Живем хорошо: ботинки есть, колбасу иногда покупаем, с крыши не капает. Герой нашего времени и статистических опросов – «средний» человек со среднестатистическим мнением. В последнем в этом году номере «БГ» мы поговорим о благополучии России в целом и о главном его индексе - настроении простых, «средних» жителей. Улучшилось или ухудшилось оно за последнее десятилетие и как это связано с ситуацией в стране? Об этом расскажет сегодняшний гость «БГ», руководитель отдела социальных исследований «Левада-центра», кандидат искусствоведения Алексей Левинсон.

Путин развеселил

- Ответ на вопрос: «Каково ваше настроение в последние дни?» зависит от того, поссорились ли вы с кем-то в последние дни, или, наоборот, с кем-то хорошо поговорили, болит у вас голова или, наоборот, прекрасное самочувствие. Такие вроде бы мельчайшие причины подталкивают вас к тому или иному ответу.

С 1994 по 2000 год большинство россиян говорило, что настроение у них плохое. Наиболее распространенные ответы: «испытываю напряжение», «испытываю страх, тоску». Сумма ответов такого рода превышает ответы «настроение ровное, хорошее», «прекрасное настроение». С 2000 года и по сей день вдруг происходит резкий перелом в настроениях людей в сторону улучшения.

С чем это связано? Не может такого быть, чтобы люди вдруг перестали ссориться, чтобы у них резко исправилось семейное положение, или улучшилась погода (все то, что влияет на наше настроение). На самом деле изменились другие условия.

Какие? Может быть, социально-экономические? Мы стали намного лучше жить в 2000 году? Резко прибавили зарплату? Стал лучше ходить транспорт? Стали лучше работать поликлиники и детские учреждения? Такого не может быть. То есть, может наступать улучшение, но вряд ли оно наступит так быстро.

Этот перелом 2000 года связан с переменой руководства страны: ушел Ельцин и пришел Путин. В этом нет заслуги ни того, ни другого. Просто появилась возможность у людей для того, чтобы из ситуации, которая казалась безнадежной, перейти к ситуации, в которой есть надежда.

Вначале, когда никому неизвестный чиновник, директор ФСБ, возглавил сначала правительство, а потом и государство, - что это была за радость для всех? Кто пришел? Пришел некто - молодой, а не старый, непьющий вместо пьющего, - некто новый.

Можно было надеяться на то, что у нас теперь все станет хорошо. Или, по крайней мере, можно позволить себе надеяться. Вот эта возможность надеяться и отразилась в динамике настроений отдельных людей.

Почти не голодаем – и это хорошо

- В 1994 году соотношение тех, кого жизнь устраивает и тех, кого не устраивает, была один к трем. Через 11 лет, в сентябре 2005 года, доля тех, кто сказал, что жизнь их устраивает, превысила долю тех, кто сказал, что жизнь не устраивает. 40 процентов опрошенных дали неопределенный ответ.

Мы задаем вопрос: «Как вы оцениваете свое благосостояние?» В 1994 году людей, которые считают, что положение их семьи описывается формулой «мы едва сводим концы с концами» (это можно называть нищетой, бедностью или тяжелым материальным положением) было 15 процентов от взрослого населения страны. К ноябрю 2005 года их стало 13 процентов. Оговорюсь, что разница в два процентных пункта, вообще говоря, может быть и случайной.

Гораздо чаще люди сообщают, что они не голодают, но даже покупка одежды для них затруднительна. Таких было 37 процентов в прошлом году. Стало 29 процентов. Это резкое падение. Такой перепад находится вне зоны математической ошибки. Думаю, что этому надо порадоваться.

Самая большая доля людей - 45 процентов – это те, которые говорят, что они сыты, одеты, обуты, но купить холодильник, телевизор, стиральную машину затруднительно. Не надо считать, что у этих людей нет холодильника и стиральной машины. Наши опросы показывают, что таких семей очень мало. На самом деле, людям, которые дали такой ответ, трудно обновить парк предметов длительного пользования.

Еще у нас есть относительно зажиточное меньшинство. Их было 8 процентов и стало больше. Откуда они взялись? Произошло перетекание, перемещение людей из наиболее бедной части общества в часть общества, которая живет средне или чуть выше среднего. У этих людей в доме все есть, но вот машину купить тяжело. Но это не значит, что у нас 8 или 13 процентов людей, у которых есть автомобиль, таких людей больше. И это не значит, что эти люди не могут купить автомобиль. Это значит, что им нелегко купить, у них в кармане нет готовых денег, чтобы пойти и купить машину, и они высказывают свое огорчение по этому поводу.

Последняя группа - это действительно богатые люди. Они выбирают ответ «мы можем позволить себе дорогостоящие вещи». Таких всего один процент. В данном случае это свидетельствует о том, что только один процент из опрошенных согласился с такой оценкой своего благосостояния. Мы не говорим о том, что в нашей стране всего один процент людей, способных купить дачу. Мы знаем, что это не так. Здесь сказывается ограничение нашего метода. Во-первых, это люди, принадлежащие к самому зажиточному слою, размеры которого в нашей стране не знает никто. Самые богатые просто не пускают к себе наших интервьюеров.

Теперь второй фактор. Люди, которые имеют дачу и даже недавно ее купили, скорее отнесут себя к более бедным, чем, наоборот. Люди из более бедных слоев припишут себе богатство. Итого, в России есть один процент людей, которые открыто могут сказать: «Живу хорошо, все есть. Да, я олигарх, пожалуйста, приходите ко мне в гости».

