Увы, не так уж много в мире российской журналистике остается ярких личностей, чье мнение было бы интересно профессионалам вне зависимости, какой именно сегмент медийного рынка они окучивают. Одной из самых ярких звезд, наверное, по-прежнему остается отлученный от телеэфира и погрузившийся в проблемы современных печатных СМИ Леонид ПАРФЕНОВ. Еще совсем недавно он был создателем блистательных исторических телерасследований и программы «Намедни». А с февраля прошлого года приступил к работе главного редактора журнала «Русский Newsweek». Благодаря Клубу региональной журналистики РОО «Открытая Россия» наш редактор Галина СТАВРИЕЦКАЯ получила возможность из первых уст узнать, как он оценивает ситуацию на рынке российских СМИ.

- Леонид Геннадьевич, в минувшем году вы перешли от тележурналистики к печатной. И каковы первые впечатления?

- У нас сегодня внятной качественной федеральной прессы практически не существует. Единственным общефедеральным изданием у нас является таблоид. Я имею в виду «Комсомольскую правду» с первой полосой типа: «От кого беременна Наташа Королева» или еще что-нибудь такое. Это не хорошо и не плохо. Это так есть. Есть некоторые успехи еще ряда таблоидных изданий: газета «Жизнь», в значительной степени переродившиеся «Аргументы и Факты». У нас есть некоторый успех «глянца». Порой весьма впечатляющий успех. Так называемый большой номер «Космополитена» перед восьмым мартом разошелся тиражом 1,5 млн. экземпляров, что много, где угодно. Но что касается качественной прессы, то тиражи мизерные и не растут.

- И в чем же дело?

- Объясняется все это одним — отсутствием современной привычки чтения прессы. Советская традиция чтения газет и журналов кончилась, а российская не началась. А первопричина – это невыстроенность русского капитализма. Отсутствие среднего класса, отсутствие стабильности, отсутствие уверенной прослойки в обществе, которая живет достаточно спокойно, обеспеченно, понимая, что это ее время. Разумеется, в этих условиях работать можно только на тот сегмент аудитории, который чувствует для себя это время своим, кто хочет реализовывать себя. Я пытался примерно тем же заниматься в «Намедни». Стремление делать, с одной стороны, качественную журналистику, а с другой стороны, чтобы она была интересна, и собирала не только аудиторию, специально в ней заинтересованную.

- Но можно ли это делать в рамках печатной прессы – без визуальных эффектов, с гораздо меньшими возможностями?

- А почему нет? Была у нас, например, скандальная обложка про новый русский язык. Часть дистрибьюторов отказались распространять журнал в таком виде. Собственно говоря, эта обложка существует в двух видах. Так она была представлена и в Книжную палату, и в Библиотеку имени Ленина. И в то же время у нас была серьезная акция к годовщине Беслана. Мы разыскали всех, кто был снят на известных бесланских фотографиях. Мы их сняли в нынешней ситуации. Здесь же мы дали на пяти полосах фотографии всех погибших. Долго собирали. Даже у комитета «Матери Беслана» были не все снимки. Все равно, четырех карточек не хватает. Кто-то просто уехал из города, не выдержав этого всего.

- У кого сейчас выгоднее отвоевывать позиции – у таблоидов или у региональной прессы, выдавливая ее каким-то образом с рынка?

- Я не думаю, что мы можем отвоевывать какие бы то ни было позиции у региональной прессы. У нее задачи в такой большой стране, как Россия, совсем другие, чем у федерального издания. Я очень много езжу по регионам. Был в Челябинске, Перми, Екатеринбурге, Новосибирске. В основном выступаю в университетских аудиториях и вижу, что есть очень много людей, которые вообще не имеют привычки к чтению. Но это аудитория, которая потенциально хотела бы читать, которой интересна картина мира.

Сейчас самая массовая аудитория федеральных каналов - это женщины в возрасте «55 плюс». Когда это выдается за журналистику, это смешно. Сегодняшнему двадцатилетнему человеку, для которого английский не является отдельной профессией, который по проводам связан с остальным миром, смехотворна интонация заведующей учебной частью по воспитательной работе средней школы имени Дмитрия Карбышева.

- Значит, вы готовы побороться за аудиторию с таблоидами?

- Таблоиды – для нас это нереально. Во Франции это называется «журналистика для консьержек»: тетки, заведомые социальные аутсайдеры, сидят на вахте и читают про то, где в пьяном виде опять попался сын Депардье. У них нет своей жизни. Они живут чужой. А у нас это человек, который гадает – от Игоря Николаева или от Тарзана беременна Наташа Королева… Нам нечего делать с этой аудиторией. У нее нет своей жизни. Это не хорошо и не плохо. Это объективно. Тут во мне никакого высокомерия по отношению к работе коллег. Ради Бога: каждая собачка лает тем голосом, каким хочет.

- Но можно ли, Леонид Геннадьевич, пробиться к той аудитории, которая потенциально могла бы стать читателями качественной прессы?

- Мои встречи со студентами – это попытка вести диалог. Может быть, у них будет возникать привычка чтения такого издания. Скажем, «Литературная газета» при советской власти начинала с тиража 100 тысяч. А потом, по мере того, как закручивались гайки, становилось важнее что-то читать, по мере того, как газета приучала аудиторию к такой форме общественного диалога, она росла. Она выросла до 4,5 миллиона.

- Как вы уже говорили, вы часто ездите по регионам. Как вы оцениваете перспективы региональной прессы?

