Коллега из Нижнего Новгорода Наташа Трефилова протиснулась сквозь плотную журналистскую толпу, окружившую Георгия Васильева. В отличие от всех остальных она не стала задавать вопросов, просто протянула ему руку и сказала: «Георгий, я восхищаюсь вами. Все российские женщины восхищаются вами».

Террористы называли Георгия Леонардовича директором театра Васильевым. Именно ему, генеральному директору мюзикла «Норд-Ост» было суждено стать главным заложником.

ИСТОРИЯ. ИЛИ ПРЕДЫСТОРИЯ

Помните веселую песенку про Глафиру? Ту, где поется, что лучше быть сытым, чем голодным, лучше жить в мире, чем в злобе, лучше быть вместе, чем свободным, — это я знаю по себе. Много лет назад ее написал студент геофака МГУ Гоша Васильев. Теперь Георгий Леонардович известный бард и половинка дуэта «Иваси». А год назад о нем заговорили еще и как о человеке, создавшем первый в России театр одного спектакля.

Роман Каверина «Два капитана» плюс двести талантливых творческих личностей и старый Дворец культуры, превратившийся в театральный центр, оборудованный по последнему слову техники, — все вместе это называлось «Норд-Ост». Эксперимент, театр, мюзикл носили одно и то же имя.

Марафон начался в октябре прошлого года. Ежедневно актеры выходили на сцену и получали от этого удовольствие. Вместе с ними успели получить удовольствие и 320 тысяч зрителей. Именно столько людей пришло за этот год на спектакль — рекорд для театральной постановки. «Годичный цикл мы выдержали успешно, 19 октября праздновали свой первый день рождения, — рассказывает Георгий Васильев. — А потом наступило 23 октября, и... «Норд-Оста» не стало.

ПРЯМИКОМ В ПРЯМОЙ ЭФИР

Георгий Васильев вошел в зал через несколько минут после захвата. «Я сел на свободное место с краю в середине зала. Возможности воспользоваться сотовым телефоном в тот момент у меня не было — рядом стояла женщина в чадре, обмотанная взрывчаткой. Единственное, что я тогда мог сделать, это переключить свой телефон на гарнитуру. Возможности узнавать, кто звонит, у меня не было, а звонили непрерывно. Я просто вынимал микрофон и человек имел возможность услышать все то, что происходит в зале. Через минут пятнадцать, когда у террористов что-то не заладилось за сценой, они вызвали человека, который разбирается во всем этом (там не останавливаясь работали дымовые машины). Вернувшись в зал, у меня была возможность сесть на другое место, и уже оттуда я стал отвечать на телефонные звонки. За эти несколько минут, как оказалось, среди прочих звонили журналисты.

Примерно через полчаса такого «сидения» кто-то из чеченцев сказал: «Из зала проходят сотовые звонки. Мы знаем, что вы звоните. Мы знаем, кто звонит». На тот момент уже было ясно, что у них нет подслушивающих устройств, у них просто были включены радиоприемники. В это самое время из них раздавался такой текст: «Я звонил Георгию Васильеву, он не отвечал, но включил микрофон. Я слышал разговор на чеченском языке. Чуть позже Васильеву удалось сообщить нам...» Действительно, когда появилась возможность говорить, я стал описывать все происходящее в зале: число террористов, их амуницию и т.д. И все это пошло в прямой эфир со ссылкой на источник.

Благо, у террористов изменились планы, и вскоре они сами дали команду звонить родственникам и знакомым».

«В СТРАНЕ ВОЙНА, А ВЫ В ТЕАТРЫ ХОДИТЕ!..»

Отношение к заложникам, по словам Георгия Васильева, было как в концлагере: встань, пойди, поднеси, погаси, подай. «Уж какой я опытный переговорщик — любого могу уговорить, а здесь — стена. На контакт, любой, они не шли. Ни на какие предложения не соглашались. Одним словом, это были смертники. Они говорили так: «Даже если президент пойдет на уступки, мы отсюда уже никуда не выйдем». А этой акцией мы привлекаем внимание общественности к тому, что в стране идет война. Мы могли бы поступить проще — взорвать себя в вагоне метро, например (такой тотальный психоз, как в Израиле), без всяких ультиматумов. Но у нас другая задача. Мы кладем свои жизни за строго определенную цель — сказать, что в стране идет война. А почему захватили именно театр? На наш взгляд, театр, шоу — самое яркое воплощение мира. А мира-то в стране нет!»

