Русский язык велик и могуч, однако пользоваться им в совершенстве дано далеко не каждому. И речь здесь не столько об обывателях, сколько о людях, профессионально работающих со словом. Пожалуй, наиболее дикие извращения русского языка мы наблюдаем в «бегущих строках», чуть реже – слышим из уст дикторов радио и ТВ. Даже периодическая печать грешит неладами в стилистике и орфографии, особенно глянцевые журналы. Многие корреспонденты и рады бы излагать информацию безупречно грамотно, да с учителями у нас туго. На что ориентироваться журналисту: на язык великой классики либо на доступную всем разговорную речь? В связи с актуальностью темы встреча актива клуба региональной журналистики «Из первых уст» с Петром Вайлем - обозревателем русской службы «Радио Свобода»- имела особую ценность. Вот как отрекомендовала Петра Львовича руководитель проекта «Из первых Уст» Ирина Ясина: «Я очень благодарна Петру Вайлю, что он приехал к нам из Праги. Мы давно запланировали, что он будет у нас выступать, и я не очень верила, что это сбудется. Есть замечательное выражение, которое применимо к Петру: «обещал, но сделал».

Пётр Львович Вайль. Журналист и писатель. На «Радио Свобода» с 1988 г., вначале в нью-йоркском бюро, где впоследствии возглавил отделение Русской службы. В настоящее время - в Праге, ответственный редактор тематических программ.

Родился в 1949 г. в Риге. Закончил редакторский факультет Московского полиграфического института. В 1977 г. эмигрировал в США и работал в различных эмигрантских периодических изданиях в Нью-Йорке. Опубликовал много статей и эссе в России и за рубежом и удостоен нескольких литературных премий. Совместно с А. Генисом опубликовал несколько книг, в т. ч. "60-е: Мир советского человека", "Американа", "Русская кухня в изгнании", "Родная речь". Составитель и автор послесловий, сборников Иосифа Бродского "Рождественские стихи" и "Пересеченная местность", соавтор (с Львом Лосевым) книги "Иосиф Бродский: труды и дни". В 1999 году в издательстве "Независимая газета" вышла книга П.Вайля "Гений места"

Диалог известного литератора с журналистами из регионов прошёл на фоне волнующего вопроса дня: «Каким должен быть язык современной российской журналистики?»

На журналистике лежит ответственность за язык

- Петр Львович, определяют ли журналисты уровень современного языка?

- Мне кажется, это делают не журналисты. В российской истории главную роль всегда играла литература – писатели. Но на журналистах – ответственность.

В последние полтора десятка лет писательский престиж резко упал. Писатель – не денежная профессия, если он не автор детективов или фантастики. Нормальный писатель перестал быть уважаемым членом общества. Он не пользуется привилегиями, не зарабатывает больших денег, его не уважают собственные дети. И претендовать на звание властителя дум он не может.

Зато резко возросла роль журналистики по той же причине. Журналисты стали прилично зарабатывать, особенно телевизионные, конечно. К ним стали прислушиваться. И так, как говорят, ведут себя, держатся журналисты, волей-неволей говорят, держатся и ведут себя, в первую очередь, молодые люди.

Вы заметили, как все стали похожи на Парфенова? Он действительно человек яркий и талантливый, и многие стали говорить его языком, ходить его походкой и т. д.

В свое время, когда появилась певица Эдита Пьеха и запела с легким иностранным акцентом, эта некоторая неправильность русского языка всех очаровала, и так стали разговаривать все девочки на танцплощадках. Это неизбежное действие популярных фигур.

Поэтому сейчас на бумажной, на радио, на телевизионной журналистике лежит ответственность за язык, какой не было никогда. При этом есть масса претензий и к языку журналистики, да и к языку улицы.

Чтобы придумать свою манеру, нужен особый талант

- Стоит ли журналисту выделяться от своих коллег собственным стилем?

