Когда в России хотят узнать, как человек живет, спрашивают, сколько он зарабатывает. На Западе достаточно узнать, работает он или нет.
Тему об особенностях российской бедности мы продолжаем, беседуя с директором научных программ Независимого института социальной политики, кандидатом экономических наук Лилией Овчаровой.
— Почему заработная плата в нашей стране для подавляющей части населения остается традиционно низкой?
— Такова особенность российской действительности в настоящее время. По сравнению со странами с переходной экономикой мы эту проблему имеем даже более ярко выраженной.
Большинство стран Восточной Европы пошли по пути сокращения низкооплачиваемых рабочих мест, а мы — нет, ни в начале реформ, ни сейчас. В результате у нас в каждой второй бедной семье низкая зарплата является единственным фактором бедности, потому что в них нет большого количества детей, все трудоспособны, все работают.
— Считается, что зарплата зависит от уровня образования. Но возьмите тех же бюджетников — учителей, ученых, врачей, рядовых государственных служащих, или чиновников, как их называют, — им ведь тоже мало платят.
— Безусловно, вы правы: бюджетный сектор — один из основных «поставщиков» низкооплачиваемой занятости, хотя предполагает достаточно высокий уровень образования людей, которых привлекает на работу. И вы справедливо ставите вопрос о низкой заработной плате в бюджетном секторе. Но я сторонник того, чтобы поставить его в несколько иной плоскости.
По большому счету, речь идет не о заработной плате и о бюджетном секторе, а о необходимости реструктуризации последнего в целом. Россия — единственная страна, где бюджетный сектор занимает такую высокую долю в общей занятости населения. Россия — единственная страна, где бюджетный сектор является практически единственным сектором, который оплачивает услуги, предоставляемые в сфере образования и здравоохранения.
В то же время давайте не будем лукавить: неформальные платежи в этом секторе составляют примерно половину заработков всех людей, занятых в нем. Для меня, как для специалиста по уровню жизни, в какой-то степени в радость, что люди в силу своей квалификации, профессионализма, в общем, позволили этому сектору выжить. Более того, вопреки управленческим решениям, он стал развиваться за счет негосударственного финансирования.
Это, в свою очередь, создало возможность для того, чтобы многие дети смогли получать, пусть не очень качественное, но, тем не менее, высшее образование.
Дальнейшая проблема заключается в том, что услуги образования и здравоохранения, особенно когда речь идет о здравоохранении, становятся все сложнее и сложнее, все дороже и дороже.
Сохраняться в режиме бюджетного финансирования они не смогут — надо в этом признаться.
Если мы будем по-прежнему продолжать сохранять их в режиме бюджетного финансирования, то сохранится и ситуация низкооплачиваемой официальной занятости и большой зоны распространенности неформальных платежей.
А вот выстраивание нормальных страховых схем, функционирующих в данном секторе, и выведение определенных услуг из зоны бюджетного финансирования смогут, на мой взгляд, создать такие системы образования и здравоохранения, которые будут конкурентоспособны в мировом контексте, в том числе мы можем быть рынком услуг для стран СНГ. Так что этот сектор вполне может приносить достаточный доход и стране в целом.
Но, еще раз хочу сказать, должен стоять вопрос о реструктуризации бюджетного сектора. Простой пример. Если вы посмотрите динамику численности детей, которые учатся в школе, и динамику численности учителей, то увидите, что количество преподавателей не сокращается, хотя детей все меньше и меньше. Весьма сложно повышать заработную плату учителям в то время, когда число учащихся, которым они несут знания, постоянно падает.
— Вы говорили о «неформальных платежах». Насколько вообще «теневые» доходы учитываются при социологических замерах?
— Если говорить об официальном измерении бедности, то наша официальная статистика переоценивает доходы бедного населения. Так, согласно официальной оценке, в 2004 году у нас 17,8% населения относились к бедным. В моем распоряжении есть достаточно большой массив информации за 2003 год, который я могу пролонгировать и на 2004 год. Применив все доступные мне как социологу, точнее — социальному экономисту, способы дооценки доходов бедных, считаю, что уровень бедности в России порядка 25% населения. Другой источник данных, который утверждает, что бедных в нашей стране примерно 32%, мне кажется, напротив, недооценивает информацию о доходах.
