Более сотни представителей печатных СМИ, теле- и радиокомпаний из разных субъектов Федерации собрались в конференц-зале московского отеля «Золотое кольцо» на 4-й Форум Клуба региональной журналистики. Среди гостей Форума был популярный телеведущий.

- Фамилия моя - Познер. Зовут - Владимир Владимирович, - представился он.

В зале раздался смех. Право, кто же не знает Познера? Он проснулся знаменитым после того, как на заре перестройки в эфир вышел телемост «Ленинград – Сиэтл», а сегодня – мэтр, президент телеакадемии, обладатель многих телезваний.

Похож ли реальный Познер на экранного? Судите сами. Вот что он рассказал о себе и своем отношении к профессии:

Пятидесятые.

- Я вырос в Нью-Йорке. Когда мы приехали в Союз мне было 18 лет, и я не говорил по-русски. Мой папа родом из Питера, уехал из страны 14-летним мальчиком, когда его родители эмигрировали после революции. Но был убежден, что только в Союзе справедливость, и жить нужно здесь. Меня воспитал соответствующе. Если бы Сталин не умер через два месяца после нашего приезда, думаю, сидели бы и отец, и мы с мамой. Брат, он на 11 лет моложе меня, был бы в детдоме для врагов народа.

Я сдал экзамены в университет на биофак, но меня поначалу не приняли. Добрая женщина, отведя в сторону, сказала, что я все прошел, но фамилия у меня не очень подходящая, и биография не из лучших. Я пришел к отцу, у нас тогда не было квартиры, мы жили в «Метрополе». «Куда ты меня привез? В Америке мне били морду за то, что я защищал негров. Тут не принимают в университет». Отец был отчаянный человек, он пошел стучать кулаком, не знаю куда.

Тем временем меня пригласили в военкомат. Майор по фамилии Рысь, обратившись по имени-отчеству, предложил стать разведчиком. Я знал несколько языков.

- Меня в университет не приняли, а вы – в разведшколу? – удивился я.

- У нас разные учреждения, - ответил он.

Я отказался.

- Тогда мы тебя - на флот. Пять лет, - Рысь был уже неприветлив.

- Воля ваша.

Однако меня успели принять обратно в университет.

Шестидесятые.

Когда-то я был пропагандистом. Работал в журнале «Совьет лайф», издавшийся в обмен на журнал «Америка» Эта работа давала определенные преимущества. Наши руководители понимали: нельзя выходить на Запад с рассуждениями и аргументацией, существовавшими внутри страны. Поэтому люди, работавшие во внешней политической пропаганде, оказались более подготовленными к журналистике. Достаточно вспомнить Листьева, Любимова, Киселева.

Потом я перешел в журнал «Спутник». Это был дайджест советской печати, красивый и успешный. Он выходил в Болгарии, Венгрии и других странах на русском языке. Но в номере, который вышел в столетие Ленина, если развернуть, с одной стороны начиналась статья о Владимире Ильиче. С другой стороны была реклама дезодоранта с изображением голого мужика. Разразился скандал, и всех разогнали.

Семидесятые.

Из печати я перешел на радио. Мне поручили пять раз в неделю делать трехминутный комментарий на США. Суметь за три минуты что-то сказать, та так, чтобы слушатель запомнил – замечательная школа.

Убеждение, что здесь больше справедливости, было не теоретическим. Я знал Америку и, разочаровываясь в том, что было здесь, не влюблялся в то, что есть там. Но когда наша доблестная армия вошла в Афганистан, я начал думать, что ошибаюсь. Надежды вдохнул Горбачев. Казалось, наконец будет то, о чем мечтал.

Восьмидесятые.

Тогда состоялся телемост между Америкой и нами, там говорились такие вещи, которые никогда не звучали на советском телевидении. Я стал известным на всю страну. Меня сделали политобозревателем – генералом от журналистики. Но длилось это не долго.

Когда началось кровопролитие(Азербайджан, Грузия, Литва), я перестал понимать, что делает Горбачев. Один американец взял у меня интервью: за кого бы я стал голосовать, если бы завтра были выборы? Я сказал: «Скорее за Ельцина». Опубликовали. Скандал. Председатель Гостелерадио посчитал, что мне нет места на телевидении. Я написал заявление, обосновав, почему не хочу тут работать.

Девяностые.

Фил Донахью предложил мне приехать в Америку и делать с ним программу. Она называлась «Познер и Донахью» и выходила 6 лет. Потом был назначен новый президент телекомпании, он захотел контролировать содержание наших программ. Я сказал: «Это цензура. Я из Москвы приехал сюда не для этого». И вернулся.

Век 21-й.

Все годы, когда я занимался пропагандой, я занимался не богоугодным делом. Это были лучшие годы, которые я профукал. Слава богу, опомнился и принял решение никогда больше не служить никакой партии, власти, никакому государству. Как журналист я могу служить только аудитории и говорить только правду, пусть, как я ее понимаю.

Друг моего отца как-то сказал: «Не дай вам бог, когда-нибудь утром, когда вы бреетесь или зубы чистите, увидеть свое отражение в зеркале, и чтобы захотелось плюнуть». Это и сейчас со мной. Но для этого нужно преодолеть страх. У Евтушенко: «Сосед ученый Галилея был Галилея не глупее. Он знал, что вертится Земля, но у него была семья». Когда тебе что-то угрожает – потеря работы, элементарно, а у тебя семья… Я никому не скажу: «Надо быть героем». Но надо знать, что ты идешь не компромисс, и не искать иных оправданий.

У меня есть школа телевизионной журналистики, куда приезжают молодые профессионалы со всей страны. Я ставлю передними задачу, которую, когда я работал в Штатах, ставили передо мной: «Представьте, вы берете интервью у министра обороны. Случайно видите документ с грифом «совершенно секретно», из которого вытекает, что через 10 дней ваша страна объявит войну другой стране. Как вы поступите?». Мало кто готов сообщить. Оправдываются патриотизмом. Я говорю, что журналист не может быть патриотом - Он сообщает информацию. Ручается за ее достоверность. И даже не говорит, хорошая это информация или плохая.

Еще я доказываю ученикам: то, что их узнают на улице – функция экрана. У меня есть довольно красивая фотография лошадиного зада. Я говорю: если этот зад показывать каждый день в одно и тоже время на всю страну, город или область, тоже будут узнавать. Пойдет лошадь – о, смотри, эта! Вот мы все – это. Только не надо заблуждаться. Стоит уйти с экрана, послезавтра никто не вспомнит. Мы же ничего не создаем: книг не пишем, картин не рисуем, музыки не сочиняем. Мы сиюминутны.

Сегодня я делаю программу, которую покупает 1-й канал. В ней я говорю то, что считаю нужным. Понимаю, что хожу по тонкому льду, но моя задача не показать, какой я смелый, а постараться сделать так, чтобы зритель понял, что происходит в стране.

Что можно добавить? Такие времена.

  

Елена АБРАМОВА, г. Горнозаводск. Газета «Новости», 20 мая 2005 г.