Корреспондент «ПП», недавно побывавший в Москве, в Клубе региональных журналистов, пообщался с известным писателем и литературоведом, автором и ведущим передачи «Гений места» на телеканале «Культура», Петром Вайлем. Знаменитый словесник рассказал, что его раздражает в языке современной российской журналистики, а что – просто бесит.

Русский язык – заложник знаменитостей

Не было такого периода в российской истории, когда именно журналисты определяли бы уровень и качество современного языка. Очень долго, вплоть до последнего времени, его определяли писатели.

В последние полтора десятка лет писательский престиж резко упал, думаю, по самой простой причине. Писатель – не денежная профессия, если он не автор детективов или фантастики. Нормальный писатель перестал быть уважаемым членом общества. Он не пользуется привилегиями, не зарабатывает больших денег, его не уважают собственные дети. И претендовать на звание властителя дум он не может.

Зато резко возросла роль журналистики: журналисты стали прилично зарабатывать. Причем не только на центральных каналах, в центральной прессе, но и в других местах. К ним стали прислушиваться. И так, как говорят, ведут себя, держатся журналисты, волей-неволей говорят, держатся и ведут себя, в первую очередь, молодые люди. Но не только молодые.

Наиболее заметный пример – и на региональных, и на центральных каналах все стали похожи на Парфенова. В свое время, когда появилась певица Эдита Пьеха и запела с легким иностранным акцентом, эта некоторая неправильность русского языка всех очаровала, и так стали разговаривать все девочки на танцплощадках. Это неизбежное действие популярных фигур.

Поэтому сейчас на бумажной, на радио-, на телевизионной журналистике лежит ответственность за язык, какой не было никогда. При этом есть масса претензий к современному языку: и к языку журналистики, и к языку улицы.

Напыщенная серость

Самое страшное для языка – не заимствования, не жаргон: язык сам отсеет, что ему нужно, а что нет. Гораздо хуже то, что идет усредненность журналистского языка. Журналисты говорят и пишут одними и теми же фразами и словами от Калининграда до Камчатки.

Вообще, штамп – вещь довольно удобная и не такая уж плохая. Штамп призван к сокращению многословия.

Но желательно штампы свести к минимуму по единственной причине – чтобы не быть похожим на других. Для этого надо взывать к таким вещам, как чувство собственного достоинства, профессиональная гордость журналистов.

Среди эксцессов журналистики бывают явные уродства, вроде «форсмажорная ситуация». Почему-то всем нравится писать «форсмажорная». Не «чрезвычайная», а именно «форсмажорная».

Или, например, и на письме, и в эфире все говорят «прогремел взрыв». Хотя эта характеристика совершенно бессмысленная, она акустическая. Совершенно неважно, прогремел он или не прогремел. Важно, что он произошел. Но никто не говорит «произошел взрыв», а говорят «прогремел», как будто важно, что раздался громкий хлопок.

Или, например, «начиненная взрывчаткой машина взлетела на воздух». Я был на чеченской войне и видел, что на воздух ничего не взлетает. Начиненная взрывчаткой машина вздрагивает и разваливается на части. Тем не менее, все говорят «взлетела на воздух».

Это не случайно, если «взлетела на воздух», если «прогремело», если все называется «структурой», «регионом» и «проектом». Причем любая грошовая затея будет называться «проектом». По определению языка «проект» – это то, что впереди. Но никого не смущает сказать: «У него за плечами 15 проектов». Это все говорится для придания важности излагаемым событиям, а, стало быть, и себе. Потому что когда у тебя что-то «взрывается и взлетает», то ты и сам вырастаешь в собственных глазах, а, стало быть, в глазах читателей и слушателей. Тогда ты серьезный человек, без которого не обойтись.

Вы, наверное, обратили внимание, что операция всегда «широкомасштабная» и «тщательно спланированная». Хотя все промазали, никого не убили. Что за бездарные люди, которые это планировали? А в ответ им «готовят широкомасштабную операцию» – 4 милиционера вышли. Здесь тоже понятно: потому что если ты сообщаешь о широкомасштабной операции, то и твоя цена выше.

