Биографическая справка

Василий Павлович Аксёнов родился в Казани в семье партийного деятеля 20 августа 1932 года. Родители будущего писателя были репрессированы. Несколько лет Аксёнов прожил в Магадане с сосланной матерью (Евгения Гинзбург, известный литератор, автор повести "Крутой маршрут"). Между прочим, даже в конце либеральных 80-х годов уцелевший в жизненных передрягах отец писателя отказывался признать своего сына-диссидента: нет, мол, такого.

В 1956 году Василий Аксёнов окончил Ленинградский медицинский институт. Затем работал врачом на Крайнем Севере, в Карелии, в Ленинградском морском торговом порту, в туберкулёзной больнице в Москве.

Первые рассказы Аксёнова были напечатаны в 1958 году в журнале "Юность", что тогда было очень престижно. В 1960 году вышла повесть Аксёнова о врачах - "Коллеги" (название придумал Валентин Катаев). Повесть имела большой успех, хотя впоследствии сам писатель отзывался о ней весьма скептически. Новый успех принесла Аксёнову повесть "Звездный билет", которая вышла в 1961 году. Ее героями стали молодые люди той формации, которая в тогдашней комсомольской печати была заклеймена как "стиляги".

В течение 1960-х годов одна за другой вышли повести и романы "Апельсины из Марокко" (1963), "Пора, мой друг, пора" (1964), "Жаль, что вас не было с нами" (1965), "Затоваренная бочкотара" (1968) и другие. В 1972 году в журнале "Новый мир" была опубликована экспериментальная повесть Аксёнова "Поиски жанра".

Василий Аксёнов был одним из "столпов" и идеологов так называемого "шестидесятничества", провозглашавшего либеральные ценности в жизни и творчестве. Это породило усиленный интерес КГБ к его литературному творчеству, контактам в среде диссидентов и зарубежных деятелей культуры. Столкновения с советской цензурой и критикой привели Аксёнова к затянувшемуся на десять лет вынужденному молчанию. Однако писатель продолжал работать. В 1975 был написан роман "Ожог", а в 1979 году - "Остров Крым", которые в СССР опубликовать в ту пору не удалось.

В 1979 году Аксёнов стал одним из организаторов и авторов бесцензурного альманаха "Метрополь", появление которого вызвало большой скандал. В декабре 1979 года заявил о выходе из Союза писателей СССР. После резких выступлений в печати в его адрес, в июле 1980 года Аксёнов выехал по приглашению в США, где узнал о лишении его и его жены советского гражданства.

В эмиграции Аксёнов стал билингвистическим автором: роман "Желток яйца" (1989) был написан по-английски, а затем переведен автором на русский язык. Американские впечатления легли в основу книги "В поисках грустного бэби" (1987). В США Аксёнов преподавал русскую литературу в университете Дж.Мейсона под Вашингтоном, в течение долгих лет вел семинар "Современный роман - упругость жанра", а затем курс "Два столетия русского романа". Часто выступал на радиоволнах "Свободы", "Би-Би-Си"; сотрудничал с русской службой "Голоса Америки", выступая там еженедельно с эссе по различным социокультурным, историческим и художественным проблемам.

Впервые после длительного перерыва Аксёнов посетил СССР в 1989 году по приглашению американского посла Мэтлока, с конца 1980-х книги Аксёнова снова издаются на родине, а начиная с 90-х годов он часто и подолгу бывает в России.

В 1992 году Аксёнов завершил работу над трёхтомным романом "Московская сага" о трех поколениях московских интеллигентов XX века. Роман лег в основу телефильма, вышедшего ныне на экраны. В 1997 году писатель выпустил роман "Новый сладостный стиль", который затрагивает тему судьбы русских эмигрантов в США.

Прожив больше двух десятилетий в США, Аксёнов перебрался во Францию, в городок Биарриц у испанской границы.

Ныне Аксёнов - автор двух с половиной десятков романов, ряда повестей, рассказов, пьес, киносценариев. Есть среди его книг детские ("Мой дедушка - памятник", "Сундучок, в котором что-то стучит"), пародийные и др. Некоторые произведения созданы в соавторстве. Маститого Аксёнова теперь именуют не иначе как "вождь русского модерна", критика считает его создателем своего собственного оригинального стиля, где смешаны сленг, пародия, мистика, фантастика и т.п. Недавно он закончил киносценарий по своему давнему роману "Остров Крым", работает над новой вещью под названием "Тамарисковый парк", где действие мечется между современностью и временами динозавров.

2 декабря 2004 года был объявлен лауреат ежегодной престижной негосударственной премии "Букер - Открытая Россия". Им (как, впрочем, и предсказывалось критиками) стал Василий Аксёнов с новым романом "Вольтерьянцы и вольтерьянки", где сюжет повествует о похождениях двух российских юношей, а по сути речь идет о взаимоотношениях Вольтера и российской императрицы Екатерины II.

