Веер возможностей расширяется, но социальный лифт работает все хуже. (Или кое-что о новых тенденциях в российском образовании)

Знающие люди утверждают, что современный рынок труда в России очень слабо влияет на рынок образовательных услуг. Все чаще и чаще выпускники различных вузов находят работу не по специальности, а порой и в совершенно иной сфере человеческой деятельности, нежели та, в которой они «образовывались».

Получается, что, оканчивая вуз, молодой человек посылает обществу очень общий, очень неконкретный сигнал (вопрос о том, так ли уж это плохо, остается пока открытым): получая диплом, он как бы сообщает социуму, что умеет и хочет учиться, обладает определенным культурно-мировоззренческим кругозором и готов к быстрой смене навыков и даже специализаций. При этом ближайшая перспектива найти более-менее высокооплачиваемую работу у такого специалиста часто гораздо ниже, чем у выпускника профессионально-технического училища или колледжа, где учат вещам вполне конкретным, не отвлекаясь на «общие места».

Социологи в этом месте склонны отмечать общую тенденцию: поступая в вуз и уплачивая порой весьма приличные деньги за получение высшего образования, молодой человек ориентируется не на конкретную специальность, а на так называемый «веер надежды». То есть он (она) хорошо понимает некоторую «непрактичность» применяемого алгоритма действий, но «инстинктивно» чувствует его большую перспективность, пусть и весьма туманную. Так, например, в высокотехнологичном американском обществе при внушительном росте экономики, увеличения числа рабочих мест в реальном секторе практически не наблюдается. В результате менее образованные слои населения постепенно как бы «отстегиваются» от «основного потока», повисают на бюджетных дотациях и пособиях, что вызывает все более серьезную озабоченность американского истеблишмента. Алан Гринспен – руководитель Федеральной резервной системы США («главный» по американским деньгам), в частности, заявил, что именно в сфере образования кроются все основные проблемы американского общества.

В России между тем количество выпускников школ фактически сравнялось с количеством мест в российских вузах. Специалисты делают вывод, что если солидным вузам с давними традициями и высоким уровнем преподавания ничего не грозит (конкурс там сохраняется), то вот целой обойме тех, кто «попроще», в этих условиях придется туго (вплоть до закрытия). Впрочем, и там находят пути к выживанию, открывая новые популярные факультеты и модные специализации в области всяческого менеджмента и маркетинга.

В связи со всеми этими процессами в обществе нарастают споры, стоит ли делать высшее образование специализированным вообще и если да, то в какой последовательности. Иными словами, что делать в первую очередь: учить навыкам приобретения знаний и рисовать общую картину мира или, наоборот, нагружать специальными дисциплинами и «натаскивать на конкретику». То есть, какую из ступеней высшего образования (в соответствии с общеевропейской хартией) – бакалавров или магистров – ставить на рельсы специализации.

Впрочем, пока идут споры об «общем высшем» образовании, эту функцию, похоже, уже взяли на себя де-факто многочисленные педвузы: по некоторым подсчетам, только 7-10% их выпускников идет работать в школы…

В то же время целый ряд специалистов (в частности, Евгений Сабуров – научный руководитель института развития образования ГУ ВШЭ) полагает, что разбалансированность рынка труда и рынка образовательных услуг отнюдь не является неким вопиющим злом. Заметим, что как раз более всего «вопиют» о данной проблеме директора предприятий-банкротов и полубанкротов, тоскующие по системе «халявного распределения» советских времен и не могущие обеспечить работникам достойной зарплаты. Кстати, дефицит рабочей силы ведет объективно к повышению ее стоимости, а также стимулирует внедрение новых технологий. Так что для экономически эффективных, «продвинутых» предприятий квалифицированные кадры всегда найдутся. Что же касается рынка труда в целом, то он в наше время меняется настолько быстро, что никакие структурные изменения в системе образования угнаться за ним были бы просто не в силах.

На этом фоне все большее значение приобретает «вторичное» образование (дистанционное, второе высшее и т.п.), как бы подправляющее «ошибки юности», гибко подстраивающееся под смены вех в экономике и изменение потребностей общества в тех или иных отраслях знаний, умений и навыков.

Но есть во всех этих сугубо российских процессах и весьма настораживающие моменты, сходные в чем-то с проблемами американского общества. Дело в том, что постепенно ослабевает действие «социального лифта», то есть кардинально сужается веер возможностей для детей небогатых и, прямо скажем, бедных россиян. Причем процессы эти начинаются уже чуть ли не с детского садика и наиболее остро проявляются на примере сельской школы. Ее уровень все более и более отстает от городского, и перспектив сокращения наметившегося разрыва пока не просматривается.

Остается надеяться, что новые российские Ломоносовы уж как-нибудь, с каким-нибудь «обозом» в красноярские, питерские и московские вузы да доберутся. Как говорится, вопреки всему и несмотря ни на что.

  

Вадим ЛАТЫШЕВ, Красноярск. Региональная вкладка «Труд-Енисей», 06 мая 2004 г.