О деградации российского образования, о нищенской зарплате учителей не говорит сегодня разве только ленивый. В пример, как правило, приводят “советскую школу — лучшую школу в мире!”, предлагая сохранить все так же, как было 20 лет тому назад. Евгений Сабуров, профессор, доктор наук, научный руководитель института развития образования, считает иначе: “Школу необходимо срочно реформировать”. Именно в этом он попытался убедить нашего брата-писаку на заседании клуба региональной журналистики “Из первых уст”.

Тупой и еще тупее?

О том, что в российской школе не все так прекрасно, подтвердило последнее исследование образовательных достижений учащихся (PISA). По итогам международного тестирования шести тысяч девятиклассников в 212 школах 46 регионов России наши чада показали результаты ниже средних. Даже по математике, где мы считались традиционно сильными, заняли 29-е место. По естественным наукам — 24-е, а по чтению — лишь 32-е место! И это при том, что тестирование охватывало только высокообразованные государства. Таковых на планете отыскали четыре десятка. Причем по сравнению с предыдущим исследованием (проводили его три года назад) показатели россиян заметно ухудшились.

Самыми умными школьниками оказались финны. За ними следуют ребята из Гонконга, Южной Кореи, Новой Зеландии, Австралии, Канады, Великобритании, Японии. Чуть ниже США, Швеция, Норвегия, европейские страны. И потом уже Россия, Мексика, Бразилия. Что касается наших соседей-финнов, чемпионов PISA, то там все более-менее понятно: страна маленькая, небедная, могут позволить себе кормить детей только натуральными продуктами, оплачивать им такси до школы, давать директору академический отпуск на год... Но едва ли не самое главное, финский учитель — не проповедник на кафедре: он не назидает, а помогает детям мыслить, провоцируя в классе дискуссии, споры, заставляя их обосновывать совершенно противоположные высказывания.

Благополучная, казалось бы, Германия свое 17-е место восприняла как национальную трагедию: результаты обсуждала вся страна (7 тысяч публикаций в прессе!), полетели со своих кресел министры образования регионов. В Японии правительство оправдывалось перед народом за то, что японские вундеркинды получили не очень хорошие результаты по чтению. В Швеции общественность буквально растерзала министра образования: почему их школьники не в первой десятке по математике? В России итоги исследования постарались не заметить вовсе, рассудив иначе: да что эти самые иностранцы понимают в нашем лучшем в мире образовании?

Учиться, учиться... мыслить и сострадать

— В России, — замечает Евгений Сабуров, — просто смеются над той же американской системой: мол, там до 6-го класса дети учатся считать на калькуляторе, а после — на более сложном калькуляторе. Однако мы стараемся не замечать очень важных особенностей. Например, в каждом классе обязательно должен быть инвалид: здоровые дети за ним ухаживают, помогают. Так в них воспитывают сострадание. Скажите: для России это приемлемо? Родители тут же начнут писать заявления: “Уберите этого урода из класса”. У нас таких детей загоняют в спецшколы, и это ужасно.

Кстати, PISA проверяла не сами знания, а способность использовать их на практике. Ребятам давали 85 письменных тестов. Особых знаний не требовали, достаточно было умения логически мыслить, сопоставлять факты, делать выводы и здраво рассуждать. По математике наши дети теряли баллы при ответах на вопросы: “Если 40% населения старше 60 лет, может ли средний возраст населения быть 30 лет?”, “Как могут одновременно расти доход на душу населения и падать семейные доходы?” или “Как с помощью одной и той же статистики пацифисты могут доказать, что оборонные расходы государства растут, а военные — что падают?” Такой вот вопрос на абсолютный и относительный прирост.

Тесты PISA изобиловали таблицами, схемами, диаграммами и даже комиксами, тогда как в наших учебниках они редчайшие гости, царица преподавания — теорема и формула. Если ученик не может прочесть график, чтоб собрать из него информацию для решения задачи, как он сможет ее решить, даже если на уроках щелкал их за раз? А ведь те же оторванные от жизни уравнения из учебника важны не сами по себе. Мало кто из старшеклассников подозревает, что его уравнением можно описать и полет ракеты, и строительство здания.

На тестах по чтению плыли не только двоечники, но и отличники. Им предлагали прочитать не только отрывок из Льва Толстого, но и газетную статью, счет за телефон, расписание поездов, объявление в поликлинике — и ответить на жизненные вопросы. В естественных науках, например, предлагали наметить трассу газопровода, учтя при этом места добычи газа, каслания оленей, нахождения основных потребителей. Применив, так сказать, на практике одновременно знания из совершенно разных предметов — биологии, географии, физики, химии. То, чему наших детей российская школа не учит в принципе.

