БЫВШИЙ СОВЕТНИК ПРЕЗИДЕНТА ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ ВОПРОСАМ АНДРЕЙ ИЛЛАРИОНОВ ПОВЕДАЛ «ШАНСУ» ПРАВДУ О ПРОИСХОДЯЩИХ В СТРАНЕ ПРОЦЕССАХ.

Буквально на днях в «Коммерсанте» вышла статья под заголовком «Другая страна». Ее автор бывший советник президента России по экономическим вопросам Андрей ИЛЛАРИОНОВ высказал свой взгляд на произошедшие за последние пять лет изменения в российской политике и экономике. По его мнению, Россия стала другой, «более богатой. И не свободной».

В конце декабря 2005 года Илларионов добровольно подал в отставку. Свое решение он объяснил журналистам тем, что не согласен с проводимыми в стране политическим и экономическим курсами.

«Шесть лет назад, приходя на эту должность, я посвящал свою работу созданию условий для увеличения экономических свобод в России, сказал Илларионов. За эти шесть лет ситуация радикально изменилась, а в последний год стало ясно, что другой стала не только экономическая политика, но и сама экономическая модель в стране. Она оформляется как корпоративистская модель с участием госкорпораций, которые, будучи государственными по названию и по статусу, в первую очередь руководствуются собственными интересами».

О том, что не все ладно в государстве российском, Илларионов говорил и во время семинара Клуба региональной журналистики в Москве буквально накануне своей отставки.

В чем опасность «шальных» нефтяных денег, что делать со стабилизационным фондом, и как России не стать Венесуэлой? Ответы на эти вопросы специально для читателей записал журналист «Шанса».

«Голландская болезнь»

На первый взгляд, нынешнее состояние российской экономики достаточно хорошее. Об этом регулярно рассказывают программа «Время» и другие источники официальной информации. Многое из этого соответствует действительности: у нас наблюдается продолжение экономического роста, хотя и более медленное, чем ранее. Есть рост доходов компаний, бюджета. Рост потребительских расходов населения инвестиций, накопление валютных резервов, стабилизационного фонда, выплата внешнего долга. Все замечательно.

Но все это не отменяет ключевую особенность российской экономики – изобилие ресурсов. По показателям удельного веса нефти в ВВП Россия с ее двадцатью процентами находится рядом с Ираном, Венесуэлой, Сирией, Алжиром, Казахстаном.

В 90-е годы цены на нефть были относительно низкими и достаточно стабильными, изменялись между 12 и 20 долларами за баррель. В 1999-2002 годах, когда новые власти в России приступили к осуществлению экономической политики, первые их шаги по отношению к ресурсному сектору и, прежде всего, по отношению к нефтяной промышленности были достаточно обнадеживающими.

Тогда подход властей к ресурсному сектору состоял из нескольких основных элементов. Снижение налогообложения, продолжение приватизации, в том числе и приватизации в нефтяной промышленности, стимулирование конкуренции, устранение препятствий для разведки, добычи и транспортировки, экспорта нефти и нефтепродуктов, привлечение национальных инвестиций. В целом эти элементы формировали программу наиболее эффективной интеграции России в мировую экономику.

Результатом начала проведения такой политики стал значительный рост инвестиций в нефтяную промышленность. За 5 лет рост добычи, экспорта нефти и нефтепродуктов увеличился почти вдвое, и Россия оказалась одним из лидеров в мире. В 2000-2002 годах Россия рассматривалась как ключевой фактор развития энергетических рынков в мире.

Однако вместе с высокими ценами на нашу землю пришла болезнь, которая часто называется «голландской».

Рост цен на нефть приводит к значительному увеличению притока финансовых ресурсов в страну. С 1998 по 2005 годы стоимость российского экспорта нефти и нефтепродуктов увеличилась с 14 млрд. примерно до 100 млрд. долларов – почти в семь раз! Экспортные долларовые доходы покупаются Центральным банком, и тем самым пополняются валютные резервы, денежная масса в стране растет высокими темпами.

Поскольку темпы роста денежной массы являются важнейшим фактором, предопределяющим динамику инфляции, то неудивительно, что темпы инфляции в стране сохраняются на весьма высоком уровне.

А неизбежным результатом сохранения высоких темпов инфляции становится повышение реального курса национальной валюты. За последние 6 лет реальный курс национальной валюты вырос более чем на 50%. Это означает, что совокупный уровень издержек в российской экономике за этот период тоже вырос на 50%.