- Журналисты говорят и пишут одними и теми же фразами и словами от Калининграда до Камчатки. Это понятно, потому что журналистика ограничена временем, а надо впихнуть в единицу времени определенное количество слов.

Но как режет, когда слышишь от ведущего: «Все подробности у Станислава Калягина», допустим. Хотя здравый смысл говорит, что «всех подробностей» быть не может, так как он теоретически не может их знать. Это штамп. Штамп призван к сокращению многословия.

Желательно штампы свести к минимуму – чтобы не быть похожим на других. Надо взывать к таким вещам, как чувство собственного достоинства, профессиональная гордость.

По-моему, надо изобрести свою манеру, свой стиль. Хотя даже высокая литература знает считанные примеры яркого собственного стиля. Обычно, это крайняя степень экзотики, вроде Ремизова или Лескова, или Бабеля. Для того чтобы придумать свою манеру, нужен особый талант. Апеллировать к таланту никогда нельзя, можно апеллировать только к среднему профессионализму. Тогда на помощь приходит простая вещь – средний добротный русский литературный язык.

Комментарии излишни…

- Но иногда в нейтральности звучат прижившиеся уже эксцессы журналистики…

- Явные уродства, вроде «форсмажорная ситуация». Почему-то всем нравится писать «форсмажорная», а не «чрезвычайная». Еще такой оборот: «Как будут развиваться события, пока не знает никто».Почему не употребить слово «неизвестно»?

Почему в ходе выпуска новостей говорят: «К другим новостям». Я бы выделил огромную премию, если бы мне кто-то объяснил, что такое «к другим новостям». А к каким еще? К тем, что уже были?

Или, например, говорят «прогремел взрыв». Хотя эта характеристика акустическая. Важно, что он произошел. Но никто не говорит «произошел взрыв», как будто важно, что раздался громкий хлопок. Если покопаться, можно понять, что слово «прогремел» более экспрессивно за счет двух «р», звучит эффектно.

Или, например, «начиненная взрывчаткой машина взлетела на воздух». Я был на чеченской войне и видел, что на воздух ничего не взлетает. Начиненная взрывчаткой машина вздрагивает и разваливается на части. В кино – да, летит.

Почти всё называется «структурой», «регионом» и «проектом». Причем любая грошовая затея будет называться «проектом». По определению языка «проект» – это то, что впереди. Но никого не смущает сказать: «У него за плечами 15 проектов».

Но это все говорится для придания важности событиям, а, стало быть, и себе. Ты вырастаешь в собственных глазах, а, стало быть, в глазах читателей и слушателей.

Или: «Из эпицентра взрыва – корреспондент Первого канала». Я не шучу. Хотел бы я посмотреть на этого корреспондента, что от него осталось бы.

Есть еще очень старая болезнь журналистики – это зачины и концовки. Концовки всем известны: «комментарии излишни», «время покажет», «поживем – увидим», «если звезды зажигают, значит кому-то это нужно», «мяч круглый, поле ровное, земля квадратная», «память услужливо подсказывает» и т. п.

И страшное поветрие – заголовки. В цивилизованных странах такие вещи позволены только спортивной журналистике, каламбуры, восходящие в стилю О’Генри. Но в серьезной политической журналистике каламбурных заголовков быть не может. Только повествовательные: «Иран начал переговоры с МАГАТЭ». И все. Скучно, но из заголовка понятно, что происходит.

Хитрость еще и в том, что метафорический заголовок обычно попадает в две категории. В глупые шутки, потому что умную шутку придумать невозможно. Умные шутки придумывает Жванецкий, и то не каждый раз. Второе – вранье. «Красноярский край охвачен пламенем» – простой взгляд на глобус показывает, что такой катастрофы не было в истории человечества никогда. Если край будет охвачен пламенем, то Земле конец. Тем не менее, это говорят и пишут.

Повествовательный заголовок говорит сам за себя, потому что шутка, скорее всего, будет неудачной – в 99 случаях из ста. Вообще, шутить очень опасно.