Исследование в очередной раз показало: российские ученики не умеют работать с информацией. Их ставит в тупик не только “нешкольная” форма подачи тестов, но и требование сделать обобщение, оценить текст, выбрать из него предложения, подтверждающие вывод... Школьники привыкли получать четкие задания: решите уравнение, найдите расстояние, вставьте пропущенные буквы... Шаг в сторону — и уже не понимают, что от них требуется. Ребята не приучены оперировать фактами, анализировать. А в современном динамично меняющемся мире требуется именно это. Излишняя детализация, чрезвычайный контроль и отсутствие навыков самостоятельной работы приводят к падению конкурентоспособности российского образования.

Одновременно PISA выявила еще одну закономерность. По уровню образования интеллектуальной элиты (ее порядка трех процентов) мы не уступаем ни финнам, ни корейцам с японцами. Наши мозги востребованы во всем мире. А вот что касается середнячков... Финны победили за счет высочайшего среднего уровня. У нас он оставляет желать лучшего. Вдобавок ко всему город и село в России оказались совершенно разными мирами. “Разрыв катастрофический, что приводит в ужас. Как страна мы распались”, — констатирует академик.

Крокодиловы слезы математика

Что преподавать в школе и как? Вопрос не праздный. Цель образования, как видит ее Евгений Сабуров, не просто нагрузить ребенка набором знаний, а воспитать человека приспособленным к жизни. А образовываться надо постоянно, поскольку спрос на рынке труда постоянно меняется. Школа должна дать стандартный минимум, а более широкие знания каждый должен получать по внешкольным программам.

Описать этот школьный минимум призван государственный стандарт. Отношение к нему неоднозначное. Сразу начались спекуляции типа: “Вы хотите стандартизировать образование, лепить детей по стандарту”. Те, кто предложил идею стандарта, недоумевали. Как же так? Ведь все наоборот. Стандарт — наиболее удачная форма компромисса между нашим желанием сохранить единое образовательное пространство России и желанием предоставить школам и отдельным учителям свободу. По идее стандарт — это то, чего общество хочет от системы образования, за что готово платить учительскому корпусу.

Стандарт невелик. Он состоит из трех частей. Сабуров продемонстрировал его на примере литературы. Первая — цели. Они должны быть как можно конкретней: научить читать, понимать чужую мысль, критически осмыслять текст, знать основные вехи развития русской и мировой литературы. Вторая часть — “список”, где перечислены авторы, а иногда и произведения, которые мы, общество, требуем, чтобы дети прочли и хоть как-то в них разобрались с помощью педагогов. Список должен быть минимален и бесспорен. Третья часть — требования к выпускнику, читал ли тот Пушкина и что из прочитанного усвоил? И так — по всем предметам.

Но оказалось, что творческие учителя были правы. Авторы советских программ и учебников, люди пожилые и заслуженные, сделали ошеломляющий ход: в стандарт, то есть в обязательный федеральный список, они ввели тома соцреализма, заполнившие по объему все возможное время занятий по литературе. Что такое вставить в стандарт “Тихий Дон”? Это значит, что в список “рекомендованной, но необязательной литературы” можно заносить хоть Набокова, хоть Платонова — все равно времени на них не остается.

Евгений Сабуров, будучи членом российского общественного совета по развитию образования, немало поучаствовал в обсуждении школьных стандартов. При обсуждении стандарта по литературе шла какая-то идейная борьба: вы — “Тихий Дон”, а мы вам — “Доктора Живаго”. Хорошо, компромисс: включаем то и другое. И “Песню о буревестнике”, прославляющую “гордо реющих” шахидов, и “Разгром” с “Котлованом”...

— Но это же дети! — восклицает Евгений Сабуров. — Почему итальянцы преподают в школах только Данте, Бокаччо и Петрарку? А ведь итальянская литература раза в три старше нашей. Вот если они туда включат все, начиная от Гвидо Кавальканте, то родители просто разнесут министерство просвещения, и будут правы. У нас же получился далеко не “облегченный стандарт”. Если это список святых, то давайте спорить, кого включать в него, а кого — нет. Если же мы говорим о детях, то преподавать им надо весело и интересно. Надо привить им вкус к чтению, а не отбивать его навсегда. Да вообще научить их читать!

На обсуждении стандартов по математике сидели свои академики. Казалось, они готовят себе смену в каждой школе: “Куда ушла комбинаторика! Нет дифференциального исчисления в школе! И кого мы только готовим?!” И действительно: кого мы готовим? Когда этот вопрос задал выпускник матмеха МГУ академик Сабуров, его коллега “нормальный человек”, завкафедрой матлогики этого самого матмеха Владимир Успенский ответил: “А почему я всю жизнь должен помнить, что крокодил несет яйца?”