Наша выборка смещена и в другом отношении. Люди без определенного места жительства, ночующие на улице или в милиции, не попадают в нее тоже. Судя по всему, их число не знает никто.

Мы в серединке – это советский синдром

- Оказывается, что к среднему классу, или среднему слою, себя относит абсолютное большинство. Почти 80 процентов населения страны говорит: «Мы средние». Причем 40 процентов говорит: «Я принадлежу к среднему классу, но живу не очень хорошо».

С одной стороны, это желание спрятаться в толпе, а с другой - показатель своего рода стабильности в обществе.

При этом люди, которые говорят «мы живем плохо», «мы находимся в низшем слое», «нами пренебрегают», «нас вытеснили вниз», совпадают с теми тринадцатью и одиннадцатью процентами опрошенных, которые сказали, что едва сводят концы с концами. Это, прежде всего, люди, проживающие в сельской местности и в малых городах. В первую очередь - женщины старшего поколения.

Как вы знаете, у нас в старших возрастах мужчин практически нет, последние десятилетия жизни живут одинокие женщины - вдовы. Это люди, социальное положение которых очень тяжелое - они одиноки, живут на пенсию. Но даже то, что они не голодают, не компенсирует им социальной обездоленности, поэтому они относят себя к низшему классу, поэтому говорят, что едва сводят концы с концами и т.д. Этим людям нужна социальная помощь. Социальная - значит помощь их ближайшего окружения. Они не получают в достаточной степени помощь от государственных или общественных организаций.

К высшему слою готовы себя отнести ничтожно малое количество людей - такие скромные у нас граждане.

Я не исключаю того, что в реальных вещах (сколько едят, сколько имеют башмаков и пиджаков) дело не изменилось, а может быть, даже стало хуже. Но люди при этом думают, что жизнь стала лучше или отвечают так. И такое бывает. Более того, иногда может быть такое: думают, что живут хуже, а отвечают, что живут лучше. Значит, действует какой-то фактор. Предположим, фактор страха. Или люди считают, что надо говорить, что у нас все хорошо. Как бы советский синдром.

Куда ведет нас ВВП – большой-большой секрет

- Когда о положении страны говорят, что оно «среднее», то в этом звучит некоторая укоризна. Должно бы быть хорошее, а оно среднее. Более того, тех, кто замечает, что положение страны «плохое» и «очень плохое», больше тех, кто говорит, что положение страны «среднее». А тех, кто думает, что положение страны «хорошее», очень мало. Их вдвое меньше, чем тех, кто говорит так о положении своей семьи. Это довольно занимательно: в стране-то дела идут плохо, но у нас все-таки, ничего.

Откуда возникает это противоречие? Очень просто: о том, как живет его семья, человек знает из личного опыта. Про то, как живет страна в целом, он не может знать из личного опыта, он знает об этом из рассказов по телевизору.

Чему-то он верит, чему-то не верит. В итоге чаще всего человек думает так: «Там, где «вы» отвечаете за дело, там дела идут невесело. Там, где «я» отвечаю (моя семья, мой дом), там дела получше. Хотя «вы» мне не даете развернуться и жить так, как следовало бы, чтобы все у нас было хорошо».

Мы задаем другой вопрос: «Каким путем идет страна?» или «Как вы оцениваете направление, в котором движется наша страна?» Предлагаются ответы: «дела в стране идут в правильном направлении» и «страна движется по неправильному пути».

Хочу обратить ваше внимание, что здесь мы пошли навстречу господствующему в общественном мнении представлению, что мы куда-то идем. В 90-е годы были очень распространенны вопросы: «Скажите, куда мы идем?», «Какое общество мы строим?», «К чему мы идем?», «Куда нас ведут?». Ощущение того, что или нас ведут, или мы идем, или мы что-то строим и наконец построим, и это будет называться «коммунизм», «социализм», «капитализм» или еще как-нибудь, что это будет нечто определенное, оказалось очень важным для наших граждан. Дальше возникает ощущение: «туда мы идем или не туда?»

Приход Путина состоялся тогда, когда оценку, что мы идем «туда», давало ничтожное меньшинство: 8 - 13 процентов россиян. Остальные думали, что Борис Николаевич завел нас совершенно не туда. И тут пришел новый, молодой руководитель страны, и возникло ощущение, что мы идем туда, куда надо. Доля людей, которые оценивали движение страны позитивно, повысилась и стала больше половины.

Так было на протяжении длительного времени, пока не вышел закон № 122, пока монетизация льгот не долбанула по чувствам наиболее многочисленного контингента наших респондентов, то есть по людям старшего поколения. В силу демографической ситуации в нашей стране они – наиболее крупная доля населения. Вот тогда выяснилось, что мы идем «не туда». Впервые за все время в адрес президента Путину со стороны этой части населения зазвучали осуждающие интонации. И о том, что это «неверный путь», стало говорить более 50 процентов населения.

P.S.

- В 2004 году мы спросили жителей России: «Когда мы догоним европейские страны? Через 10 или через 5 лет?» Это понятный срок, на который можно что-то планировать. Это время обозначили порядка 30 процентов. Вот эта треть населения ожидает, что мы догоним Европу, а остальные – увы, не верят!

  

Алексей ПАНИН, г. Пенза. Газета «Пензенская губернская Биржевая газета», № 49, 21 ноября 2005 г.