Без прилагательных вполне жить можно

- В свое время Иосиф Бродский рассказывал интересную историю. Его старший коллега Евгений Рейн преподал урок, о котором Бродский говорил, что это единственный дельный урок в жизни. Бродскому было лет 19, а Рейну – 24. В этом возрасте это большая разница. Рейн сказал: «Представь себе, что у тебя есть промокашка. Ты ее прикладываешь, и она вбирает в себя все прилагательные и наречия, а оставляет только существительные и глаголы. Если ты промокнешь ею текст, там все равно останется много слов». Это замечательное правило (не знаю, как для поэзии – стихов не пишу) для журналистики: чем меньше эпитетов, тем лучше. Главное – глаголы и существительные.

- Но ведь тиражи многих изданий держатся благодаря как раз прилагательным!

- Вот примеры совершенно подлинные: «хрустящие банкноты в руках новоявленного миллионера». Здесь все слова лишние. «Заокеанские гости пожаловали не с пустыми руками» – провинциальный фельетон. «Крошки от большого пирога своей щедрости», или «Череповец готов к нашествию клещей». Представляете? Там и МЧС, и армия, и милиция. «Огонь получил вольную». Еще красивый оборот: «Нельзя попросить беду подождать до утра». Честно говоря, я просто не понимаю, что здесь имеется в виду. «На руки юной Леночки Петровой ложится первый метр колбасной оболочки». Не хотел бы я быть кавалером этой Леночки Петровой!

Венеция – самый употребительный город в российской журналистике. Стоит только по весне растечься местной речке, как сразу: «Венецианские пейзажи Югорска»; «Скоро в магазины можно будет въезжать на гондолах» – город Ноябрьск. Можно точно поручиться, что не скоро! «В ближайшие дни станет ясно: превратится ли Ижевск в Венецию». Даже не надо ждать – не превратится.

Если Гоголь писал «На Украине», значит, всё нормально

Отдельная сфера, новой жизни журналистики, это названия новых стран. Как, например, правильнее: «На Украине» или «В Украине»?

- По-русски всегда говорили «на Украине». Вы понимаете здесь оттенок, в чем смысл этого болезненного подхода? «На Украине» означает «на краю». А, собственно, «Украина» и есть «от края». Говорят: «во Франции, в Англии», а «на Украине» – это как будто унижение украинского народа. Чушь! Если Гоголь писал «на Украине», значит, все нормально, и мы как-нибудь перебьемся с этим. Видимо, уже ничего нельзя сделать с таким оборотом, потому что надо подчиняться языку. Раз он так захотел, значит так и будет.

А вот выражение «в итальянском Турине» – это полная ахинея. Получается, что есть еще какой-то Турин. «В немецком Кельне» – Кельн один. Но тут ничего не сделаешь. Правильнее сказать: «В итальянском городе Турине», или «В Турине, в Италии», или «в немецком городе Кельне». Но это уже идет повально и, значит, это надо стерпеть. Меня коробит.

Лет 10 назад написать «Башкирия», а не «Башкортостан» считалось тяжелым оскорблением башкирского народа. Это абсолютный нонсенс, потому что русский журналист должен руководствоваться правилами русского языка, а не политической конъюнктурой той страны, о которой он пишет. В России есть Молдавия. Никакой Молдовы в России нет. Молдавия никогда не переименовывалась, как в свое время произошло, допустим, с Цейлоном: был Цейлон, стал Шри-Ланка. Это их дело, значит, надо говорить Шри-Ланка. Для русского языка - Молдавия и Башкирия.

По этой извращенной логике и Парижа не существует. Нет такого города. Есть город Пари. Нет Соединенных Штатов Америки. Есть «Юнайтед Стейтс оф Америка». Если идти за самоназваниями, то вообще ничего нельзя будет понять.

