Год назад с задержанием экс-главы нефтяной компании «ЮКОС» Михаила Ходорковского завершился очередной этап во взаимоотношениях общества и власти, связанный с переговорным процессом между ними. Сегодня стороны вступили в период, который характеризуется появлением в России новых вызовов гражданскому обществу.

О вертикальных угрозах для дальнейшего развития гражданского общества страны размышляет президент Института Национального проекта «Общественный договор» Александр Аузан.

— За последнее время словосочетание «гражданское общество» стало одним из наиболее популярных. Президент упоминает его в инаугурационной речи, в федеральном послании, в речи после террористического акта в Беслане, присутствует оно и в письме, которое написал из тюрьмы Михаил Ходорковский. Ощущение, что гражданское общество повторяет путь Царевны-лягушки: 10 лет назад о нем не говорил никто, а теперь нет солидного публицистического выступления, где бы оно ни упоминалось. И начинает возникать представление, что от страстного поцелуя главы государства с ним может что-то такое исторически и политически важное произойти.

В 90-е годы и государство, и гражданское общество, конечно, существовали, просто мы говорили об этом прозой. Были президент, министры, губернаторы, экологические движения, клубы любителей собак, общества защиты прав потребителей — деревья были, леса не было.

Ситуация начала меняться в 1999 году, когда власть стала консолидироваться. В результате гражданское общество также было поставлено перед необходимостью координации своих действий. Кремль впервые произвел «вторжение на наши мирные пространства» 12 июня 2001 года — на встрече с представителями некоммерческих организаций было сказано немало враждебных слов, но тогда диалог с ними оказался необходим. Выяснилось, что гражданское общество — значимый экономический фактор.

В марте 2001 года у нас были комплексные переговоры с российским правительством, они касались введенных налоговых условий, которые были неисполнимы: единый социальный налог на бесплатные услуги, индивидуальный налог и номер бомжа, которому выдали похлебку, начисление ветерану подоходного налога за подаренную ему гвоздику...

Мы заявили, что в таких условиях не можем продолжать нашу деятельность по длинному перечню направлений, эти заботы будут переложены на государство, на бюджет, и были услышаны.

Была и политическая конкуренция, ведь власть заинтересовалась нами не первой, еще раньше интерес к гражданскому обществу проявила парламентская оппозиция, а олигархи стали создавать свои фонды, поэтому во вмешательстве власти была своя логика. Сначала был предложен достаточно враждебный сценарий, но ни одна крупная организация не пошла на эти условия. Спустя два месяца нас «пригласили к танцу», предложив начать переговоры. В итоге был выбран сценарий Гражданского форума как переговорной площадки. Эти каналы взаимодействия какое-то время работали, но уже тогда мы получали определенные «звоночки». Я их чаще называю уроками, которые надо знать назубок, особенно сегодня.

— Александр Александрович, о чем идет речь?

— Первый урок связан с пересмотром закона о гражданстве Российской Федерации. Согласно первой редакции, принятой Госдумой и президентом, депортации из страны подлежало более миллиона человек, имевших регистрацию и работу. Вопрос удалось решить после тяжелой серии переговоров, на личной встрече с президентом. Вывод — в консолидированной власти, которая устроена иерархически и принимает авторитарный характер, все можно решить только через первое лицо. Механизм с заведомо низкой эффективностью.

Второй урок, который нам преподали, состоит в том, что переговорные процессы работают до тех пор, пока есть процедура. В правительстве есть процедуры, в кремлевской администрации их нет. К тому же порох нужно держать сухим. Добрая воля — важная вещь, но всегда надо быть готовым к давлению.

Третий урок. Нам казалось, что в 2001 году вопрос с налогообложением был решен разумно, но он снова возник, когда в прошлом году были приняты очередные поправки к Налоговому кодексу. Мы обнаружили, что в них оговорено всего пять областей, по которым гранты не облагаются налогом на прибыль, среди которых отсутствует деятельность по охране здоровья населения, защите прав и свобод граждан, поддержке социально уязвимых групп населения. Изъятию сегодня подлежит 24% от суммы грантов по этим направлениям. Мы начали переговоры по этому вопросу, считая, что произошла обычная бюрократическая ошибка, как в 2001 году. Однако все оказалось намного сложнее: когда с правительством и администрацией президента был согласован законопроект, расширявший список не облагаемых налогом видов деятельности, в нем обнаружились новые механизмы контроля за грантовой деятельностью. Закон пока проголосован в первом чтении, 15 ноября будет повторное рассмотрение этих поправок.

