Государство усиливает влияние на бизнес. Отдав в 90-е годы крупные компании в частную собственность, теперь оно словно усмотрело в этом ошибку и пытается вернуть рычаги управления. К какой структуре экономики мы идем? Станет ли она эффективнее? Предлагаем вниманию читателей мнения трех московских экспертов.

Структурный передел

Сергей Алексашенко, директор независимого исследовательского центра "Развитие":

Национализация экономики - это главное, что сейчас определяет развитие страны. Если посмотреть на то, что происходит в России за последние 2-3 года, то можно совершенно определенно сказать: государство занимает главенствующие позиции во все новых секторах. Сначала оно вернуло контроль над природными ресурсами, увеличило контрольный пакет в "Газпроме". Потом усилило свое присутствие в нефтяной промышленности - заговорили о разгроме ЮКОСа и национализации "Юганскнефтегаза". Дальше этот процесс набирал обороты - каждый месяц что-то происходило: "Атомстройэкспорт", концерн "Силовые машины"… Теперь речь идет о том, чтобы АВТОВАЗ перешел под контроль государства. Понятно, что это делается уже в мирных формах, без судов, с добровольного согласия всех участников.

Реформа энергетики, которую нам преподносили как продвижение частного капитала в сектор генерации, поворачивает на совершенно другой путь. Государство делает все возможное, чтобы, с одной стороны, реформа энергетики шла как можно медленнее, с другой, пытается в ходе этой реформы сохранить за собой или за госкомпаниями контроль над основными электрогенерирующими активами.

Процесс этот ни в коем случае не случаен. Количество примеров приближается к десятку, и каждый раз выбираются все более значимые предприятия. Национализация может набрать настолько мощные обороты, что к 2008 г. конфигурация российской экономики поменяется самым существенным образом. Если два года назад сектор, контролируемый государством, производил 40% ВВП, то к 2008 г. картина может стать принципиально иной - 70% против 30%.

Практика последнего десятилетия показала, что государственные компании наименее эффективны и прозрачны, наименее подконтрольны своим акционерам, в том числе государству. Я не хочу сказать, что абсолютно все частные компании эффективны, но среди них работает механизм банкротства. Государство свой бизнес не потеряет никогда - ни в электроэнергетике, где банкротства запрещены законом, ни в телекоммуникациях, ни в атомной отрасли… Менеджмент, назначаемый государством, руководствуется какими-то другими целями, но не эффективностью.

Есть один хорошо известный пример. С 2001 по 2004 гг. быстро росли цены на нефть, и российский нефтяной экспорт увеличился примерно на 40%. Проведенное в то время исследование показало, что все нефтяные компании можно поделить на три группы. Первая - частный бизнес. В тот момент это были ЮКОС, ТНК, "Сибнефть". Вторая группа - государственные компании ("Роснефть", "Татнефть", "Башнефть"), третья - промежуточные, "с правильной социальной ответственностью" ("Сургутнефтегаз" и ЛУКОЙЛ). Выяснилось, что у "правильных" компаний рост экспорта (что обеспечивает основной доход нефтяников) соответствовал среднеотраслевому. У частных этот показатель оказался на 30-35% выше, чем в среднем по отрасли. У государственных компаний рост экспорта был менее 5%. Значит, они не пользовались конъюнктурой рынка.

Поглощаемые государством предприятия - и АВТОВАЗ, и энергетическое машиностроение, куда входят "Силовые машины", и "Атомстройэкспорт", - требуют решительных и нестандартных действий, активного привлечения внешнего капитала для переоснащения. Этого не будет! Такое жесткое заявление я делаю исходя из опыта, что подкрепляется примерами.

Возьмем телекоммуникации. Здесь существуют фиксированные линии связи, которые входят в каждый дом. Межрегиональными телекоммуникационными компаниями владеет "Связьинвест", на три четверти принадлежащий государству. Статистика показывает, что за последние 10 лет отрасль не только не растет темпами, сопоставимыми с мобильной связью, она даже не успевает обновляться. Часть населения страны по-прежнему не имеет стационарных телефонов.