Употреблять метафорические названия стран – это умственная лень. Номер один, безусловно, «Туманный Альбион». Кто был в Англии, знает, что несчастный Альбион не такой уж и туманный. Но «Туманный Альбион» имеет место.

Номер два – «Поднебесная». Номер три – «Страна восходящего солнца». И совершенно особое место занимает «Остров Свободы». Это предмет для какой-нибудь дипломной работы или даже диссертации, потому что это уже полная фантастика. Совершенно спокойно можно прочесть или услышать фразу: «На Острове Свободы продолжаются преследования инакомыслящих». Ушло все: реалии, дружба с Кубой, забота о Кубе, никаких с ней отношений нет, а всё пишут: «Остров Свободы». Насколько языковой штамп долговечнее и надежнее, чем любые политические реалии – это поразительно. Остров Свободы остается Островом Свободы несмотря на то, что Кастро – диктатор.Это предмет для какой-нибудь дипломной работы или даже диссертации.

Огнеборцы и стражи порядка

- Есть еще два полюса: казенщина и простонародность.

- Меня очень занимает, как благодаря журналистам в язык вошли слова, которые раньше были уделом отчета колхозных бухгалтеров. Это «задействованность» и «востребованность». Почему в операции «задействованы» 20 милиционеров? Почему не «приняли участие»? Не говоря уже о таких замечательных оборотах, как «уничтожение путем сжигания» – это подлинная цитата. «Не пропустили ни одного захламления территории» или «Систематически подвергаются уничтожению», хотя понятно, что просто «уничтожаются».

На другом полюсе – имитация якобы народной речи. «Суров – спасу нет». Это идет такой «былинный сказ», призванный вызвать большую симпатию к человеку, а на деле вызывающий полное отвращение.

- Те, кто освещают работу пожарных, обычно пользуются более чем странными словами: «огнеборцы», например.

- Я год проработал пожарным, когда мне было 22-23 года. Я боролся с огнем. Так что я категорически против огнеборцев, а заодно и против «пожарников». Вы знаете, что это слово нельзя употреблять. Пожарники – это не пожарные, а погорельцы. А пожарные – это те, кто тушит пожары.

Да, ещё довольно отвратительное выражение «стражи порядка», которое используется в качестве синонима к полицейским или милиционерам.

Кибитка – это летательный аппарат

- Слова мутируют – уходят, приходят, приобретают новые значения, исчезают целыми пачками. Мне рассказали замечательную историю. Ученикам младших классов предложили проиллюстрировать четверостишие Пушкина:

"Бразды пушистые взрывая,

летит кибитка удалая.

Ямщик сидит на облучке

в тулупе, в красном кушаке».

Выяснилось, что единственное слово, которое понимали все, это «тулуп». Многие понимали слово «кушак». «Кибитку» все ученики без исключения изобразили в виде летательного аппарата. Потому что она летит ("летит кибитка удалая"). Дальше – «Бразды пушистые взрывая». То есть, с этого летательного аппарата сбрасывали бомбы, взрывая каких-то броздов, которые бежали внизу в виде пушистых грызунов. «Ямщик» все произвели от слова «яма», что, кстати, правильно, но только в другом значении. Это сидел мужик с лопатой на краю ямы, которую только что вырыл. Вот он был в тулупе и многие изобразили красный кушак.

Вот вам, пожалуйста

- Однажды я пытался собственному сыну прочитать «Песнь о Вещем Олеге». На второй строчке он залез под стол от ужаса:

"Как ныне взбирается Вещий Олег

Отмстить неразумным хазарам».

Жалко ребенка. Или нужно потратить пол жизни, чтобы это объяснить.

А журналистика, это не литература. Журналистика стала информативной, это сфера сервиса. Конечно, не в такой мере, как парикмахерская, скажем, но, в общем, близко. И эту работу надо делать по возможности профессионально и хорошо.

  

Елена КОБЕЦ, г. Абакан. Газета «Шанс», № 12, 23-29 марта 2006 г.