В тиши наших правительственных кабинетов появился недавно на свет один очень любопытный документ под названием Программа социально-экономического развития области на среднесрочную перспективу. В ней среди прочих направлений расписано и то, как жители области будут увеличивать свое благосостояние под руководством власти. Оставив без анализа цифры средних зарплат и покупательную способность этих зарплат, которые, всем понятно, собираются увеличить, давайте остановимся только на одном показателе – уровне бедности. Его в первоначальных планах саратовское правительство решило снизить с 24,9 процента до 23 процентов в 2008 году. В настоящий момент эта цифра может быть и другой, потому что на первом публичном обсуждении программы один из оппонентов взял на себя смелость заняться подсчетами и озвучил, что такими темпами область справится с бедностью за 16 лет. Губернатору такие далекие перспективы выполнения одной из приоритетных задач, сформулированных президентом, не понравились, и он предложил оставить в программе только 10 процент бедных от всего населения.

Грустно то, что и рассчитанная разработчиками программы цифра уровня бедности, и амбициозная, ничем, кроме желания, не подкрепленная губернаторская на самом деле не имеют ничего общего с реальностью, в которой мы живем. Упрекать в какой-то злокозненности представителей власти, легко манипулирующей этими важными для обывательского сознания показателями, бессмысленно. Над приближенным к реальности способом вычисления бедности бьются умы не только в нашей стране.

Да и в нашей стране бедность сто лет назад и бедность сегодняшняя сильно отличаются друг от друга. Тогда бедными считались семьи, в которых на всех членов семьи не хватало лаптей. По недавним исследованиям круг лишений, по которым человек сам себя считает бедным, выходит далеко за рамки потребительской корзины. Люди считают себя бедными, когда им не хватает денег на разнообразные продукты питания, на замену зимней одежды и обуви, на новые предметы длительного пользования, на ремонт квартиры, на лечение, на отпуск вне дома.

– Надо понимать, кем и для каких целей считается часть бедного населения страны, – утверждает директор научных программ Независимого института социальной политики Лилия Овчарова. – Тема бедности очень политизирована, и каждый политик, приходя к власти, пытался манипулировать статистическими данными для того, чтобы показать успешность своей политики. Оппозиционная партия в развитых странах следит за этими манипуляциями очень внимательно, контролируя, что происходит на самом деле – изменение в методологии или реальный экономический рост.

В последнее время подход этого института к проблемам бедности начинает интересовать специалистов. Политики пока стараются его не замечать, не обсуждать, не использовать. Потому что он разрушает мифы о бедности. С помощью лекции Лилии Николаевны, прочитанной на семинаре клуба журналистов «Из первых уст», мы можем познакомить с ними читателей нашей газеты.

Первое, что следует помнить всегда: бедность меряется не только в доле населения. У бедности есть глубина, острота, профиль, которые помогают понять, что бедное население неоднородно по своему составу и каждой из выделяющихся групп нужно помогать по-разному. Опередившие нас на этом социально-экономическом пути страны предпочитают в последнее время пользоваться таким показателем, как дефицит дохода. Он позволяет понять, сколько нужно доплатить бедному, чтобы он поднялся над условной чертой прожиточного минимума, перестав считаться бедным. Если дефицит больше половины от прожиточного минимума, то бедность считается глубокой и доплачивать таким людям экономически невыгодно. Если не придумывать других мер борьбы, энергично исправляющих ситуацию, то глубокую бедность можно превратить в застойную, когда она перестает волновать человека, который смиряется и перестает ощущать дискомфорт от подобного образа жизни. Побуждать государство к борьбе с этим явлением придется уже людям, вынужденным жить рядом с теми, для кого бедность стала нормой. Стоимость возвращения маргинала в ряды небедных людей несопоставима с затратами на дефицит дохода. При этом даже хорошо профинансированные программы адаптации к общепринятому образу жизни не гарантируют успеха.

