Не секрет, что российская экономика держится в основном за счет сырьевых отраслей. Каково положение в этих отраслях, анализирует Владимир Милов, руководитель исследовательской группы из «Центра стратегических разработок».

Сначала о нефти...

Все, что сейчас происходит в связи с энергетикой, имеет серьезный политический оттенок и напрямую проецируется на ту модель экономической политики, которая в стране реализуется.

Происходят очень странные вещи с экономической политикой. Когда в первый раз в России избрали президентом господина Путина, правительство под его руководством объявило довольно амбициозную программу экономической политики - среднесрочную с долгосрочным акцентом. Она была нацелена на дальнейшую либерализацию экономики, дерегулирование, как это тогда называли, дебюрократизацию, снижение административного участия и доли государства, предоставление больших возможностей рынку и рыночным агентам. И вдруг в последние 2-2,5 года мы столкнулись просто с тотальным пересмотром всех этих идей, всех принципов экономической политики и с действиями властей, которые были направлены ровно в обратную сторону - на усиление присутствия государства, его роли. И так получилось, что на передовой всей этой борьбы двух моделей - какую экономику мы все-таки строим: либеральную или государственную - оказался нефтегазовый сектор, потому что там сосредоточены большие объемы потоков денежной наличности, которые очень легко контролируются, в том числе и некоторыми совершенно конкретными людьми, которые сегодня занимаются установлением контроля над этим нефтегазовым сектором.

Мы сегодня находимся в парадоксальной ситуации, когда у нас не отменена фактически либеральная повестка дня, она формально в документах правительства существует, хотя всем очевидно, что в стране осуществляется другая политика. Что мы получили после того, как этот сектор был поделен на крупные вертикально-интегрированные нефтяные компании, приватизирован, там были отпущены цены? На самом деле, очень крупные дополнительные доходы от экспорта нефти, которые начали приходить в сектор, начиная со второй половины 1998 года, были направлены на инвестиции в реабилитацию сектора. Государство в этом процессе никак не участвовало. И инвестиционные решения, связанные с наращиванием добычи нефти, с применением новых технологий, с повышением эффективности, принимались как раз этими самыми новыми хозяевами, частными собственниками, которые сформировались в середине 90-х годов.

Я не хочу сказать, что залоговые аукционы были очень честными. Вообще говоря, нет. Они не были честными. И они для государства были убыточными. Они были пройдены абсолютно неэффективно. Государство на этом очень сильно потеряло. Но, с другой стороны, они дали совершенно потрясающий структурный результат. Они смогли на базе полностью разрушенной российской нефтянки, с которой никто не понимал, что делать, в считанные пару лет создать очень эффективный сектор, который на самом деле оказался международным, конкурентоспособным, который оказался способным привлечь самые передовые технологии для того, чтобы резко увеличить эффективность своей производственной деятельности. Это позволило привести сюда передовые западные разработки и лучшие западные инжиниринговые компании, которые не всем нефтегазовым корпорациям в мире доступны.

В декабре 2001 года обсуждался проект энергетической стратегии России. Тогда было ясно, что с «нефтянкой» что-то происходит, что государственные чиновники даже не в состоянии понять до конца. Самые лучшие отраслевые эксперты со всеми регалиями, академики, доктора - авторитетнее не найти - говорили, что при всех благоприятных внешних факторах максимальный объем нефтедобычи, который Россия может получить к 2020 году, будет 370 млн. т в год. В прошлом году добыли 460 млн. т. Вот и вся разница. То есть наша академическая элита, которая работает в Академии наук и в других институтах, просто проспала вещи, которые частный бизнес смог сделать на раз, без какого-то особенно серьезного напряжения и серьезных ресурсов. В итоге мы получили то, что получили. Мы получили беспрецедентный бурный рост нефтедобычи, которого не ожидал никто.

Россия сегодня стала одной из крупнейших мировых нефтяных держав вместо проблемной страны с большими запасами и возможностями, но нереализованным потенциалом. Даже несмотря на проблемы, которые появились в нефтяном секторе в последние два года, у рыночного сектора «нефтянки» есть рыночная стратегия, которая ориентирована на рост.