Для любого предприятия одним из важнейших показателей является уровень издержек. Если издержки растут, то, соответственно, при фиксированной или более или менее фиксированной цене на продукцию и услуги, прибыль, доходы компании уменьшаются, и при продолжении таких тенденций, рано или поздно издержки полностью поглощают ту цену, по которой продукция продается. В таком случае предприятие вынуждено прекращать производство, сокращать занятость и, в конечном итоге, оказаться банкротом.

Собственно говоря, аналогичная ситуация происходит и с национальной экономикой. Если издержки ведения экономической деятельности, издержки ведения бизнеса в стране постоянно растут, то рано или поздно они делают неэффективным производство подавляющего большинства продукции на территории страны.

В наиболее благоприятном положении оказываются отрасли, в цене продукции которых наибольшую долю занимает рента – нефть, нефтепродукты, газ, некоторые виды цветных металлов.

Зато производство продукции внутри страны становится все менее и менее выгодным. В то же время более высокий обменный курс рубля создает возможности для приобретения товаров, как потребительских, так и инвестиционных, за пределами страны, и, соответственно, импорт идет в страну высокими темпами, делая, еще раз это подчеркнем, производство внутри страны все менее и менее конкурентоспособным и эффективным.

Все это, то есть действие «голландской болезни», которой не оказывается необходимое сопротивление (болезнь не лечится), приводит к тому, что российская экономика начинает превращаться в так называемую «петроэкономику» – экономику с преобладанием нефтяного, газового, топливно-энергетического сектора, ресурсного, в которой обрабатывающие отрасли достаточно быстро теряют свои позиции.

ЮКОС не слушал Грефа

У правительства возникает мощное чувство того, что что-то не так, надо что-то делать. И тогда оно начинает проводить структурную или, как еще ее у нас называют, промышленную политику.

Существенные структурные сдвиги в экономической и политической сферах привели к появлению теперь уже не только «голландской», но еще одной болезни – «венесуэльской».

Под последней понимается нарастание массированного государственного вмешательства, интервенционизма в российскую экономику.

Нефтяной сектор накапливает достаточно серьезные финансовые ресурсы, из-за чего отрасль становится весьма привлекательной для того, чтобы часть государства, неравнодушная к деньгам, обратила на нее пристальное внимание.

Есть такая компания ЮКОС (пока еще есть), которая удвоила свой объем производства за 5 лет. Вопреки тому, с чем не может согласиться министр экономического развития и торговли Герман Греф, каждый раз говоря о том, что удвоение ВВП за 10 лет (как хочет президент) абсолютно невозможно и нужно гораздо больше времени. Вот отдельная компания, видимо, не слишком внимательно слушала министра экономического развития и торговли и сделала это не за 12 , не за 13, даже не за 10, а за 5 лет. Естественно, увеличение объема производства при растущих ценах на нефть обеспечило очень быстрый рост доходов этой компании. Как вы знаете, эта компания осуществляла, в том числе, и инвестиции в так называемые политические активы: в политические партии и организации, в организации гражданского общества, в средства массовой информации и так далее. Что потом произошло – знают все. Итог: наиболее прибыльная и эффективная часть ЮКОСа была подвергнута квазинационализации.

Венесуэлизация страны

Нынешний этап проводимой властями экономической политики это «венесуэлизация» России. И вот почему.

В начале ХХ века в Венесуэле нашли нефть. В 1914-1919 годах добычу нефти начали американские частные компании. Венесуэла тогда была очень бедной страной, у нее не было ни капитала, ни технологий, ни ресурсов для того, чтобы заниматься добычей нефти самостоятельно. Она продавала лицензии на эксплуатацию нефтяных месторождений. В результате в страну пришел частный и, в том числе, иностранный капитал, и там произошло экономическое чудо. Чуть меньше, чем за 40 лет, с 1919 по 1957 годы, валовой внутренний продукт на душу населения в Венесуэле увеличился в 10 раз! По этому показателю Венесуэла, очевидно, является абсолютным лидером в XX веке.