Если сейчас действует сама по себе достаточно идиотская норма о том, что иностранные доноры — благотворительные фонды для осуществления в стране деятельности, освобождаемой от тех или иных видов налогов, должны включаться в список правительства Российской Федерации, то теперь это положение может быть распространено и на всех российских доноров, а для иностранных появится еще один барьер. Все их грантовые программы, которых в совокупности сотни и тысячи, должны будут утверждаться соответствующей правительственной комиссией. Технически понятно, что это такое. Прошлогодний снег — к моменту утверждения эти грантовые программы не будет смысла реализовывать. Одной рукой нам удавку снимают, а другой — надевают строгий ошейник с шипами. Фактически это ведет либо к делегализации деятельности, либо к абсолютной подконтрольности. Во всем этом видны признаки того, что переговорный период заканчивается и начинаются «военные действия».

К тому же власть не ожидала вмешательства некоммерческих организаций в «дело ЮКОСа», и это не прошло без последствий. Мы предлагали формирование иного механизма взаимодействия общества и власти — процедур, баланса сдержек и противовесов, нормативного подкрепления диалога. Когда возник кризис вокруг ЮКОСа и деловые ассоциации не смогли решить вопрос, мы проявили инициативу, полагая, что решается вопрос не о нефтяной компании, Ходорковском или Лебедеве, а гораздо более серьезные вещи.

Ничего неожиданного в возникновении вопроса о легитимизации собственности нет. «Проблема компенсации» характерна для очень многих стран, потому что после осуществляются серьезные преобразования госустройства, часто выясняется, что они не были или не могли быть стопроцентно законными и справедливыми. Возникает вопрос, на каких условиях общество признает произошедшее.

Сегодня важно, как в нашей стране будет решена «проблема компенсации». Мы исходим из того, что нужна система взаимного признания прав: права собственности могут быть признаны в обмен на признание социальных, трудовых, потребительских, экологических прав населения.

Над этим с июля 2003 года и работала так называемая кризисная группа, был предложен новый общественный договор и механизм взаимосвязи. Консультации по этим документам, поскольку имелась положительная виза президента, шли до 25 октября прошлого года. На Гражданском форуме в Нижнем Новгороде должно было состояться публичное обсуждение того, что предлагают власти деловые объединения и гражданские организации. На него пришли только министры экономического блока, а силовики сидели в VIP-зоне и пили коньяк, потому что знали, что должно произойти...

Как вы помните, именно после этого Владимир Путин отказался от встречи с представителями деловых организаций. 10 декабря 2003 года на совещании правоохранительных органов с членами комиссии по правам человека мы ставили перед президентом вопрос о фактическом срыве переговорного процесса. Он сказал, что не было другого выхода, поскольку генпрокурор убедил в том, что группа олигархов может спрятаться за парламентской неприкосновенностью. Этим была поставлена точка в целом периоде, выход существовал, но он не был реализован. В 2003 году мы прошли важную историческую развилку и, как обычно, вышли не в ту дверь.

Напомню, кризис предлагалось решить путем взаимного признания прав. Сейчас все они забраны наверх, и оттуда их вниз выдают. Или не выдают. Например, право собственности, или избирательное, или на участие в страховой пенсионной системе. Их забирают, и, может быть, даже правильно это делают, но забывают спросить людей, согласны ли они с этим! Например, не так ужасно, что не будут избираться губернаторы, гораздо страшнее, что я перестаю быть избирателем, а ведь эта возможность прописана в Конституции. Понимаете, мы с вами должны это решать, а не президент и Госдума!

— Что сегодня происходит на линии взаимодействия власти и общества?

— «Война» стала принимать открытый характер в мае, когда в федеральном послании президента неожиданно появились очень негативные строки про правозащитные организации. Фактически о них было сказано три вещи. Во-первых, не тем занимаются. Во-вторых, получают деньги не из тех источников, а именно — от иностранных фондов и корыстных эгоистических групп внутри страны. В-третьих, не кусают «дающую руку».

Откуда вообще деньги у некоммерческого сектора? Есть так называемая проблема безбилетника, которая состоит в том, что при создании общественного блага, которым может воспользоваться каждый, всегда возникает проблема покрытия издержек — денежных, временных и прочих. Грантовые источники, в том числе иностранные — это самый простой и понятный выход из ситуации. Мы чересчур односторонне понимаем глобализацию как реальный процесс: «ЛУКойл» может получить $ 2 миллиарда инвестиций, а солдатские матери почему должны отказываться от средств на свою деятельность? Интернационализация такого рода процессов происходит не потому, что об этом частные зарубежные фонды просят их правительства, чушь собачья!