Так вот, начиная с сентября прошлого года этот рост прекратился. Проправительственные экономисты и нефтяники, которые говорили: «Все. Мы вышли на плато»... Есть такой термин у нефтяников, который означает, что есть некоторый этап, после которого добыча просто по естественным причинам перестает расти. Ни на какое плато мы не вышли. Мы можем расти опять. Ситуация стала такой, что в определенной степени вмешательство государства в последние месяцы не было таким сильным, как в предыдущие периоды. И сразу, как только эта уздечка ослабла, сектор вернулся на ту поступательную кривую роста, которая существовала раньше.

Почему так важно, чтобы нефтедобыча росла? Должен вам сказать, что в приросте физических объемов именно экспорта за последние пять лет подавляющую долю, то есть 90%, занимал прирост объема экспорта нефти сырой. Больше добыли - больше экспортируем. Здесь надо сделать важное замечание, что у нас внутренний спрос на нефть по ряду причин не растет. И вся эта дополнительно добытая нефть, которая появляется за счет роста добычи, идет, конечно, на экспорт - это было основным фактором, обеспечивающим вклад в рост ВВП в последние годы.

Проблемы, связанные с наступлением некоторой стагнации в нефтедобыче, связаны с целым комплексом факторов, которые происходят из разных углов. Все эти факторы имеют разную природу, разное происхождение, но все они связаны с усилением административного вмешательства в деятельность сектора. Наверное, самый главный фактор из всего этого - налоги.

Перед выборами в Думу прошла дискуссия о природной ренте. Была внедрена очень жесткая, прогрессивная шкала налогообложения нефтяного экспорта, которая привязана к мировым ценам. Это, по сути, означает, что свыше за баррель компания не получает. Все остальное получает бюджет. Теперь с этими деньгами не особо знают, что делать. Сектор знал, что с этим делать. Он довольно много инвестировал. Я должен сказать, что кульминативные инвестиции нефтедобывающих компаний в развитие сектора в течение периода шести лет, с 1999 по 2004 включительно, составили больше млрд. Это очень важно учитывать, когда говорят о богатстве олигархов. Они, конечно, все очень богатые люди, но факт в том, что эти млрд. - это деньги, которые они вложили в свою отрасль в качестве капитальных инвестиций, которые пошли в рост, которые пошли в создание новых рабочих мест, пошли в то самое увеличение эффективности. Поэтому повышение налогов, конечно, ударило в первую очередь по этим самым инвестиционным решениям. И, конечно, ключевым фактором, повлиявшим на всю эту ситуацию с инвестиционными решениями, которые не были приняты, что повлекло стагнацию в нефтедобыче, стал структурный передел отраслей, который затеял Кремль. Серьезный структурный передел, который коснулся почти всех.

Несколько слов о ЮКОСе. У нас нет ураганов в нефтедобывающих регионах, но у нас есть кремлевская администрация, которая по последствиям своих действий вполне сравнима и с «Катриной» и с «Ритой». Это очень существенное падение нефтедобычи, которое продолжается. И продолжается уже три года. И конца этому никакого не видно. Цена вопроса - 15 млн. т нефти в годовом отчислении. С чем это сравнить, например? Годовой объем потребления автобензина в России - это 26-27 млн. т. Такая ситуация в нефтяном секторе свидетельствует о том, что все, что происходит в последнее время под эгидой усиления государственного контроля в тех или иных формах, несет в себе катастрофически отрицательные последствия для экономики нефтяного сектора. Это есть не что иное, как попытка пообедать курицей, которая несет золотые яйца. Понятно, что кому-то это несет совершенно конкретные возможности и всякие вещи, связанные с контролем над денежными потоками.