Я бы даже говорила не о доходах, а о ресурсах бедных семей, или о доходах в денежной и неденежной формах. Ведь для бедных важным источником являются натуральные поступления из личного подсобного хозяйства. Поэтому, согласно моим оценкам, около 20% российского населения в настоящее время имеют ресурсы меньшие, чем минимальная потребительская корзина.
— Известно, что в России очень высок уровень регионального неравенства. Можно ли говорить о каком-то облике сибирской бедности?
— Сибирь, как и Россия, очень сильно дифференцирована. Например, если мы будем говорить о Новосибирске, особенно о Новосибирской области, то там уровень бедности не самый высокий.
В настоящее время в вашей области около 30% населения относятся к бедному. А вот если посмотреть на регионы Восточной Сибири, то там ситуация гораздо более драматичная.
И все же, что касается особенности Сибирского региона, то она заключается в том, что пожилые люди здесь более бедны, чем в южной и центральной частях России. Это связано с тем, что цены, стоимость жизни у вас достаточно высокие, а размер пенсии, как известно, у нас единый практически по всей стране. Но отдельные регионы, как Москва, например, доплачивают своим пенсионерам. И потом Сибирь, не мне вам говорить, — холодный регион, значит, расходы на оплату жилищно-коммунальных услуг, на одежду у вас более значительные, а это тоже повышает стоимость жизни.
— Лилия Николаевна, можно сравнить городского российского бедняка и, например, нью-йоркского?
— С точки зрения государства наш городской бедняк выглядит гораздо симпатичнее — пока еще это (я стучу по дереву) не маргинал. Он часто человек весьма образованный, ведущий вполне приемлемый социальный образ жизни и не представляющий из себя социального иждивенца. Что касается нью-йоркских бедняков, то в большей степени это слои населения, ведущие социально-иждивенческий образ жизни.
Поэтому одна из моих рекомендаций по принятию политических решений в данном случае такова: главное в содействии сокращению бедности в России заключается в том, чтобы наши бедные граждане смогли выйти из нищеты путем собственных усилий или путем определенной поддержки государства. Чтобы они не дошли до того уровня, когда ощущение социального иждивенчества гораздо приятнее, чем социальная активность. Иначе в дальнейшем застойная и глубокая бедность проявится в социальной деградации. А деградированное, маргинальное население, с одной стороны, отличается низкой продолжительностью жизни, с другой — высокой рождаемостью. С увеличением численности такого населения это явилось бы проблемой другой части населения, которая была бы подвержена риску быть численно подавленной. Такая угроза есть, и мы перестанем быть страной с высоким профессионально-квалификационным и образовательным уровнем, если не обратим внимания на тенденции, характеризующие застойную бедность в нашей стране.
А пока что американские социальные службы были бы очень счастливы, если бы их контингентом были наши сегодняшние городские бедняки. Однако у нас есть примерно 10 лет в запасе, когда мы еще можем не допустить социальной деградации бедного населения и рассматривать его как некое временное состояние или как следствие тяжелой экономической ситуации в стране.
Материал подготовлен при содействии Клуба региональной журналистики «Из первых уст», Г. Москва.
Цифры
Среднемесячная заработная плата в регионах Сибирского федерального округа (руб.):
Республика Алтай — 5578, Алтайский край — 4815, Кемеровская область — 8406, Красноярский край — 9987, Новосибирская область — 7060, Омская область — 6987, Томская область — 9316.
(По данным Новосибирскстата за январь-октябрь 2005 года).

Владимир МАКЕЕНКО, г. Новосибирск. Новосибирская еженедельная информационно-аналитическая газета «Николаевский проспект», № 2, 20 января 2006 г.

|