Развитию middl-класса в России мешает дефицит образования

Когда речь идет о социальной политике, не всегда аналитика побеждает опыт, а эксперт — обывателя. Считается, что социальная проблематика не требует образования, все решается на уровне здравого смысла или гуманистических убеждений. На этом основании делаются простые выводы: минимальная оплата труда должна равняться прожиточному минимуму, для повышения рождаемости нужно повысить размер пособия для детей и проч. Это опасные выводы, считает директор Независимого института социальной политики (НИСП) Татьяна Малева, потому что принимаемые решения в большинстве случаев приводят к результату, противоположному ожидаемому. А проигрывают те люди, ради которых и принимаются меры социальной защиты. Понятное желание творить добро не освобождает от признания, что социальная политика — это наука. Население, домохозяйство, индивид — очень сложные субъекты, и очень часто именно из-за непонимания этого проваливаются реформы. Учредители НИСП — Академия народного хозяйства и ВЦИОМ. НИСП выигрывает гранты, участвует в тендерах, выполняя заказы на исследования по своему профилю. Выступая в клубе региональной журналистики «Из первых уст», Татьяна МАЛЕВА рассказала о социальной структуре современной России.

СРЕДНИЙ КЛАСС ПО-ГОЛЛИВУДСКИ

— Почему у нас проблемы с пенсионной реформой, реформой в области здравоохранения, почему не идут реформы образования, ЖКХ и т. д.? Мы должны отдавать себе отчет, что оплатить переход на эти реформы может только имущее население. Но нереализованность этих реформ мешает нам двигаться вперед. Вот почему нужно представлять, что из себя представляет современная социальная структура в России. Это позволит нам узнать: что реалистично, а что нет.

Разброс в оценках бедности в России — от 70% до 7%. По официальной статистике зона бедности — около 35%. По социологическим обследованиям иногда получаются ужасающие 70%. С точки зрения устойчивой, хронической бедности в течение нескольких лет мы получим значительно меньший масштаб — до 7%. И это все правда. Наша государственная социальная политика исходит из очевидного приоритета — адресной поддержки бедных, и вопрос — 7 или 70% — имеет принципиальное значение. Можно поддержать 7% населения, но ни одна страна не сможет поддержать 70%. Но почему мы всегда начинаем снизу вверх, от бедных и выше? Я предлагаю найти центр социальной структуры и посмотреть, кто находится выше этого центра, а кто ниже. Другими словами, я предлагаю поговорить о проблеме среднего класса в России.

Одни считают, что средний класс в России так и не появился. Иногда говорят, что он был, но умер в августе 1998 года. Другие утверждают, что Россия — страна с высокообразованным населением, поэтому большая его часть принадлежит к среднему классу. Среднему классу приписывают сверхъестественные способности. Будто эти социальные слои могут все: и платить налоги, и поднять спрос на потребительских рынках, и повысить производительность труда, и сформировать новый образ жизни, и т. д. Такой образ среднего класса пришел к нам с голливудских экранов.

Если вы спросите экономиста, что такое средний класс, он будет говорить о среднедоходных группах населения. Если вы спросите социолога, он скажет, что это люди с высоким уровнем образования, высокими должностными позициями, люди интеллектуального труда. То есть это уже будут другие люди. Если вы спросите социолога, он скажет, что это те, кто субъективно себя так ощущает, на средних статусных позициях в социальной иерархии.

Мы должны признать, что в отличие от бедных и от высших слоев, где действительно есть некоторая однородность, средний класс не может быть однородным. Он состоит из очень разных групп и попытки приписать ему единые черты и стиль поведения приводят к заблуждениям. Кстати, средний класс — это не индивидуальная, а семейная характеристика: не бывает, чтобы супруг был богатый, супруга — бедная, а ребенок — средний класс.

ДОХОДЫ — ЕЩЕ НЕ ВСЕ

Наша команда, которая уже несколько лет занимается этой проблемой, попыталась ответить на такой вопрос: сколько домохозяйств демонстрируют все перечисленные признаки, сколько — часть из них и кто не обладает ни одним. Напомню эти признаки. Первый — это социально-профессиональные позиции, высокий уровень образования, наличие работы. Второй критерий — материально-имущественное положение. Это не только текущий доход. Если вы вчера потеряли работу и зарплату, вы не стали сегодня же бедным, не перешли в другую социальную страту. Это процесс более инерционный. Существуют и другие экономические активы — сбережения, имущество, недвижимость и т. д. Наконец, третий параметр — самоидентификация: люди сами оценивают свое положение. Это очень точный показатель. Если люди, не имея объективных оснований принадлежности к среднему классу, все же относят себя к нему, не называя себя бедными, значит, у них есть ресурсы, которые им это позволяют.