Но в этом бизнесе нужно обновить оборудование, поставить цифровые станции, проложить телефонные линии в районах новостроек. На все нужны деньги, получить которые можно двумя путями: банковскими займами или привлечением денег новых акционеров. Второй путь - это размывание пакета государства. В результате количество мобильных абонентов в России превысило число абонентов фиксированной связи, что еще пару лет назад казалось немыслимым. Мы одна из немногих стран в мире, которая достигла такого соотношения.

Сейчас государство, наконец, согласилось с тем, чтобы продать свой контрольный пакет "Связьинвеста". И возможными покупателями будут компании, выросшие на рынке мобильной связи. Получается, что наша практика идет вразрез с мировой, когда фиксированные операторы растут за счет мобильной связи. У нас государственная компания совсем отстранилась от "мобильного" рынка, упустила его из сферы влияния, а конкуренты создали с нуля эффективный бизнес.

Мы наблюдаем очень опасный процесс, в который с каждым месяцем вовлекаются новые и новые предприятия. Если так будет продолжаться - нас ожидает существенное изменение конструкции российской экономики и существенное снижение ее эффективности. После этого все разговоры об удвоении ВВП окажутся фикцией.

К независимости и обратно

Владимир Милов, руководитель исследовательской группы по энергетике и транспорту фонда "Центр стратегических разработок":

Когда в России избрали на первый президентский срок Владимира Путина, правительство под его руководством объявило довольно амбициозную программу. Она была нацелена на дальнейшую либерализацию экономики, снижение административного участия, создание свободной рыночной атмосферы. Был задан совершенно очевидный вектор экономической политики, которая должна была привести к позитивным результатам. И, на мой взгляд, приводила. Но в последние 2-2,5 года мы столкнулись с тотальным пересмотром этих идей и с действиями властей, которые были направлены в обратную сторону - на усиление роли государства. На передовой борьбы двух моделей экономики - либеральной и государственной - оказался нефтегазовый сектор.

Чего мы добились, проводя либеральную политику в некоторых сегментах энергетического сектора? Мы получили ситуацию, когда крупные дополнительные доходы от экспорта нефти были инвестированы в возрождение отрасли. Разрушенная российская нефтянка за пару лет превратилась в очень эффективный бизнес.

В советское время считалось, что если вы извлечете из недр хотя бы 30% нефти, то у вас все хорошо. На отдельных крупных месторождениях новые нефтяные компании довели коэффициент до 0,6-0,7. Сказать, что это прогресс - значит, ничего не сказать. Частные независимые компании смогли привлечь самые передовые западные технологии для резкого увеличения эффективности своего производства.

Но за последние два года ситуация изменилась. Почему же рост добычи замедлился, если был потенциал, подкрепленный реальными инвестиционными планами? Причины имеют разную природу, но все они связаны с усилением административного вмешательства. Наверное, самый главный фактор - налоги, повышение которых в первую очередь ударило по инвестиционным решениям.

В 2003 г., когда у нас был максимально силен частный сектор, независимые компании контролировали более 75% нефтедобычи. В конце 2005 г. после всех приобретений "государственная" доля существенно выросла. Если так пойдет и дальше, к концу 2006 г. доля частного сектора в структуре российской нефтедобычи составит всего 35%. А усиление госконтроля приведет к отрицательным последствиям для нефтянки, обеспечивавшей наиболее серьезный вклад в экономический рост страны. Получится ни что иное, как попытка пообедать курицей, несущей золотые яйца.

Газовая отрасль гораздо более важна для энергетики России, чем нефтяная. У нас, во-первых, треть мировых запасов голубого топлива, и, во-вторых, одни из крупнейших месторождений в мире. Проблема в том, что часть запасов российского газа сосредоточена в очень крупных месторождениях. Считалось, что для их разработки нужна суперкомпания, национальный чемпион, который у нас и появился в виде "Газпрома". После почти 15-летнего существования этой модели мы не ввели в действие ни одно крупное месторождение (кроме "Заполярного", которое уже было почти в готовом состоянии). Более того, добыча газа сокращается на трех главных месторождениях, которые дают более половины газодобычи в России. Спад происходит гораздо быстрее, чем предполагали.