- Как нет одинаковых регионов, так нет и одной перспективы. Все зависит от того, какая ситуация в регионе. Есть в Екатеринбурге или в Новосибирске издания, которые (при том, что там лавируют по-всякому) вполне себе заняты журналистикой. Есть случаи, когда в регионе (особенно если рекламный рынок не очень велик) СМИ одни государственные или откровенно заказные. Разгула творчества там не предвидится. Так что все очень по-разному.

Но вместе с тем, даже в таких условиях есть формат городского издания, который и в Москве, скажем, тоже никто не выполняет. Мы недавно говорили с Рафом Шакировым, бывшим главным редактором «Известий», про небольшой супермаркет «Алые паруса», который находится в переулках возле Патриарших прудов. Если возле него поставить человека с фотоаппаратом, то за вечер он снимет и олигарха, который зашел за бутылкой, и еще кого-то, и еще кого-то. Этого никто не делает, потому что никто «не ловит мышей». Даже в формате желтой прессы недоработок много.

- И в чем же причина?

- Да просто ремесло слабое. Просто надо честно признать, что у нас не очень хорошая традиция в журналистике. При советской власти мы так все любили заниматься комментариями, так не ценили информацию, что рассуждать о времени и о себе – это мы мастера, а просто добытый факт – это у нас не очень.

- Не кажется ли вам, что сегодня печатная пресса в любом случае проигрывает телевидению? А возвращаться к информационным еженедельникам – это вчерашний день. Единственное, чем мы можем отыграть, только аналитикой.

- Я согласен с тем, что если это просто информационный бюллетень, то кому нужны «прокисшие» новости через неделю? Конечно, нужно делать так, чтобы «создавать прибавочную стоимость», чтобы кроме информации, кроме новостей это шло бы куда-то дальше. Еженедельник должен работать как еженедельник. То есть надо с самого начала понимать, что мы выходим после всех, тема до нас «разрыхлена». Но у человека есть потребность пережить, переосмыслить события еще раз, если конечно это правильно сделать. Что оттого, что всю неделю пели про приключения траулера «Электрон» в норвежских морях? Это совершенно не исключает выход в воскресенье большого материала про то, как мы вообще добываем рыбу близ Шпицбергена. Я не думаю, что кто-то отдавал отчет себе, что мы здесь сталкиваемся с самыми благополучными людьми на свете. Средний норвежец имеет доход выше, чем даже средний кувейтец. И тут наши на такой ржавой посудине. Понятно, что люди, рискуя жизнью, выходят в море на таком тазу. Будут ли они думать о жизни этой мойвы? О какой экологии рыбы может идти речь, когда тут экология людей страдает. Вот это будут читать…

- А потом подписчики будут жаловаться, что прочитали об этом спустя еще пару недель…

- А на что жаловаться? На почту России? У меня к маме письмо на восьмой день приходит в Череповец. Нельзя воздействовать на монополиста. Вы в Цюрихе, что ли, постоянно живете? Если у нас монопольная почта, она устанавливает какие угодно тарифы, когда угодно и что угодно. И нет никаких санкций. У нас 97% тиража – розница. И вам того же желаю. В Польше, которая по диагонали 900 км, почта тоже государственная. По тем же причинам, что и у нас. Там за 5 грошей должна открытка рождественская прийти, бабушка должна послать внучке поздравление. Поэтому у поляков точно так же подписка – 3%. А в Америке подписка – 95%.

- На ваш журнал оказывалось давление?

- Как вы себе представляете? «Русский Newsweek» издает «Axel Springer». Хотя, конечно, ни от чего не надо зарекаться. Мне когда-то казалось, что гимн Александрова – это невозможно.

- Что, на ваш взгляд, журналисту можно говорить, а что нельзя с точки зрения морали?

- Я считаю, что можно все говорить. Ужас должен быть ужасом. А страх должен быть страхом. Потому что тогда начинается смещение. Ужас становится только страхом. Страх становится только испугом. Испуг становится только «Ой!». Журналист сам человек. Почему он должен все время думать, что он какое-то отдельное существо, которое может воспринимать все, а читатель – это другое существо, которое все воспринимать не может? Это уже какая-то божественная функция. Мне кажется, что должно быть все. Это нужно, потому что без этого непонятно, что произошло. Если человека убили, я не призываю вид этого трупа смаковать. Но то, что он должен быть, для меня это очевидно.

- Часто возникает тема – там-то напали бандиты. Сказать, что это были чеченцы, значит, дать кому-то возможность провокации, возможность сказать: «Иди, бей чеченцев».

- Чеченцев бьют или не бьют не потому, что читают газеты. Это все чушь собачья. Есть информация. Она самоценна. Солженицына считали антисемитом оттого, что он написал фамилии руководителей Гулага, которые были выложены дерном на склонах Беломорканала. А он их просто переписал из книжки под редакцией Максима Горького. Что делать, если начальником Гулага вначале был Берман, а потом Фельдман? И дальше что? Это информация. А то, что ее будет кто-то трактовать как сионизм или антисемитизм... Этак мы до чего угодно дойдем. Но знать-то все равно надо.

- Какова, на ваш взгляд, мера ответственности редактора во время принятия им того или иного решения – перед своим коллективом, перед аудиторией?

- Это вопрос выбора. Здесь не может быть никакого совета. Увы, это коллизии, которые мы постоянно переживаем. Да, общая тенденция такова, что лучше не рисковать в нынешних условиях. К риску нынешнее время не очень предрасполагает. Если бы был инвестор, если бы на этом рынке были другие деньги… Для меня в отношении ремесла главное – сделать что-то еще, сделать что-то новое. Иначе зачем? Одно и то же мне просто неинтересно, а денег я и так заработаю.

  

Галина СТАВРИЕЦКАЯ, г. Тамбов. Областная общественно-политическая газета "Наедине", № 2, 11 января 2006 г.