Визит известного правозащитника, председателя Московской коллегии адвокатов Генри Марковича Резника в клуб региональной журналистики «!Из первых уст» совпал с юбилеем – 10-летием адвокатского бюро «Резник, Гагарин и партнеры». В соответствии с датой Резник был одет торжественно и настроен благодушно. Хотя разговор шел серьезный – обсуждалась правовая реформа в России

- Генри Маркович, как вы оцениваете советскую правовую систему и насколько жизнеспособной она оказалась в наши дни?

- Эксперимент советским властям удался: такой интенсивности и длительности насилия в сочетании с промыванием мозгов еще не было в истории. Был создан новый тип советского человека, новый суд, новая прокуратура, новая адвокатура. Было создано уникальное правосудие, которое и продолжает таковым оставаться – правосудие без оправданий. Ответственно вам заявляю: примерно с середины 60-х годов оправдательные приговоры просто исчезли как явление.

Привожу пример: на одном из судебных заседаний выясняется, что обвиняемому не 14, а 13 лет, то есть возраст уголовной ответственности не наступил. Что делает суд? Удаляется на совещание, и, выходя с глубокомысленным лицом, судья торжественно объявляет о направлении дела не доследование, где приписывает органам следствия еще раз объективно и всесторонне рассмотреть материалы дела.

- Что изменилось после реформы?

- Сегодня в судебно-правовой системе произошел некоторый «прогресс» - оправдываются 0,37 процента (!) подсудимых. Реформа состоялась. Но в Законе «О статусе судей» с высокими стандартами западных норм о независимости судей и освобождении их от воздействия со стороны при этом ни каких мер дисциплинарной ответственности не прописывалось. Было только сказано, что за поступок, порочащий судебную систему, он будет лишаться статуса. В итоге эта правовая норма в ее реальном бытие стала инструментом расправы с самыми принципиальными и честными судьями. Поскольку любое процессуальное нарушение можно подвести под «поступок, порочащий судебную систему». Юридическая независимость суда в сочетании с бедностью, другими словами, нищий чиновник с большими полномочиями – колоссальное изобретение Советской власти.

- Вы хотите сказать, что новый закон спровоцировал поборы со стороны судей?

- Вы Российской Федерации взяточничество как социальное явление отсутствовало. Не было такой правовой нормы.. Была патология, когда все происходящее выходило уже из берегов. В 70-е годы, по данным некоторых исследований, было только три процента судей-взяточников. Сегодня, по заслуживающим доверия источникам, в арбитражном суде, к примеру, почти стопроцентная коррумпированность. Коррупция среди судейства ведет к искусственному снижению показателей преступности. Если преступность растет, это плохо, как писал Сергеев, но, если она падает ниже определенного уровня, нам не с чем себя поздравить. У нас такая ситуация и начала складываться.

- Если можно, поясните это высказывание на конкретном примере…

- Изучая преступность в одном из городов, исследователи обнаружили, что она резко снизилась. Проверили, цифры – не липовые. Оказалось, что город в свое время был просто парализован преступностью, и само население стало жить другой жизнью. Никто не оставлял пустой квартиру, некоторые даже на работу не шли, вечером никто на улицу не выходил и т.д. Впечатляющее достижение: преступность низкая, но ведь и жизни-то никакой! Такая же ситуация и по судейской коррупции: из совокупности отдельных фактов она превратилась в стиль управления обществом. Вот что страшно. А возбудить дело в отношении судьи можно только с согласия квалификационной комиссии. Никаких оперативных мероприятий в отношении судьи производить нельзя. Получается интересная ситуация: независимость судей аукнулась нам тем, что мы в итоге получили касту неприкасаемых. Окончательно она сформировалась в 2000 году.

- Как вы относитесь к последним поправкам, внесенным в федеральный закон «О статусе судей»?

- Я их поддерживаю. В частности, узаконенную промежуточную меру судьям – предупреждение. Также вывели наружу процедуру дачи согласия на возбуждение в отношении судьи дела. Что это значит? Безусловно, должны существовать гарантии независимости судей и хватать их, как простых инженеров, нельзя. Но если на судью есть материал, то коллегия Верховного суда должна дать заключение: надо или нет возбуждать уголовное дело. Я считаю, шаг вперед сделан. При этом коллегия должна публично мотивировать свой вердикт. И тайн здесь быть не должно.

Судите сами: из суда профессионалов выходят оправданными 0,37 процента граждан. Такой «эффективности» правосудия просто нет ни в одной стране мира. Это наводит на мысль о безошибочной работе предварительного следствия. А российские суды присяжных оправдывают 15-18 процентов подсудимых, примерно как во всем мире.