На самом деле, ресурсов газа достаточно для того, чтобы возместить падение добычи и обеспечить потребности экспорта и внутреннего рынка, увеличивающего спрос. Но газовый сектор не обеспечивает того, что просит экономика, несмотря на крупнейшие ресурсы в мире. Сегодняшняя ситуация является прямым следствием централизованной модели работы газового сектора, не изменившейся с советских времен.

И другой пример - угольная отрасль. Она была самой политически и социально чувствительной сферой энергетического сектора в течение всего советского времени. Реструктуризация здесь проходила тяжело, болезненно, были социальные проблемы. Но цели, которые ставились в начале реформы, вызвавшей негативную реакцию в обществе и, особенно, в шахтерских регионах, достигнуты. В 2004 г. доля компаний, находящихся под государственным контролем, составляла менее 25%. Основные производительные силы оказались частными, объем субсидий снизился. Государство постепенно уходило из угольной отрасли, и сектору, казавшемуся безнадежным, это, в конце концов, пошло на пользу. Оказалось, что он не просто выживает, а гораздо лучше себя чувствует.

Заболели от успехов

Андрей Илларионов, директор Института экономического анализа:

Сегодняшнее состояние российской экономики, на первый взгляд, достаточно хорошее. Можно приводить большое количество разнообразных показателей: экономический рост (хотя и более медленный, чем ранее), рост доходов компаний и бюджета, рост потребительских расходов населения, инвестиций, наполнение стабилизационного фонда и т.д. Все замечательно! Но это лишь подчеркивает ключевую особенность российской экономики - изобилие ресурсов.

Несколько лет назад подход властей к ресурсному, в частности, нефтяному сектору основывался на снижении налогов, стимулировании конкуренции, устранении препятствий для разведки, добычи, транспортировки и экспорта нефти. Результатом такой политики стал значительный рост инвестиций. За 5 лет они увеличились вдвое, добыча и экспорт нефти - также почти вдвое. С 2000 по 2002 гг. Россия была абсолютным мировым лидером по этим показателям.

С весны 1999 г. цены на нефть начали быстро расти, и к концу 2005 г. они увеличились примерно вчетверо. Вместе с высокими ценами в нашу экономику пришла болезнь, которая называется "голландской".

Рост цен на нефть значительно увеличил приток финансовых ресурсов в страну: с 1998 по 2005 гг. стоимость российского экспорта нефти возросла семикратно: с 14 млрд. долларов до 100 млрд. долларов. Соответственно, в России высокими темпами росла денежная масса. Поскольку именно это предопределяет динамику инфляции, то неудивительно, что ее темпы сохраняются на весьма высоком уровне. В течение трех последних лет темпы инфляции примерно одинаковы - около 12%.

Еще один симптом болезни - совокупный уровень издержек в российской экономике за этот период вырос на 50%, а издержки - один из важнейших показателей для любого предприятия. Если издержки растут, то при фиксированной цене на продукцию доходы компании уменьшаются. Рано или поздно это приводит к тому, что издержки поглощают цену продукции. В таком случае предприятие вынуждено прекратить производство, сократить занятость и в конечном итоге оказаться банкротом.

Аналогичная ситуация происходит и с национальной экономикой. Если издержки ведения бизнеса в стране постоянно растут, производство подавляющего большинства продукции становится неэффективным. В наиболее благоприятном положении оказываются добывающие отрасли (нефть, газ, некоторые виды цветных металлов). Однако обрабатывающие отрасли, прежде всего машиностроение и легкая промышленность, оказываются под угрозой сокращения производства. Экспорт России в 2005 г. вырос на 59% по сравнению с 1999 г., когда началась "голландская" болезнь. Импорт за это время увеличился на 271%. Почему такое произошло?

Производство продукции внутри страны становится все менее выгодным, оно сокращается, а если и продолжает расти, то медленнее. В то же время более высокий курс рубля (с 1999 г. происходит укрепление нашей национальной валюты - Ред.) дает возможность приобретать товары за пределами страны. Соответственно, активно растет импорт, что делает производство внутри страны все менее конкурентоспособным.

