вам и мародерствующий милиционер, и толпы зевак, и политики, спешащие делать пиар на крови. Во время и после трагедии на нас вылилось море непроверенной, порой идеологизированной и не соответствующей действительности информации. Чтобы понять, что же на самом деле произошло, мы встретились с генеральным директором мюзикла "Норд-Ост" Георгием Васильевым, который находился среди заложников. Он уже дал десятки интервью и признался, что был поражен и, как мне показалось, несколько подавлен неоднозначной реакцией российских СМИ. Не представляю какого труда стоило организаторам семинара клуба региональной журналистики "Из первых уст", проходившего в Москве, уговорить Васильева еще на одну встречу с журналистами. Тем не менее, вот какой разговор у нас получился.

- Как начался захват?

- Я не присутствовал с самого начала спектакля. В зал вошел, когда его уже захватили террористы. Вошел и присел с краешку, совсем рядом с одной из женщин в черной чадре. В руке у нее были граната и пистолет. Естественно, при ней я не мог пользоваться сотовым телефоном и, не доставая из кармана, только включил его на прием, чтобы звонившие могли слышать, что происходит внутри здания. Надо сказать, звонили мне беспрестанно. Минут через 10-15 у террористов возникли проблемы за сценой, они не знали, как выключить дымовые машины, и я вызвался помочь, с тем чтобы затем отсесть подальше. Таким образом я получил возможность отвечать на телефонные звонки. Так получилось, первый, кто со мной связался, был человек, имеющий отношение к СМИ. Я сообщил,

что происходит, как вооружены террористы. Прослушивающих устройств у террористов не было, но уже через 10 минут они знали, что из зала проходят звонки, причем знали, кто звонит! Перед захватом они изучали мюзикл и меня знали, называли "директор Васильев". Потом я понял, в чем дело. Оказывается, та информация, которую я сообщил, согласитесь, с риском для жизни, прямиком пошла в радиоэфир, причем с указанием источника. Не буду называть фамилию человека, который это сделал, просто он не сориентировался. Слава богу, у террористов переменились планы, они разрешили всем достать свои телефоны и звонить. Кто-то из них сказал: "Передайте, сколько у нас гранат, автоматов и пластиковых бомб и требуйте у родственников, чтобы они вышли антивоенная демонстрация!"

- Террористы требовали вывести войска из Чечни. Неужели они верили, что это выполнимо за несколько дней?

- Мне приходилось контактировать с Бараевым (так как я знал здание, были проблемы обеспечения пожарной безопасности, к тому же надо было организовать туалет). Бараев выразился по-другому, но смысл был такой: "Вы здесь в театры ходите, а в Чечне кровь льется". Еще он сказал: "Нас здесь 50 человек смертников, и даже если правительство пойдет на уступки и наши требования выполнит, мы понимаем, что нас живыми отсюда не выпустят. Мы бы могли поступить проще: зайти в метро и взорвать себя без всяких предварительных требований, просто устроить тотальный террор". Думаю, террористы понимали, что их требование о выводе войск невыполнимо, но у них и задача была другая. Своей миссией они считали привлечь внимание общественности к тому, что в Чечне идет война. Однако СМИ повели себя неоднозначно. Не знаю, это была подсказанная реакция

или патриотическая, но на следующий день я слышал по "Маяку", что, мол, у заложников развился стокгольмский синдром, они полюбили своих мучителей. Не слушайте этих тронувшихся умом! И я прекрасно понимаю, вокруг чего шла игра. Ведь из положения можно было выйти разными способами, с меньшим или большим риском для заложников. Соответственно, чем меньше риск для людей, тем больше ущерб для государства, для политиков, для величия России. Фактически, все эти ценности взвешивались на одних весах с жизнями 800 человек. Причем те кто находился там в тот момент, понимали, что кто-то за пределами зала сейчас, грубо говоря, прикидывает на счетах, сколькими из нас пожертвовать. Заложники не имели другого способа себя защитить, кроме как кричать в сотовые телефоны, взывая к человечности, к тому, что там сидят не 800 умалишенных, подверженных стокгольмскому синдрому, а живые люди.

- Нам говорят правду о "Норд-Осте"?

- Правда у каждого она своя. Я говорил одно и тоже и на "Эхе Москвы", и на "Маяке", но получил разную реакцию. На "Эхе" в основном люди понимали о чем я говорю, а на "Маяке" были несколько звонков от слушателей вроде того: "Хватит порочить блестяще проведенную операцию по освобождению заложников!". Хорошо, блестяще дали газ, но потом?! Не было людей, которые бы вытащили тела. Их вытаскивали добровольцы, раскладывали на мокром асфальте и не знали, что делать дальше. Никто не объяснил, что надо колоть эти антидоты. А когда дали команду и раздали шприцы, не помечали тех, кому вкололи и кому нет. Первая партию заложников из 12 человек привезли в больницу

мертвыми, так как никто не объяснил, что это наркоз, при выводе из которого нужно вытащить человеку язык, иначе он задохнется. И вот после этого рассказа, звонит человек и говорит: "Хватит порочить!"... А на одной радиостанции ко мне подошли ведущие и

понижая голос, сказали: "Вы же понимаете, нам не все можно говорить. Мы вопросы не будем задавать, а вы говорите все, что хотите!".