Предлагаемое интервью получено "Краем" при содействии Клуба региональной журналистики "Из первых уст".

- Василий Павлович, где вы сейчас чаще живете - в России или вне ее?

- Живу сейчас между Москвой и городом Биарриц. Это на юге Франции, в Гаскони. Там - пишу, а когда надоедает одиночество, еду в Москву. Начинается сумасшествие звонков, приглашений, встреч. У меня в Москве есть квартира. Эта квартира имеет свою историю. Поначалу, когда мы с женой стали приезжать в Россию, жилья своего у нас тут не было. Останавливались в гостиницах, жили у Войновича. Потом мэр Попов дал нам трехкомнатную квартиру. Вроде как, дар правительства Москвы за мои заслуги антисоветского характера. На стене в неприметном месте нашли надпись: "Строили заключенные, 1952 год". Круг завершился, сын заключенной въехал в квартиру, которую построили заключенные.

- Отчего после "Острова Крым" вы больше не обращаетесь к жанру фантастики?

- "Остров Крым" - это не фантастика, не то, что именуют "сайенс фикшн". Это, скорее, утопия, правдивая история о том, чего не было. Странная метафора, но она продолжает быть актуальной. Кстати, когда я приехал в Москву в 1989 году, после девяти с половиной лет эмиграции, ошеломлен был, вдруг увидев на здании огромную надпись: "Остров Крым". Оказалось, так называется казино. Мне рассказывали, что у военных моряков в Севастополе была газета "Остров Крым". Боролись против передачи кораблей Черноморского флота Украине… Идея прорытия канала до сей поры жива, мне показывали даже экономические расчёты, обоснования, какая от этого могла бы получиться выгода. Наверное, эта идея волнует людей…

- Нашу молодежь часто упрекают: вы, мол, больше похожи на американцев, чем на русских. Велики ли реальные отличия?

- Ответ зависит от того, что подразумевать под словом "американец". Если речь об обычных средних американцах, скажем, "ред некс", людях физического труда, то русские на них мало похожи. Но есть некие типы людей, которые и там, и здесь выделяются из общей массы. Например, московская "тусовка", богема очень похожа на нью-йоркскую. Во всем мире похожи друг на друга джазисты, академическая среда. В Нью-Йорке, в Париже, в Москве…

- Кого бы вы выделили из молодых российских прозаиков?

- Отбиваюсь, не читаю, экономлю силы и время для собственного творчества. Хотя иногда приходится читать - на форумах, в жюри конкурсов.

- Расскажите о вашей первой любви.

- Это была девочка в пионерлагере. Я ведь тоже был пионером. Правда, мы мало увлекались патриотической стороной дела, линейками, салютами и тому подобным. Зато упорно распевали какие-то невесть откуда возникшие странные песенки - про девушку из маленькой таверны, юнгу Билла и крошку Мэри… Ну вот, была такая крошка Мэри, нам было по 13 лет. Я предложил ей дружить, мы гуляли по лесу. Однажды, став писателем, получил от нее записку в Колонном зале Дома Союзов. Вышел к подъезду - взрослая, замужняя женщина…

- Как у вас менялись политические убеждения?

- Не очень менялись. Они всегда были либеральными. Но в Америке под словом "либерал" подразумевают очень левого. Поэтому я стал называть себя либеральным консерватором или консервативным либералом. Кстати, всегда меня удивляет, почему люди, близкие мне по умонастроениям, именуют себя "правыми силами". Мне кажется, они на этом только теряют голоса избирателей. Слово "либерал" присвоил Жириновский, а вообще-то либералами должны бы называться они. Мы в молодости считали себя "левыми", а "правые" были - компартия, КГБ…

- Важно ли художнику быть "успешным"? Или следует быть "голодным"?

- Всё подчиняется требованиям времени. Мне кажется, мой жанр, роман, вступил в полосу затяжного кризиса именно из-за коммерциализации. Впервые роман превратился в коммерческую вещь еще в XVI веке, когда стал доступен по причине успехов книгопечатания. Но тогда понятия авторства не существовало, лишь через пару столетий появился авторский роман. Развивало этот жанр дворянство, оно - в силу обеспеченности - не слишком было заинтересовано в продажах, поэтому роман был в течение двухсот лет не коммерцией, а формой самовыражения. Это так называемый эстетический, "байронический" роман. Скажем, Хемингуэй - типичный "байронист", как и Ремарк. Мое поколение писателей - последнее в этой традиции. В ХХ веке общество вступило в иную фазу, литература стала коммерцией, стала уходить обратно на рынок. С точки зрения "байронической" традиции нынешние романы - это вообще не романы. В моду входит развлекательство, пересказ историй. Писатель получает возможность хорошо заработать, особенно при раскрутке по телевидению. Говорят, сейчас мои романы хорошо продаются именно из-за телевидения. Если так случилось - ну и отлично, пускай! Голодным быть не обязательно. Но вообще-то на самом деле я бы хотел сузить круг своих читателей, писать для понимающих людей, а не для массы…

- Как вам преподавалось в американских университетах?