"Голландской" болезни не оказывается сопротивление. В итоге она превращает российскую экономику в так называемую "петроэкономику", где преобладает ресурсный сектор, а обрабатывающие отрасли теряют свои позиции.

Здесь возникает сильное искушение вести структурную политику, то есть создать бизнесу в разных отраслях экономики неравные условия. Для этого используются различное налогообложение и льготы, вводятся особые тарифные ставки, импортные квоты, создаются свободные экономические зоны и т.д. Осуществление структурной политики началось в 2002-2003 гг. и в российских условиях свелось к нескольким пунктам. Во-первых, значительно увеличилось налогообложение нефтяных компаний, поскольку они неправильно растут. Во-вторых, выросли государственные расходы, прежде всего, государственные инвестиции. В-третьих, государством стали жестко регулироваться транспортные и энергетические тарифы.

Когда с помощью государственных инструментов финансы перераспределяются от эффективных отраслей к менее эффективным, общие темпы экономического роста снижаются. Поскольку нефтянкой власти занимались долго и интенсивно, то и результаты здесь впечатляющие. За 10 месяцев 2005 г. темпы роста добычи упали с 9,5% до 2,2%. Но даже те средства, которые были изъяты из нефтяной отрасли (как, впрочем, и из некоторых других) и направлены в машиностроение, не увеличили там эффективность.

Структурные сдвиги в экономической сфере привели к появлению еще одной болезни - "венесуэльской" (под ней понимается массированное государственное вмешательство в экономику). Вмешательство представляется государству еще более оправданным, когда совокупные финансовые ресурсы нефтяного сектора становятся сопоставимы с доходами федерального бюджета.

На этом фоне особенно выделялся ЮКОС, который за 5 лет удвоил объем производства. То есть, не за 10 лет, о чем говорил президент в двух своих посланиях. Естественно, увеличение объема производства при растущих ценах на нефть обеспечило очень быстрый рост доходов этой компании. Что потом произошло - знают все. Итог заключается в том, что наиболее прибыльная и эффективная часть ЮКОСа была подвергнута квазинационализации (этот процесс было бы неверно называть национализацией, поскольку перевода в государственную собственность актами правительства или парламента не было).

Интересно посмотреть на производственные показатели компании "Юганскнефтегаз", которая была передана из ЮКОСа в "Роснефть". В 2000-2003 гг. прирост добычи в "Юганскнефтегазе" ежегодно составлял 15-20%. Ни одна из крупнейших мировых нефтяных компаний, таких как British Petroleum, Shell, Total, не имела сколько-нибудь близких показателей. В British Petroleum, например, постоянно идет дискуссия, удастся ли ей увеличить производство на 2,5%. В 2005 г. "Юганскнефтегаз" оказывается уже в составе другой компании, и мы видим результаты работы - сокращение объемов производства на 3%.

Итак, из-за "иностранных" болезней наше общество ускоряет свое движение к "петрообществу", в котором неэффективные субъекты требуют субсидий и протекционизма и часто получают и то, и другое. Наиболее образованные и предприимчивые соотечественники стремятся к местам, где распределяется и перераспределяется рента. Такое поведение постепенно становится привлекательным не только для экономической элиты, но и молодежи. Согласно опросам фонда "Общественное мнение", предпочтения в выборе профессии у молодых людей изменились. Если в 1997 г. 78% опрошенных считали наиболее интересным бизнес и управление частной компанией, то в 2005 г. этот приоритет остался у 42% респондентов. Зато сфера права и государственного управления (где добавленная стоимость не создается, а распределяется и перераспределяется) оказалась более привлекательна - доля респондентов здесь увеличилась с 30% до 51%. Эта тенденция становится чрезвычайно опасной для России, причем ее воздействие может сказаться не через годы, а через десятилетия.

Благодарим за содействие Клуб региональной журналистики «Из первых уст».

  

Галина ЗАЙЦЕВА, г. Нижний Новгород. Журнал «Деловая неделя», № 3, февраль 2006 г.