ПРЕСЛОВУТЫЙ СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ

На второй день захвата заложники, услышав из многих средств массовой информации, в особенности державных, заявление о том, что все они подверглись так называемому стокгольмскому синдрому — буквально влюбились в своих захватчиков, — были ошарашены и подавлены. Какое-то из СМИ напрямую сказало, что люди в здании начали медленно сходить с ума и требуют невесть чего, например демонстрации на Красной площади. «Это было больше, чем удар в спину. В тот момент вдруг показалось, что мы лишились поддержки извне. На общем духе, конечно, это отразилось не лучшим образом.

Некоторые и теперь трактуют мои слова о том, что было ощущение, что террористы борются за свои идеи, а мы — за свои жизни, тоже как стокгольмский синдром...»

УСПЕШНАЯ ОПЕРАЦИЯ ИЛИ ПРОВАЛ?

— Георгий, вы были внутри. Вы знаете правду, расскажите ее.

— Правду?.. А правда у каждого своя. Если упрощенно, суть операции была такова: пустили усыпляющий газ, дождались, когда люди уснут, потом добили спящих террористов. Факт спасения почти 700 заложников — удача людей, организовавших штурм. Удача и в прямом, и в переносном смысле. Скорее счастливое стечение обстоятельств. Я лично знаю нескольких человек, на которых газ не подействовал, и по залу таких был не один десяток. Это означает, что среди 50 террористов, держащих руку на взрывных устройствах, тоже могли оказаться такие крепкие люди. Я думаю, взрыв во многом не прозвучал потому, что не было команды, приказа. В решающий момент в нужном месте не оказалось человека, который бы принял такое решение. В зале были в основном женщины-террористки. И ислам здесь, видимо, сыграл злую шутку. Женщины не решились принять такое решение самостоятельно. Я наблюдал, как они все это время общались со своими мужчинами, — это было общение представителей низшей расы с высшей.

А потом, на мой взгляд, произошло страшное. Освобожденные живые люди умирали от простой человеческой халатности. Не было элементарной организации: оказалось некому выносить людей из зала, антидот кололи, никак не помечая людей, потому кому-то его поставили дважды, а кому-то ни разу. Врачам, увозящим первых освобожденных заложников, даже не сказали диагноз пострадавших, потому первые 12 человек, привезенные в институт Склифосовского, уже были мертвыми.

Погибли грузные мужчины. Просто потому, что они тяжелые. Полных оставляли на потом — их нужно было выносить вдвоем. Сначала спасали худых. Чудовищная нелепость выбора, выбора судьбы...

Когда я рассказывал все это на одной из радиостанций, мне в прямой эфир позвонила женщина и сказала, что я клевещу, говорю неправду. Что все было хорошо, ведь стольких людей удалось спасти. Я не спорю, все могло быть гораздо хуже. У каждого из нас есть право на свою правду. У звонившей женщины правда одна, у меня — другая.

«НОРД-ОСТА» БОЛЬШЕ НЕТ

13 ноября Георгий Васильев подписал вынужденное заявление на увольнение всем артистам театра. Здание требует капитального ремонта. Почти четверть труппы погибла — спектакля больше нет. И денег на его восстановление тоже нет. Все красивые обещания, данные перед телекамерами в дни захвата, оказались лишь обещаниями и не более того. Лишь фонд «Открытая Россия» выделяет деньги на создание передвижной версии мюзикла, с которой театр, как задумано, проедет по всей России. На стационарную же версию денег нет.

Владимир Путин, встречаясь в Кремле с бывшими заложниками, сказал такую многозначительную фразу: «Существует два стиля жизни — героический и современный...»

Жить в современной России — не есть ли это само по себе подвиг?

Врезка:

Чеченцы почти всегда говорили на своем языке, на русский переходили крайне редко. Ко всему залу со сцены обращались лишь несколько раз, в основном передавали информацию через заложников. Так, от одного человека к другому, переходили новости.  

Татьяна СОБОЛЕВА, Красноярск "Вечерний Красноярск"