Схемы смены собственника доведены до совершенства: формально сделано вроде по закону. А все равно всех вокруг тошнит.

С тех самых пор как в России полным ходом началась приватизация, а тому уж почти десять лет, начались разговоры о грядущем переделе собственности. Говорили о том, что все нажитое неправедным путем надо вернуть родному государству. Вроде бы удалось отбиться. Пугали желающих «все отнять и поделить» падением инвестиционной привлекательности страны, обзывали их призраками коммунизма и другими обидными словами. Госдума к идее национализации после недавнего скандала с проектом Пузановского вернется не скоро, так что «Вack to USSR» пока откладывается. Но слова «передел собственности» в воздухе носятся опять. После весенней истории с НТВ и посленовогодней с ТВ-6 все кругом спрашивают: «Уже началось?» Нет, похоже, не началось, а продолжилось. Просто процесс стал более заметен.

Слово «передел» носит ярко выраженный негативный характер. Сразу вспоминаешь про «черный передел» из школьного курса истории, и перед внутренним взором встает не то мрачный террорист-народоволец, не то погромщик с топором. А сочетание «передела» со словом собственность – просто ужас. В самой же смене собственника, если происходит она цивилизованным путем, ничего плохого нет. Бывает ли у нас эта смена цивилизованной?

Бывает, правда, пример сразу и не подберешь. Ну вот, скажем, в конце 90-х годов собственники брокерской компании «Ринако» продали ее банку «Никойл». Или недавно американская страховая компания AIG купила контрольный пакет акций «РОСНО». Деловые издания охотно публикуют эту информацию. Корректная процедура смены собственника – это когда будущий владелец покупает акции того предприятия, которым хочет обладать, по рыночной стоимости. Или выигрывает на открытом тендере. При этом цивилизованность перехода собственности в другие руки совершенно не предполагает сохранения прежней занятости или полной номенклатуры ранее производимых изделий. Важно другое – прозрачность процесса смены владельца.

У нас случается по-другому. И вся пресса, как правило, уделяет этому внимание. Еще бы – скандал! Вот несколько примеров. Алюминиевый концерн покупает Орско-Халиловский металлургический комбинат, «Автобанк» и часть страхового общества «Ингосстрах». Вроде бы все нормально, но прежний владелец через непродолжительное время заявляет через суд, что его права нарушены. Через столь же непродолжительное время алюминщики перепродают финансовые активы – Автобанк и акции «Ингосстраха» – дальше, следующему владельцу. Естественный вопрос – откуда такая спешка с продажей: ведь если активы приобретены по рыночной цене, то за месяц она вряд ли сильно изменится... Какие-то темные истории с уральской металлургией, московскими водками, ленинградским фарфором, выборгской бумагой и т.д. Бесконечные захваты, ОМОНы, охраны и приставы. И что самое главное, у обеих противоборствующих сторон, как правило, есть решение суда, подводящее серьезную правовую базу под их действия.

Широко известны в узких кругах доведенные до совершенства схемы смены собственника, когда формально – по закону, а по сути – издевательство. К примеру, по действующему закону о банкротстве достаточно совершенно смешной суммы долговых требований (порядка 50 тысяч рублей) для того, чтобы подать исковое заявление и возбудить в суде дело о банкротстве предприятия. Главное в процессе – найдя «индивидуальный подход» к судье, добиться назначения конкурсного управляющего, взгляды которого на решение проблемы будут аналогичны вашим. Предприятие признается банкротом, и в процессе распродажи его имущества расторопный покупатель вполне может приобрести по бросовой цене все, что его интересует, включая целые производственные комплексы. Для того чтобы заставить владельца продать объект по заниженной цене, существует столько же способов, сколько знал Остап Бендер для приготовления первоклассного самогона. Хорошо зарекомендовали себя органы МВД, налоговая полиция, СЭС, пожарники.

Так или иначе, самый верный путь к «относительно законному» отъему собственности на сегодня пролегает через ухудшение финансового положения атакуемого объекта. Большим успехом пользуется, например, ограничение сырьевых потоков по договоренности с поставщиками, а также установление различного уровня цен для разных контрагентов. Говорят, что жена хозяина Северстали Мордашова тоже не вдруг решилась судиться с бывшим супругом. Но это уже редкость, так сказать, северная экзотика.

В условиях выборочного правоприменения заниматься бизнесом так же страшно, как и в условиях полного беззакония. А разворачивающийся на наших глазах передел собственности базируется именно на этом. Чиновники же в наши дни свои интересы заявляют только в качестве посредников. Мелкий чиновник пошел. Хотя сообразительный. Понимает, что собственность, а тем более крупная, – это прежде всего ответственность. По меткому выражению одного из знакомых предпринимателей, «чиновникам нужны всего лишь деньги».

В частности, из-за этой «ползучей контрреволюции» к нам не рвутся крупные инвесторы. Вложишь пару сотен миллионов, а фабричка твоя вдруг понравится местному авторитету или еще хуже – банкиру губернатора. В результате – что прискорбно – хуже не им, а нам.  

Ирина Ясина – директор проекта фонда «Открытая Россия»