В России, по данным, которые скрупулезно собирают сотрудники Независимого института, глубокой бедности пока нет. Нашим бедным достаточно доплатить 32 процента, чтобы они уложились в прожиточный минимум. Но ведь прожиточный минимум можно как поднять, так и опустить. Саратовские власти его пока что поднимают, российские – не исключено, что снизят. Причем это снижение есть шанс оформить как объективный экономический шаг. Потому что наш нынешний прожиточный минимум считается по методике 2000 года, в 1992 году методика была иной, по ней потребительская корзина получалась более скромной. Специалисты утверждают, что методика 1992 года была грамотней нынешней, и, в принципе, ничего не мешает к ней вернуться. И тогда бедных, вполне возможно, сразу станет на четверть меньше.

Лилия Овчарова: «Прожиточный минимум в нашей стране далеко не самый жесткий по сравнению с другими странами. И когда мы видим, что пенсионеры в нашей стране живут гораздо хуже, чем пенсионеры в этих странах, предъявлять претензии надо не к уровню бедности, а к тому, как государство оценило их труд. Но пенсионеры у нас не самые бедные, у нашей бедности детское лицо. Знаете ли вы, что понятие «прожиточный минимум» родилось в западных странах, когда государство, бизнес и профсоюзы начали договариваться о том, что семья с двумя работающими родителями и двумя детьми не может быть бедной. Хороший рецепт этот нашей стране не выпишешь. К сожалению, мы не имеем сильных профсоюзов».

Бедность можно по-разному считать, по-разному ощущать и по-разному к ней относиться. А вот ликвидировать бедность нельзя. Потому что это явление – следствие неравенства, которое было и будет всегда. Потому что всегда найдутся люди, которые стремятся подняться вверх, люди, которым безразличен уровень их доходов, и люди, которые не связывают свои расходы со своими доходами. Принимаясь в очередной раз за задачу искоренения бедности, власть должна быть честной хотя бы сама с собой в ответе на вопрос, что она намерена действительно сделать. Уменьшить разрыв доходов бедных и богатых? Разработать социальные программы для борьбы с застойной бедностью? Выровнять среднее значение доходов на душу населения по паритету покупательной способности? Снизить дефицит дохода? Или увеличивать экономический рост в расчете на то, что он сам собой поднимет доходы населения? А браться за решение всех этих задач одновременно не под силу ни стране, ни тем более одной отдельно взятой области в этой стране.

Лукавые цифры

В Нигерии, где 70 процентов населения живет меньше чем на доллар в день, бедных по статистике 34 процента. Киргизия по доходам населения считается богаче, но, по киргизской статистике, бедных в ней больше, чем в Нигерии.

В 1998 году российская статистика насчитала в нашей стране 23 процента бедного населения, а западные эксперты – 40. По российской официальной статистике, в 2001 году бедное население в России составляло 30 процентов. По используемой Мировым банком для всех стран методике бедных у нас в 2001 году насчитали 6 процентов. В том же году в Китае сами китайцы насчитывали 4,6 процента бедных, а Мировой банк – 16.

По выводу Мирового банка, бедность в России в этом году по сравнению с бедностью в 1998-м сократилась вдвое.

Учтенные расходы российского населения на 30 процентов выше учтенных доходов.

Если смотреть только официальные доходы, то Дагестан и Ингушетия очень бедные регионы. Но если исключить из числа бедных всех имеющих автомобили, то бедность в этих республиках уменьшится в два раза.

Динамика доходов российского населения по отношению к реальным доходам 1990 года постоянно растет, но заработная плата до сих пор составляет 60 процентов от того уровня, а пенсия – 50.

Соотношение доходов 10 процентов самых богатых людей к 10 процентам самых бедных в 1999 году составляло 14,5, а в 2005 году – 14,8. В советское время этот коэффициент был 4,9. Для сравнения, в США этот коэффициент – 15, в Европе – 12-13.

  

Ольга КОПШЕВА, г. Саратов. Газета «168 часов. Обозрение», № 11, 27 октября-2 ноября 2005 г.