И до тех пор, пока школьные стандарты устанавливать будут заслуженные учебникописцы, наших детей продолжат нагружать ненужной им информацией, а учителя-новаторы окажутся в российской школе не от мира сего. Евгений Сабуров боится, что никакого стандарта не выйдет — останется перенасыщенная школьная программа, по которой будут учить тему любви и дружбы у Пушкина и Маяковского: “Если учебник существует, кому же понравится его переписывать? Многие авторы — пожилые люди, они не хотят себя утруждать, то же самое касается и учителей, которые работают по старинке и не собираются перестраивать свою преподавательскую деятельность. Реформа образования в целом невозможна без реформы педагогического образования, без изменения системы подготовки учителей, но у нас эта работа почему-то на заднем плане”.

Мы все учились понемногу

Сегодня в школах остаются работать лишь 7 процентов выпускников педагогических вузов. Врачами становятся 30 процентов окончивших медицинский. Да и в любой компании от силы половина работников закончила вуз по специальности.

— О чем же тогда работодателю говорит диплом о высшем образовании? — спрашивает сам себя Евгений Сабуров. — Вовсе даже не о том, что вы прямо сейчас готовы приступить к работе, а о том, что вы амбициозны. Если за плечами престижный вуз, значит, вы человек настырный и, скорее всего, не глупый, а это само по себе хорошо. “Корочки” воспринимаются как сигнал о личных качествах человека, но отнюдь не о профессиональных навыках. После получения диплома вы приходите на работу, где вам предлагают забыть все, чему учили в вузе, и в течение трех или более месяцев обучаетесь тому, что нужно именно здесь, на производстве. Это и есть профессиональная подготовка.

Такая ситуация во многом связана с тем, что услуги, которые образование оказывает населению, населением не контролируются вовсе. В то же время программы, по которым учат в американских и ряде других вузов, определяют ассоциации выпускников. Поскольку это и есть работодатели. Это те люди, которые имеют опыт работы по своей специальности, могут оценить, чего не хватает в программе обучения, а что совершенно безболезненно можно опустить. Но даже если дать россиянам подобные права, много ли среди нас тех, кто готов стать членом ассоциации выпускников и из года в год вести эту работу на общественных началах? К сожалению, российский менталитет, по мнению Евгения Сабурова, таков, что система образования интересует нас лишь до тех пор, пока там учится наш ребенок, а как только он окончил обучение — “гори все синим пламенем!”

В качестве варианта Евгений Сабуров предлагает сократить срок обучения в вузе. Высшая школа дает человеку прежде всего серьезную социализацию, кругозор, умение жить в современном обществе и работать с людьми, общие знания в какой-то сфере деятельности. Но все это можно дать за три-четыре года, а дальше необходима та самая профессиональная подготовка — в рамках вуза или непосредственно на предприятии. Конечно, если вы готовитесь к научной карьере, срок обучения должен быть больше, но если вы выходите на рынок труда, то незачем терять драгоценное время.

Вместе с тем Сабуров предостерегает от соблазнов советского времени: “В моей биографии есть черное пятно. Я два года возглавлял работу по определению так называемого баланса молодежи, то есть сколько выпускников должны идти в вузы, а сколько в ПТУ. Это было полное кино! Потому что рынок труда даже в плановой экономике меняется со скоростью значительно большей, чем срок обучения в вузе. Ведь рынок меняется чуть ли не каждый год. Во-вторых, кто нам говорит о рынке труда? Масса директоров заявляет, что им не хватает рабочих. Они настаивают на развитии сети ПТУ, тоскуют по халявной системе принудительного распределения. И когда какой-нибудь директор промышленного гиганта говорит, что у него все плохо потому, что нет рабочих, он пытается выдать следствие за причину. У него нет рабочих, потому что он плохой руководитель. Производительность труда в мире растет настолько быстро, что низкоквалифицированная рабочая сила оказывается просто не нужна. Экономика растет, а рабочих мест не прибавляется.

И недаром Япония переходит на всеобщее высшее образование. Высшая школа позволяет людям работать мозгами, постоянно учиться и переучиваться, постигая доселе неизведанное. А это уже совершенно иной уровень развития общества. Общества, где решения рождают не мэр с губернатором, а рядовые граждане, на добровольных началах объединившиеся в ассоциации и союзы. Картина, которую в России представить пока вряд ли возможно”.

  

Андрей ФАТЕЕВ, г. Тюмень. Парламентская газета «Тюменские известия», № 197 (3864), 02 сентября 2005 г.