На вопрос, – есть ли жизнь после телевидения, – он отвечает утвердительно. После скандального ухода с НТВ летом прошлого года Леонид Парфёнов ушёл в совсем иную сферу журналистики – он стал главным редактором журнала «Русский Newsweek», который по своей популярности в нашей стране сегодня встал на один уровень с авторитетными еженедельными журналами. Сегодняшний гость рубрики «Политкухня» рассказывает о том, почему в России читают меньше газет и журналов, чем в Польше, что называется «журналистикой для консьержек» и благодаря чему Леонид Парфёнов стал самым стильным телеведущим.
«Газет не читают, потому что бедные»
– Ситуация на рынке прессы в России сегодня характеризуется следующими вещами. У нас практически не существует качественной федеральной прессы. Единственным общефедеральным изданием в России является таблоид. Я имею в виду «Комсомольскую правду», на первой полосе которой можно прочитать, «От кого беременна Наташа Королева», или что-нибудь в этом духе. Это не хорошо и не плохо, так есть. Таблоиды пользуются всё большим успехом, как газета «Жизнь», «Аргументы и Факты», «Экспресс газета» и «Московский комсомолец». Точно также происходит рост популярности глянцевых журналов. Один из весенних номеров «Космополитена» разошелся тиражом полтора миллиона экземпляров. Что касается качественной прессы, то у неё тиражи мизерные, и они не растут. Прежде всего я имею в виду газеты «Коммерсант» и «Ведомости». Тираж «Коммерсанта» – около 120 тыс. экземпляров, у «Ведомостей» – раза в два меньше. Уровень развития качественной прессы в России во много раз меньше, чем в Польше.
Объясняется все это просто. В современной России отсутствует привычка чтения прессы. Советская традиция чтения газет и журналов кончилась, а российская не появилась. Причина этого – в невыстроенности русского капитализма. Затрудняюсь подобрать более точное определение, чем «невыстроенность». Отсутствие среднего класса, отсутствие стабильности, отсутствие уверенной прослойки в обществе, которая живет достаточно спокойно и обеспеченно, понимая, что это их время.
В России официальный порог бедности составляет 74 доллара, а в Польше – 320 евро. Это большая славянская страна, в которой живут 40 миллионов человек. В Польше только три еженедельника, они издаются около 200 тыс. экземпляров. У нас очень хорошим считается тираж в 50 тыс. экземпляров. Выходит, что в Польше читающая аудитория в шестнадцать раз больше, чем в России!
«Я счастлив работать для себя»
– Моя профессиональная карьера – счастливый случай. Я большую часть времени проработал и продолжаю работать не «в амплуа», а работая для себя. Раньше на НТВ, а сейчас – в «Newsweеk». Потому что раньше я с удовольствием смотрел то, что делал, а сейчас читаю. Огромное количество людей работает «в амплуа». Таких, как Леонид Аркадьевич Якубович. На самом деле он – пожилой, интеллигентный человек, читатель толстых журналов. В гробу он видал соленые огурцы, которые ему везут со всей страны на «Поле Чудес».
В принципе, задача «Newsweek» – смотреть, что меняется, и быстро реагировать на то, что изменилось. Наша аудитория – это та, которая просто не выбрала себе издание. Сейчас я много езжу по регионам, в основном – по крупным городам, выступаю в университетских аудиториях. Есть очень много людей, которые вообще не имеют привычки к чтению – они проводят всё свободное время в Интернете и иногда смотрят новости по телевизору. И я стараюсь пробудить в них интерес читать прессу.
Мне приятно делать качественный журнал. С таблоидами даже сравнивать не приходится. Во Франции это называется «журналистика для консьержек». Тётки, заведомые социальные аутсайдеры, сидят на вахте и читают про то, где в пьяном виде опять попался сын Депардье. У этих тёток нет своей жизни. Они живут чужой. Человек, который гадает, от Игоря Николаевы или от Тарзана беременна Наташа Королева, не возьмёт в руки серьёзный журнал. Это не хорошо, и не плохо. Тут во мне нет никакого высокомерия по отношению к работе коллег. Ради Бога. Каждая собачка лает тем голосом, каким хочет.
Я не занимаюсь рекламой, я не занимаюсь продажами. Я занимаюсь тем, что я редактирую журнал. Разумеется, мы существуем исключительно как коммерческое предприятие. Мы не печатаем заказных статей. Редакция журнала «Newsweek» даже не знает, какая реклама будет размещена в следующем номере, и не должна этого знать. Потому что в разделе технических новинок мы можем ругать «Samsung» и хвалить «Sony», а через две недели делать наоборот. При этом и «Samsung», и «Sony», размещают у нас свою рекламу, но мы не должны про это думать.
«Ремесло журналиста все ещё слабое»
– Несмотря на то, что в России выходят тысячи изданий, на рынке прессы есть ещё очень много свободных ниш. Например, есть формат городского издания, которым в Москве никто не занимается. Мы недавно говорили с Рафом Шакировым, бывшим главным редактором «Известий», про небольшой супермаркет «Алые паруса», который находится в Москве, в переулках возле Патриарших прудов. Угол Малой Бронной и Богословского. Если возле этого супермаркета поставить человека с фотоаппаратом, то за вечер он снимет и Александра Мамута, который зашел за бутылкой виски, и еще какого-нибудь олигарха, и еще кого из известных людей. Этого никто не делает, потому что никто «не ловит мышей». Даже в формате желтой прессы много недоработок. Это потому, что ремесло слабое. Надо честно признать, что в России не очень хорошая традиция в журналистике. При советской власти мы все так любили заниматься комментариями и не ценили информацию. Рассуждать о времени и о себе считалось высшим пилотажем и признаком мастерства, а просто добытый факт ценился не очень высоко.