- Когда я выходил в отставку в университете, то на церемониальном акте произнес речь. Там так полагается. Я сказал, что за 24 года университет меня ни разу не подвёл, это был очень благодарный труд. Студенты записывались ко мне на курс, поскольку им нужны были так называемые "гуманитарные баллы". Это были люди, ничего не знающие о русской культуре, литературе. Ну, иногда что-то слышали про Ахматову. Я говорил: "Вы уходите из большинства, входите в "университетское" меньшинство, вам нужно стать не только профессионалами, но и интеллигентными людьми. Запоминайте хотя бы имена, которые я называю…" Знаете, есть отличные переводы на английский Хлебникова, Пушкина. Есть потрясающие переводы Зощенко, где воспроизведена манера русского сказа. Я читал студентам его "Аристократку", они дико хохотали, слушая про поедание пирожных в антракте… Кто бы мог ожидать!

Кроме того, я преподавал в "продвинутом" классе. Тут уж давал материал посложнее - теории отстранения, замедления, сказа, затруднения. Они никогда прежде этого не слышали, и когда уходили от меня, я чувствовал, что они изменились.

- Как вы относитесь к "загадочной" русской душе?

- Любая душа загадочна. Японская, к примеру, ещё более загадочна.

- Как вы относитесь к религии?

- Мы в условиях СССР представляли, что религия должна быть свободна. Тогда церковь была в загоне, большинство священников было завербовано КГБ. О свободе религии мечтали как о части свободы всего общества. Но теперь ситуация иная: я вижу угрозу официальщины. Религия рискует стать просто ритуалом, за которым ничего иного нет… С одной стороны, душа радуется, когда заброшенные храмы восстанавливают, на месте складских помещений возникает духовная жизнь. Но плохо, что православная церковь старается стать монополистом, отсечь другие конфессии, не идет на диалог, к примеру, с католиками.

- Что вы думаете о сегодняшних российских органах госбезопасности?

- Даже в дремучие брежневские времена там были продвинутые люди, менее кондовые, чем, скажем, в ЦК КПСС. Сейчас, наверное, пришли новые люди, уже иные. Знаю, что меня там не любят. Заметил, что они страшно обижаются на насмешки. Когда мечешь в них громы и молнии - это нормально, реагируют спокойно. А когда насмехаешься - это их задевает.

- Как вы относитесь к сегодняшним тенденциям возрождения "советскости", усиления в стране позиций силовиков?

- Власти клонятся к "советчине", но на этом фоне по телевидению преспокойно идут сериалы про ужасы ГУЛАГа, преступления сталинизма. Почему это не пресекается? Ведь миллионы людей смотрят. Видимо, там, наверху, тоже не всё однозначно, тоже идет какая-то борьба, есть разные позиции и взгляды. У меня надежды именно на эту неоднозначность.

- Считаете ли вы, что решение проблем литературного перевода - это путь к сближению, устранению "образа врага"?

- Идею "врага" порождает отчуждение. Причины его могут быть разными. Для Европы русские - это всегда было "далеко", отчуждение возникало из-за расстояния. Скажем, наша кириллица - тоже элемент отчуждения для тех, у кого алфавит на латинской основе. Русская литература (за исключением классиков) пока с трудом преодолевает барьеры перевода, не может стать частью европейской литературы. А это, конечно, помогло бы России стать частью западного мира. Стереотип западного восприятия России: несчастная страна, её жалко. Когда герои моих романов ведут себя свободно и раскованно, читатели мне говорят: это не русские какие-то. Там считают русских совершенно не похожими на нормальных европейцев и американцев. Хотя, казалось бы, у них внутри западного мира есть отдельный испаноязычный мир. Но это им всё-таки ближе. Когда я жил в Америке, мне временами казалось, что им даже китайцы ближе, чем русские. Китайцы им привычны, они вписались в американскую жизнь. Без китайца американец даже поесть вкусно не может. Китайские столовки, в самом деле, замечательные. А попытки создать в США русскую гастрономию полностью провалились. Наша еда им не нравится. Но нам просто необходимо вписаться в западный мир, это наш единственный шанс. Иначе мы через сотню лет будем раздавлены восточными и южными соседями…

- Как вы относитесь к премии Букера, которую на днях вам присудили?

- Вообще-то иронически. Присуждение получилось достаточно случайное. Но в то же время это вдохновляет, это очень мило, приятно. Большинство моих друзей считает, что мне уже давно должны были бы присудить какую-нибудь премию. Это у меня первая…  

Александр СОРОКИН, Кемерово. Газета "Край", №1 (141), 06 января 2005 г.