- Информация об операции по освобождению тоже противоречивая...

- Да. Я слышал две версии. Одну по РТР изложил высокопоставленный чиновник. Он сказал примерно следующее: "Неожиданно для террористов взорвали стену. Сквозь пролом забежали спецназовцы, которые на ходу поражали террористов, причем попадали прямо в глаз. Одну террористку подстрелили, когда она уже протянула руку к детонатору". Я только что был в здании "Норд-Оста". Никакой взорванной стены там нет. В зрительном зале вообще нет стен, выходящих на улицу... Другую версию мне рассказала костюмерша спектакля, на которую газ не подействовал и она все видела своими глазами. Спецназовцы зашли, когда все заснули, бежали по ручкам кресел и действительно поражали террористов в глаз, но, как вы понимаете, с другого расстояния. Кстати, газ не подействовал на нескольких человек. Если бы среди террористов оказались неподверженные влиянию наркоза люди, все взлетело бы на воздух.

- Правда, что в ночь перед штурмом террористы праздновали в баре?

- В зале я ни разу не чувствовал запах спиртного. Знаете, кадр с бутылкой коньяка возле руки Бараева даже постановочным не назовешь. Однако за пределами зала, когда я таскал воду, привезенную для заложников, охранники в оцеплении дышали перегаром мне в спину. Насчет того, выпивали ли террористы в момент перед штурмом здания, я не знаю, но большинства мужчин в зале не было - факт. Возможно, они смотрели техническую запись спектакля, поскольку перед этим они вызвали меня и осветителя, чтобы мы наладили видеоаппаратуру. Ислам сыграл злую шутку с террористами. Думаю, взрыва не произошло еще и потому, что женщины, обвязанные взрывчаткой, просто не смогли самостоятельно принять решение, а мужчин, чтобы скомандовать, рядом не было. Я наблюдал, как они взаимодействуют со своими мужчинами, - как низшая и высшая расы. С одной террористкой я довольно много общался (собственно, я хотел подобраться к детонатору, чтобы посмотреть, как он устроился, на всякий случай). Оказывается, она смотрела "Норд-Ост" полтора раза, при том религия настоятельно не рекомендует ей слушать инструментальную музыку, потому что голос инструмента - это голос сатаны. Но по ее словам, она старалась не слушать музыку, а вникала в суть сюжета. И судя по всему, меня она считала автором спектакля, он ей понравился. Она была тронута и, по-своему, конечно, пыталась облегчить мою учесть, написав на бумажке русскими буквами арабскую фразу, произнеся которую перед смертью, я бы попал в рай как мусульманин. В первую минуту после захвата с меня сняли ремень. Я спрашивал у террористки, чем же они отличаются от бандитов, раз грабят людей. Она отвечала: "Это трофеи". А когда не пускала в оркестровую яму девочек, которые двое суток не были в туалете и умоляли ее с жалобными глазами, она говорила: "Я же терплю. И вы терпите и готовьтесь к смерти!". И сидя рядом с этой женщиной, я понимал, что мы просто из разных миров.

- После всего этого вы поменяли свое отношение к событиям в Чечне?

- Если честно, я не хочу афишировать свое мнение. Не уверен, что оно не будет криво истолковано, например, расценено, как непатриотическое, или как не уважение к памяти погибших... Но я не изменил своих взглядов. Я как был против войны в Чечне, так и остаюсь против.

- В воскресенье по ОРТ покажут концерт ""Норд-Ост", мы с тобой!". Спектакль больше не существует, однако имя "Норд-Ост", бесспорно, станет символом. Вот только чего?

- "Норд-Ост" - был уникальным явлением. Впервые в России была реализована модель театра одного спектакля. Целое здание бывшего ДК было реконструировано специально для того, чтобы ежедневно игрался спектакль по роману "Два капитана". За год нас посмотрело более 300 тыс. человек, что само по себе феноменальный результат. 19 октября мы отметили год со дня премьеры "Норд-Оста", а 23 октября его не стало. Многие политики и крупные корпорации буквально в первые минуты после захвата засветились на телеэкранах, выкрикнули, что помогут заложникам и помогут восстановить спектакль. Никакой реальной помощи мы так и не получили. Сегодня, я разослал уведомления об увольнении, и со 2 января 300 человек, занятых в постановке, останутся без работы. Единственная организация, которая нам помогла, - это фонд "Открытая Россия", который выделил средства на создание передвижной версии "Норд-Оста" для показа в регионах. На восстановление спектакля в Москве никто денег не дал. Знаете, если бы в результате всех этих событий у нас возникло единение не на основе ненависти ко всем чеченцам, а на основе любви к этому спектаклю, я бы считал, что мы получили компенсацию, вышли из этой ситуации очищенными и победившими. А если все закончится погромами, значит, террористы добились своего.

  

"Из первых уст" с Алексеем Николаевым. Статья на выступление Г. Васильева.