Мы провели обследование, опросив 5 тыс. респондентов, это достаточно репрезентативная выборка. Социально-профессиональным критериям среднего класса отвечают около 22% населения. Приблизительно столько же — 21% — удовлетворяют критерию материально-имущественному. Но к среднему классу относят себя около 40% населения.

Кто же находится на пересечении этих признаков, где ядро среднего класса? Это люди, у которых есть все: образование, высокая должностная позиция, большинство из материально-имущественных параметров, и они сами себя относят к средним классам или выше. Это 7% населения. Но есть группы, у которых присутствуют два из таких признаков, а есть какой-то дефицитный третий. Эта расширенная группа вместе с ядром составляет почти 20%. Вот это, пожалуй, и есть основа, база российского среднего класса.

Мы проанализировали их поведение на рынке труда, экономические и социальные стратегии. Они смогли преодолеть все перипетии переходного периода, приспособиться к этим условиям. Поэтому для меня совершенно неприемлемо звучит тезис о том, что в августе 1998-го средний класс погиб. Острие кризиса 1998 года пришлось на средние группы (бедные почти не пострадали, им нечего было терять), об этом писали все. Но спустя 3—4 месяца люди, которые стали аутсайдерами на рынке труда, нашли новую работу. Наконец, очень чувствительный показатель ко всем социальным деформациям — это эмиграция. Эмиграционный всплеск начался еще в мае 1998 года, т. е. в предчувствии кризиса, пика достиг осенью 1998-го и вернулся к докризисному уровню весной 1999 года. Это очень точный индикатор. Именно в этот момент социальные процессы после кризиса вернулись в свое русло. Значит ли это, что средние классы в итоге ничего не потеряли? Нет, их доходы действительно снизились. Но доходы у этой группы до кризиса были гипертрофированно высоки, так как раздут был сектор, в котором они занимали лидирующие позиции. Гипертрофия банковского сектора обозначала гипертрофию оплаты труда, и после кризиса все вернулось в адекватное состояние.

7% среднего класса — это, конечно, мало. В развитой социальной структуре средние классы составляют до 80% населения. 20% — это, конечно, скромно, но уже не позволяет отрицать существование средних классов в России. Более того, цифра выглядит более утешительной по отношению к горожанам. В городах к ядру — почти идеальному среднему классу — относится 12% населения, а в широком смысле к средним классам можно отнести 30% домохозяйств. Приблизительно эту же структур мы видели 4 года назад.

Не будем спорить, сколько у нас бедных, примем версию Госкомстата. Допустим, 30% — это бедное население, 20% — средние классы. А кто же остальные 50%? Давайте проигнорируем существование элиты и upper (высшего) класса. По оценке социологов их 2—3%, т. е. они не составляют значимой величины в социальной структуре страны. Те, кто посередине, — на мой взгляд, самая проблемная группа. С бедными все ясно: ясно, кто это, причины этой бедности, демографический портрет бедности... Со средним классом тоже ясно: эти люди приспосабливаются к разным условиям. А эти 50% в западной методологии соответствуют пониманию lowermiddle, то есть «уже не бедные, но еще не средние».

И СРЕДНИЙ КЛАСС — ЕЩЕ НЕ ВСЕ

Это тот самый базовый слой, от положения которого зависит наше экономическое и социальное развитие: от того, в какую сторону будут мигрировать эти 50%. Если они будут приближаться к зоне бедности, реформы проиграны. Если к средним классам — значит, процесс социально-экономического развития принимает позитивное направление. Задача реформ — стимулировать эту восходящую мобильность, чтобы эти группы перемещались вверх. Эти 50% — население, у которого что-то есть от среднего класса. Например, стабильное положение на рынке труда, но первую половину прошлого десятилетия они находились в неоплачиваемых отпусках, а вторую половину были формально заняты, но труд не оплачивался.

Этот российский феномен — задолженность по оплате труда — никто из западных исследователей не понимает. Как это может быть, что работник годами ждет? Я выступала на эту тему перед экспертами Всемирного банка, и они спрашивали, где же социальный взрыв. Взрыва нет, значит, какие-то ресурсы у этой 50%-ной категории lowermiddle есть. Скрытые доходы есть у всех социальных групп, включая даже бедные слои населения. Есть традиция внутрисемейных трансфертов от членов домохозяйств друг другу.