Однако затем, в 50-е годы, в Венесуэле развернулась большая дискуссия по поводу того, что национальное богатство не может находиться в частных руках, особенно в иностранных. Поэтому необходимо вернуть природные богатства венесуэльскому народу. Поэтому в 1958 году, когда пришло новое правительство, начался процесс национализации нефтяной промышленности Венесуэлы, который занял двадцатилетний период – с 1958 по 1977 годы. В течение этого периода были также национализированы другие отрасли венесуэльской экономики: инфраструктура, банковский сектор. Стала осуществляться политика планирования деятельности, с тем чтобы у государства было достаточно кнопок, которые можно было нажимать.

За этот двадцатилетний период темпы прироста ВВП на душу населения, которые находились на уровне 10% ежегодно в предшествующие десятилетия, еле достигли 1%. А с 1977 года, когда формирование этой экономико-политической модели было завершено, началось то, что, собственно, и предсказывалось в таких ситуациях – экономический спад, который продолжается уже третье десятилетие. За это время ВВП на душу населения в Венесуэле сократился, и сейчас он на 32% ниже, чем был в 1957 году, когда началось осуществление этой политики.

Несмотря на такие результаты, опыт Венесуэлы оказался чрезвычайно привлекательным среди некоторых нефтяных стран мира, и в 60-70-х годах целый ряд стран осуществил национализацию нефтяной промышленности. Везде, где это происходило, получались подобные результаты. ВВП на душу населения в Саудовской Аравии, Иране, Нигерии, Алжире, в середине 70-х годов в странах ОПЕК, был на 20% ниже мирового показателя.

Сегодня он ниже уже на 42 процента. Это драматический результат того, как страны, являющиеся одними из наиболее богатых в ресурсном отношении, оказываются одними из наиболее бедных.

Обречены ли мы, как нефтяная страна, пойти по венесуэльскому пути? Конечно, есть другие пути. Есть другая группа стран, богатых нефтяными ресурсами, которые ничего подобного Венесуэле не делали. Список этих стран, которые не национализировали нефтяную инфраструктуру, а сохранили все это в частной собственности, говорит сам за себя. Это США, Канада, Великобритания, Голландия, Австралия, Норвегия.

Норвегия начинала с государственной собственности (компания «Статойл»), сейчас они ее как раз активно приватизируют. Кроме «Статойла», где еще сохраняется доля государства, в норвежском секторе Северного моря работают все крупнейшие частные компании мира, которые только можно себе представить.

Как использовать стабфонд?

«Шальные» нефтяные деньги, пришедшие в Россию вместе с повышением цен на нефть, позволили увеличить стабилизационный фонд. О том, как правильно разделить «пирог», спорили и спорят по сей день. Одним из результатов этой дележки, видимо, стала популистская компания с увеличением зарплат врачам (не всем), и учителям (тоже не всем), а также национальные проекты (по сути дела, временные целевые программы).

У Андрея Илларионова на «кошелек» стабилизационного фонда принципиально другие взгляды:

- Каждый рубль стабилизационного фонда, используемый внутри страны на что угодно, от повышения пенсий до инвестиционных проектов, – это удар против национальной экономики, удар против экономического роста в стране в долгосрочной перспективе. Поэтому средства Стабфонда можно использовать только за пределами страны.

«Не было бы счастья, да несчастье помогло». До тех пор, пока существует государственный внешний долг, особенно даже изобретать ничего не нужно: мы должны погасить его, чтобы не платить достаточно приличные проценты. У нас сейчас накоплено порядка 40 млрд. долларов, а государственный внешний долг составляет 100 млрд. долларов. Но даже если из средств стабфонда будет погашен весь внешний долг, это, опять же, не основание для того, чтобы дополнительные доходы тратить внутри страны.

К примеру, в Норвегии средства стабилизационного фонда, созданного более 10 лет тому назад, сейчас составляют 64% ВВП. В начале они тоже использовались на погашение государственного внешнего долга на рынке, который тогда был совсем небольшим, крохотным. Дальше просто стали накапливать эти средства и инвестировать в различные инструменты за пределами Норвегии. У них есть список (министр финансов Норвегии мне его показывал) стран и активов, в которые инвестируют средства стабфонда. Там 40 стран. Довольно диверсифицированные инвестиции. То есть, в переводе на российские показатели это соотношение сегодня дает величину порядка 450 млрд. долларов. И это при отсутствии внешнего государственного долга.

  

Ольга ГЛЕКОВА, г. Абакан. Еженедельная газета «Шанс», № 10 (771), 09 марта 2006 г.