Насчет эгоистического интереса бизнеса — а что, он должен участвовать в поддержке гражданского общества потому, что его любит? Насколько уж я большой оптимист, но даже у меня есть ощущение, что это не по любви делается, а по расчету — по правильному, между прочим, потому что есть задачи, которые сам бизнес решить не может — это не его поле деятельности. Вообще когда мы в ходе открытых консультаций отстаиваем принятие тех или иных законов, то действуем не в интересах марсиан, а выражаем настроения конкретных групп населения. Я ничего страшного в этом не вижу, потому что мы действуем публичным путем, а не так, как это у нас принято, скупая людей в администрациях областей и республик.

Второй наступательный шаг руководства страны — речь президента 13 сентября, когда было объявлено о политической реформе. Гражданское общество опять не осталось в стороне, потому что президент заявил об идее создания Общественной палаты. Все это очень напоминает 2001 год, мне даже кажется, что достали из-под сукна те самые бумаги и поменяли даты. Ну, прямо дежа-вю какое-то, очень примитивная техника, но я считаю, что разговаривать все-таки нужно, всегда и со всеми. Поговорить — не означает согласиться.

— Александр Александрович, какая же картинка получается во всей логике политических реформ на базе идеи управляемой демократии?

— Управляемая демократия — это такая машинка, которая позволяет управлять погодой с помощью изменения показаний термометра, и она работает в ограниченных пределах нескольких градусов. Люди же «жарко» и «холодно» не перепутают! Начинается очень дорогая работа для поддержания устойчивости системы, поэтому отбрасываются отдельные инструменты, детали механизма. Так поступили с Советом Федерации, который перестал быть реальным представительным органом. Решили проблему? Нет, возникла другая, поскольку Совфед перестал выполнять функции согласования интересов страны и регионов. Пришлось создать Государственный Совет, неконституционный орган, суррогат. И постоянно выясняется, что в машине нужно что-то менять... Так вот, идея Общественной палаты сейчас во многом связана с тем, что опять вынули нужную деталь — парламент называется.

Сегодня мы имеем то же самое, что в советские времена: при монопольном производстве какого-то продукта его качество надает, а цена растет! Законы по социальному «взрывпакету» — это 704 страницы текста, я готов держать пари, что подавляющее большинство депутатов их даже не прочло. Разные составные части реформы писали разные авторы, есть множество нестыковок. Сама идея монетизации льгот вполне разумна, единственное, не надо было трогать определенные категории населения и вообще следовало отложить на год эту реформу, сделать ее для реализации хотя бы внутренне непротиворечивой. С другой стороны, я вполне понимаю, почему с этими инициативами все так скоропостижно и предсказуемо произошло - эта машинка теперь так работает, выдает «сырой» продукт: что в нее положат, то из нее и выпадает, сама никакой добавленной стоимости не создаст.

Нормальный парламент исправно выполняет свою работу не потому, что гам профессиональные люди сидят, а потому, что в нем представлены различные интересы, происходит их притирка и возникает уравновешенный законопроект. Машинка же сейчас сломана, опять нужен суррогат, представительство социальных интересов населения разных групп, надо как-то взвешивать, что пойдет, что не пойдет, необходим обратный сигнал от людей. Иначе государственная машина едет вслепую.

Я думаю, что мы на самом деле находимся в очень непростом периоде, и с ним связаны как пессимистические, так и оптимистические ожидания. Пессимизм основан на том, что, к сожалению, расклад сил в России в последние годы очень сильно поменялся. Автономных игроков на политическом и экономическом рынке страны практически не осталось. Согласитесь, власть считалась с нами в той степени, в какой ей существовала конкуренция в экономике и политике. С другой стороны, гражданское общество — это не иерархия, здесь нет политбюро, «которое бы грабанули, и все закончилось», это сетевая структура, «воевать» с которой очень дорого. Вы видели, какая биржевая игра была по ЮКОСу этим летом? Старая поговорка — поле боя всегда достается мародерам. Что же им достанется в нашем, вообще-то, нищем горном княжестве под названием гражданское общество? Ничего, будут унаследованы только мифы о многомиллионных грантах, никаких материальных активов, потому что их не существует.

Материал подготовлен при содействии Клуба региональной журналистики «Из первых уст» РОО «Открытая Россия».

  

Дмитрий ВИНОКУРОВ, г. Ижевск. Журнал «Деловая репутация», № 42 (134), 09 ноября 2004 г.