Еще одним достижением является то, что в состав квалификационной комиссии введены представители общественности, обеспечена открытость. Наконец, сдвинулась с места оплата судьям в сторону увеличения. Судьи должны получать хорошо. Хотя на коррупцию это не повлияет, но станут брать меньше.

Уверенность в безнаказанности, она ведь не устраняет внутренний дискомфорт.

Почему надо жить по закону? Потому что по закону жить лучше, спокойнее. Лучше спиться, тебя нечем скомпрометировать. У нас же постоянно выбор такой – закон или жизнь? Чаще выбирают жизнь. Как, например, бороться с браконьерством в Калмыкии, если люди за счет него выживают?

- Как вы считаете, какой суд справедливее – суд профессионалов или суд присяжных?

- Судите сами: из суда профессионалов выходят оправданными 0,37 процента граждан. Такой «эффективности» правосудия просто нет ни в одной стране мира. Это наводит на мысль о безошибочной работе предварительного следствия. А российские суды присяжных оправдывают 15-18 процентов подсудимых, примерно как во всем мире. Когда человек садится в кресло присяжного заседателя, судьи рядом нет, и 12 человек решают судьбу конкретного человека. Эти неутомленные высшим образованием люди руководствуются при вынесении вопроса здравым смыслом. Как говорил Черчилль, демократия – наихудший способ правления, если не считать остальных.

- Генри Маркович, как, по-вашему, идет процесс реформирования судебно-правовой системы сейчас?

- Никто не хочет реформироваться. Ни генпрокуратура, ни суд, ни следствие, ни адвокатура. Не знаю, кто из великих сказал, что человек – величайшая скотина в мире, потому что удивительно приспособляем. Привыкли. С судом все ясно. Прокуратура не только не реформировалась, но и нарастила мускулы. Сегодня это правовой цербер, орган, который ни за что не отвечает, но может вмешаться во все. Сидит, к примеру, прокурор общего надзора и говорит, а не проверить ли нам транспортные ведомства по плану? Тогда как у прокуратуры в правовом государстве основная функция – борьба с преступностью, а именно контроль за оперативниками и поддержание государственного обвинения в суде. Одно время прокуроры вообще перестали в суды ходить, даже по тяжким преступлениям. А зачем? Суд-то у нас выносит обвинительные приговоры. Прокуроры разучились обвинять. За 17 лет, что я работаю в адвокатуре, я запомнил речи всего двух прокуроров в суде. Остальные просто вставали и по бумажке зачитывали обвинительное заключение. До прихода на должность генпрокурора Владимира Устинова все его предшественники отпихивали закон о реформировании прокуратуры с очень удобной формулировкой «хорошо, да не ко времени»мол, средств пока нет.

Но прокуратура все равно будет реформирована. Потому что такое обязательство мы взяли перед Советом Европы. И сейчас стоит колоссальная задача – научить прокурора говорить по-русски и научиться реально сражаться в суде.

- А как поживает любимая вами адвокатура?

- Любимая мною адвокатура погрязла в распрях на протяжении десятилетия.

В коллегиях адвокатов, которых только в Москве 14, вступительный экзамен заменили вступительным взносом. И адвокатура стала превращаться в проходной двор. Важный момент: если тебя приняли в адвокаты, то обязаны еще и трудоустроить. Хотя адвокат – профессия свободная, он не получает зарплаты от государства. Не хочешь сам выживать, иди на госслужбу. В 1998 году я написал концепцию реформирования адвокатуры. Она обсуждалась на Президентском Совете. Я «сильно порадовался» результатам обсуждения: наконец-то мне удалось объединить всех моих коллег в едином неприятии этого закона. И тут надо же, в самый разгар моего противостояния с Кремлем, когда я как раз занимался «делом Гусинского», моя концепция стала востребована. По новому закону, в появлении которого я непосредственно участвую, будущий адвокат обязан будет сдать экзамен для зачисления в адвокатуру независимой комиссии, что значительно усложняет процедуру. Кстати, по поводу меня в адвокатуре ходят два анекдота. Первый: с приходом Резника адвокатура поделилась на две части – Резник и… все остальные. И второй: раньше адвокатура стояла на краю пропасти. С приходом Резника она сделала большой шаг вперед (смеется).

- Как вы оцениваете новый Уголовно-процессуальный кодекс?

- В новом УПК вместо розыскного процесса вводится состязательный. Еще бы я отметил как положительные два приоритета, на которые опирается новый закон. Первый – минимизировать пыточный характер следствия. И второй – разгрузить тюрьмы.

- Какой результат показали первые месяцы действия нового УПК?

- Сажать стали меньше…  

Подготовила Елена МОРОЗОВА «Честное слово», №48 (305) Москва – Барнаул - Москва