Я никогда не забуду, когда я хорошо понял, что советской власти каюк. В вологодском обкоме партии, а я тогда работал на областном телевидении, объяснял секретарю обкома по идеологии что-то такое, что «должно быть серьезно, но интересно». Секретарь сказал фразу, от которой я просто замолк: «Скучно или не скучно – для пропаганды не критерий». И я понял, что важность темы может искупать все, включая выключенный телевизор. На государственном телевидении очень важно, что они серьёзно вещают. То, что государственный канал просто не смотрят, уже не имеет значение. «Сегодня президент Российской Федерации встретился с министром здравоохранения Михаилом Зурабовым. Речь шла о реформировании», – когда такое выдается за журналистику, это смешно. Сегодняшнему двадцатилетнему человеку, для которого английский не является отдельной профессией, который по проводам связан с остальным миром, смехотворна интонация заведующей учебной частью по воспитательной работе средней школы имени Дмитрия Карбышева.
Когда я отвечаю на вопрос, оказывалось ли на «Русский Newsweek» давление из разных структур, государственных и не очень, то говорю: нет. Это невозможно. Как вы себе представляете? «Русский Newsweek» выпускает издательский дом «Axel Springer». Такого быть не может, чтобы на наш журнал кто-то пытался надавить. Пока никто не пытался. Но ни от чего не надо зарекаться. Мне когда-то казалось, что гимн Александрова не может стать снова гимном России. Фарш невозможно провернуть назад. Но оказалось, что возможно. Поэтому «никогда не говори «никогда».
«Главные книжки уже написаны»
– Я сейчас мало чего читаю. Почти ничего не читаю. Если говорить про художественную литературу, то у меня есть ощущение, что я все книжки уже прочитал. Мне всегда интересен стиль, как это сделано. А после того, как прочитал Набокова, я ничего нового не встречал. В кино много чего встречаешь нового. Но это потому, что кино – постоянно развивающаяся вещь. А литература… Я не могу отделаться от ощущения, что главные книжки уже написаны. Правда, я много читаю беллетристики, non-fiction, который хорошо сделан. Совсем недавно перечитывал книжку Стейси Шифф, называется «Вера». Это очень ироничная, очень тонкая книга с великолепным слогом – книга о той цивилизации, которой больше нет.
Недавно смотрел японский мультфильм, совершенно фантастический, про шагающий замок. Неожиданная вещь. Я пересмотрел все последние фильмы Альмодовара. Из больших вещей я посмотрел до середины «Догвиль». Когда понял, что в конце фильма или ее убьют, или она сама убьется, то ушел, потому что понял, что меня не держит эта история. А фильм «Кофе и сигареты» досмотрел до конца, хотя там-то уж точно все понятно после второй новеллы.
За последнее время кино как будто бы омолодилось. Оно все время раздвигает новые горизонты. Как будто это тот жанр, в котором еще не все законы написаны, как в литературе. И могут возникать произведения, которые в принципе сняты так, как будто ничего предыдущего не было. Пионерский продукт. А в литературе автор поневоле, так или иначе, стоит на плечах предыдущих авторов. Притом, что плечи могут оказаться куда интереснее, чем он сам.
«Мятые брюки – это нонсенс»
– Очень важное значение для телевидения имеет то, как человек выглядит в кадре. Ведущего всегда показывают до условной линии, в жизни мы человека так не видим. Поэтому всё то, что выше уровня ватерлинии, имеет значение. Крупные сережки на ведущих региональных телеканалов я и сам бы запретил, сто пудов. А что мне с того, что так делают в Европе? Известно, с каким словом Европа рифмуется по-русски. Мне это абсолютно неинтересно. Где вы в Европе видели крупные сережки? Если только на немецком телевидении, итальянском.
«Винные страны» – Франция, Италия, Испания, Португалия – это совсем другое телевидение. Очень не похожее на то, что есть в России. В Италии и Франции с семи до девяти часов вечера рекламоемкая аудитория находится в ресторанах. Люди дома не сидят вечером. В этих странах в «прайм-тайм» телевизор смотрят только «тетки» в нашем понимании этого слова, потому что самым большим отрядом пролетариата являются официанты. Это единственная профессия, в которой в Италии и во Франции более одного миллиона человек.
Я думаю, что даже в этих странах ведущие новостей не надевают украшений. Мое мнение: украшения не нужны. Я своим парням, ведущим новостей на НТВ, советовал не носить обручальное кольцо. Потому что на экране план настолько крупный, что кольцо на пальце выглядит демонстрацией: «Обратите внимание, я женат, так что попрошу без всяких». Вот такая информация считывается зрителем при такой крупности плана. У человека берется треть фигуры, и всё это делается крупнее в пять раз. Поэтому прекрасно видно, какой галстук, какой его залом. У дам это всё еще более очевидно.
«Стендап» (когда журналист находится в кадре – А. М.) по принципу «я надела все лучшее сразу» мне тоже совершенно не нравится. Это лишнее. Я понимаю, что Россия – северная страна, и хочется как-то поярче выглядеть. Я придерживаюсь на этот счёт достаточно строгих правил. Украшение украшению рознь. Что значит «украшение»? Монисты, наверное, чересчур. Я как Иосиф Давыдович Кобзон: в брюках, в которых я выступаю, я не сажусь. Если я в кадре, то я в кадре. У меня все привезено на съемку. Перед эфиром всё надел, снялся, переоделся и дальше живу. Мятые брюки – это нонсенс.

Сергей ПОПЛЁВИН, г. Пенза. Газета «Пензенская губернская биржевая газета», № 43, 09 ноября 2005 г.

|
|