...а потом о газе

А какова ситуация в газовом секторе, секторе, который представляет собой разительный контраст с «нефтянкой». На самом деле российская газовая отрасль существенно больше по размерам, потенциальной стоимости, чем нефтяная. Запасы газа в России уникальны. Это, во-первых, треть мировых запасов газа. Во-вторых, это одни из крупнейших и наиболее уникальных газовых месторождений в мире. Модель функционирования газового сектора (так, как она задумывалась в начале 90-х годов теми, кто ее реализовывал) обанкротилась. Там проблема в том, что 7-5% российских запасов газа сосредоточено в очень крупных месторождениях. И считалось, что для того, чтобы разрабатывать очень крупные месторождения, нужны суперкомпании, нужна суперконцентрация и очень большой эффект масштаба, что нужен национальный чемпион, который у нас в конце концов и появился на арене в виде Газпрома. Эта модель обанкротилась, она не приблизила нас к введению в действие ни одного крупного газового месторождения, кроме «Заполярного», которое было в достаточно готовом состоянии. Падение добычи на главных крупнейших месторождениях - Уренгойском, Ямбургском и Медвежьем, которые дают примерно 350 млрд. куб. м (больше половины газодобычи в России), происходит гораздо быстрее, чем даже думали геологи.

Ресурсов газа для того чтобы заместить падение добычи и обеспечить потребности и экспорта, и внутреннего рынка, достаточно. Но, к сожалению, мы имеем такую ситуацию, которая является прямым следствием централизованной модели функционирования газового сектора, не изменившуюся с советских времен.

Газпром - это в чистом виде классическое советское предприятие, где левая рука совершенно не знает, что делает правая, где ни одного проекта. Хотя там - крупнейшие мегапроекты по разработке месторождений с триллионами кубометров газовых запасов. Все, что там есть, это ежегодно утверждаемая краткосрочная смета сроком на один год.

Как Газпром тратит свои деньги, которые идут на капитальные вложения? Видно, что добыча для него, мягко говоря, не является приоритетом. Когда Газпром создавали, ожидали, что это будет суперкомпания, которая сможет действительно обеспечить ввод этих крупнейших Ямальских месторождений. И что в итоге? Газпром инвестировал в них в течение последних двенадцати лет примерно 0 млн. в год. Для того, чтобы, например, запустить в действие первое крупнейшее месторождение «Бованенковское» со всей инфраструктурой, необходимой для доставки газа в более южные регионы Ямало-Ненецкого округа, нужно млрд.

Эта модель не приносит нам того, на что мы так рассчитывали. И наоборот: ее функционирование связано с серьезными проблемами. И не известно, как мы из них выпутываться будем. Это такая тема, на которую руководство нашей страны предпочитает не говорить.

Есть ли для нас с вами и для бюджета нашей страны какие-то преимущества, если компания находится под контролем государства? Не знаю. А то, что Газпром получает крупные налоговые субсидии от государства, это факт. То есть фактически его дотируют из бюджета. Он должен был платить с тонны добываемых углеводородов, а платит . Эта разница должны была быть в бюджете, а находится в Газпроме.

Газпром не увеличивает поставки газа на внутренний рынок, а сокращает их. А спрос на внутреннем рынке растет. И вся эта ситуация ведет к тому, что у нас уже есть серьезный разрыв между поставками Газпрома на внутренний рынок и спросом. Растущая экономика требует больше газа, это очевидно. И это все ведет к тому, что у нас возникает не очень приятная ситуация к 2010 году. Уже даже инвестиционные банки начали говорить о том, что может быть приличный дефицит - под 100 млрд. куб. м газа на внутреннем рынке в 2010 году - не известно, откуда его покрывать. Газовый сектор сам нам не приносит того, что просит экономика, несмотря на крупнейшие газовые ресурсы в мире.

На мой взгляд, вся эта ситуация - результат сращения власти с монополиями.

То, что у нас сейчас создается, - это не государственная собственность на нефтегазовые активы. Это такая квазигосударственная собственность. В общем, нет перераспределения активов в пользу страны. Есть перераспределение активов в пользу конкретных людей, которые имеют в этой стране какое-то влияние. Но публичной собственность не становится.

Благодарим за содействие клуб региональной журналистики «Из первых уст».

  

Лариса РЕВИНА, г. Ижевск. Еженедельник «Колесо обозрения», 15 декабря 2005 г.