Средний класс, те самые 20%, действительно является базовой основой общества. Это значительный сегмент налогоплательщиков, они оплачивают реформы, от их развития зависит положение остальных. Над ними нависает некая пирамида — 30%-ная зона бедности, потому что и адресную, и тотальную социальную поддержку мы должны осуществлять за счет среднего класса. Далее — эта неопределенная 50%-ная зона, которая несколько раз в течение одного периода может менять свое положение — от бедных до небедных, от занятых к безработным и пр.

Но вход в 20%-ную зону не расширяется. Это одни и те же люди, которые в разных условиях приспосабливаются к жизни. Движение из этих слоев, которые мы называем «уже не бедными, но еще не средними», в средние классы затруднено. В обществе достигнут баланс, равновесие, социальные группы нашли свои ниши.

Какие факторы сдерживают движение этих 50% населения в сторону 20%? Я уверена, что наиболее дефицитным ресурсом является ресурс образования. Базовый уровень образования, который действовал в последние советские годы, позволил людям переучиться, открыть свое дело и т. д. То есть образование давало экономический ресурс, который сейчас близок к исчерпанию. Абсолютное большинство ныне работающих получали свои дипломы 20 лет назад. Если бы у нас пошли резкие модернизационные процессы, мы бы выяснили, что наша рабочая сила не адекватна новым вызовам экономики. Она не может способствовать экономическому росту. Нам еще предстоит с этим столкнуться. В России норма: получив высшее образование, мы с ним живем. В мире норма другая. Возьмите биографию преуспевающего молодого клерка в швейцарском банке: у него пять или шесть образований, школ, курсов. Это процесс постоянного роста.

ЛЕГЕНДЫ О ПОЛИТИКЕ И ДЕТЯХ

Кто на политической арене представляет интересы этого среднего класса? Никто, потому что класс себя классом-то не чувствует и фактически им не является, просто термин такой. Это совокупность разных социальных групп. У политологов большой соблазн эту пирамиду 20, 50 и 30% развести так: наверху база поддержки СПС и Явлинского, внизу (бедность) — это опора левых, а 50% — это путинский электорат. Но на деле все сложнее. Средним классам приписывают большую политическую активность. Увы, должна вас огорчить: средние классы такие же, как и все остальные, и весьма апатичные. Они лишь чуть-чуть чаще ходят на выборы. Но ведь критерий политической активности — это участие не в президентских и парламентских, а в местных выборах, это попытка повлиять на ситуацию «здесь и сейчас». На местном уровне у них еще ниже активность, чем у всех остальных.

И состав домохозяйств средних классов очень разный. Есть иллюзии, что, может быть, средний класс демонстрирует более высокую рождаемость. Увы, рождаемость у него ниже, чем у всех остальных. Прямолинейные меры по повышению рождаемости (министр труда Починок говорит: повысим пособия на ребенка и будем рождаемость повышать) — это миф. На пособия рождаемость не реагирует, это плата нынешнему ребенку, а не будущему. Прямой связи между рождаемостью и доходами нет. Самая высокая рождаемость в Индии и в Китае. А низкая рождаемость характерна для всей Западной Европы. Отличаются только США. На самом деле корреляцию искать надо не с доходами, а с уровнем образования.

Кстати, еще о разнообразии класса. Обычно все спрашивают: «Неужели вы нашли средний класс на селе?» Нашли. Просто к ним надо по-другому подходить. Надо спрашивать не про интернет, а про то, сколько у них земли. Средний класс действительно есть на селе, просто он другой. Владение землей — самый мощный фактор, который приводит людей на селе к устойчивому экономическому положению.

Общество, состоящее из двух мегаполисов, в которых соберутся все средние классы, не имеет будущего. Каждому региону нужна своя политика в отношении малых городов, прежде всего, рынка труда. Эти города теряют экономический, человеческий потенциал, ведь выход один: либо вы переезжаете в большой город, либо это потеря всех перспектив. Россия по-прежнему игнорирует малый бизнес, который для малых городов мог быть просто новой струей. Именно в малых городах, где относительно узкие потребительские рынки, малый бизнес мог бы дать реальные экономические и социальные плоды. Это могло бы задержать там население, придать ему новый статус, дать ему работу и доход, возможность влиять на ситуацию вокруг себя, и делать из этого малого, несчастного города малый, но нормальный город.  

Анна Степнова, Волгоград Опубликовано в «Деловом Поволжье»