Недавно я слышал и такое: «Из эпицентра взрыва – корреспондент Первого канала». Хотел бы я посмотреть на этого корреспондента, что от него осталось бы.

Чудовищный штамп, касающийся террористов: наших убивают, а их «ликвидируют». Это люди, которых выводят за пределы рода человеческого: «ликвидировали» - как будто присыпали дустом. В конечном счете, это неуважение к врагу унижает победителя.

Есть еще очень старая болезнь журналистики – это зачины и концовки. Концовки всем известны – что на письме, что на голосе: «комментарии излишни», «время покажет», «поживем – увидим», «если звезды зажигают, значит кому-то это нужно», «мяч круглый, поле ровное, земля квадратная», «память услужливо подсказывает» и т. п.

О лишних украшениях

Вместе с тем, российские журналисты очень любят эпитеты и метафоры. В журналистике нужно обходиться без излишеств. Вот примеры совершенно подлинные – я ничего не придумал: «хрустящие банкноты в руках новоявленного миллионера». Здесь все слова лишние. «Заокеанские гости пожаловали не с пустыми руками» – провинциальный фельетон. «Крошки от большого пирога своей щедрости», или «Череповец готов к нашествию клещей». Представляете? Там и МЧС, и армия, и милиция. «Огонь получил вольную». Еще красивый оборот: «Нельзя попросить беду подождать до утра». Честно говоря, я просто не понимаю, что здесь имеется в виду. «На руки юной Леночки Петровой ложится первый метр колбасной оболочки». Не хотел бы я быть кавалером этой Леночки Петровой!

Мне не нравится слово «стражи порядка», которое используется в качестве синонима к полицейским или милиционерам, «пожарники» или даже «огнеборцы», когда говорят о пожарных.

Я год проработал пожарным, когда мне было 22-23 года. Я боролся с огнем. Так что я категорически против огнеборцев, а заодно и против «пожарников». Пожарники – это не пожарные, а погорельцы. А пожарные – это те, кто тушит пожары.

В той же категории юмора, эпитетов, красот стиля – философическая журналистика. «Жизнь – это бесконечный выбор между созиданием и разрушением». Что человек сказал? «Капля воды, в которой отражается целый клубок проблем». Очень хорошая фраза, которая вошла в мою жизнь: «Чтобы вопросы отпали для понимания». Это Черномырдин.

К этому примыкает освоение религиозной тематики и поэтики. Никто ничего толком не знает, первоисточников не читали, как правило. Поэтому получается: «Явление судебных приставов народу», «Христос воскрес, – без сомнения, главная новость недели».

В августе прошлого года РИА «Новости» опубликовали сообщение о Преображении Господнем. Сама затея в телеграфном агентстве сообщить о Преображении Господнем – тоже вызывает настороженный интерес. Там было написано коротко и внятно, в чем там дело, что и как происходило. Дальше было написано: «Апостолы были ошеломлены и упали ниц, – сообщают РИА «Новости».

Есть еще два полюса: казенщина и простонародность. Меня очень занимает, как благодаря журналистам в язык вошли слова, которые раньше были уделом отчета колхозных бухгалтеров. Это «задействованность» и «востребованность». Почему в операции «задействованы» 20 милиционеров? Почему не «приняли участие»? Как их «задействовали»? Это тоже вроде «ликвидировали». «Задействованы» и «востребованы» – совершенно бухгалтерские слова. Тем не менее, они являются повально. Не говоря уже о таких замечательных оборотах, как «уничтожение путем сжигания» – это подлинная цитата. «Не пропустили ни одного захламления территории» или «Систематически подвергаются уничтожению», хотя понятно, что просто «уничтожаются».

На другом полюсе – имитация якобы народной речи. «Суров – спасу нет». Это идет такой «былинный сказ», призванный вызвать большую симпатию к человеку, а на деле вызывающий полное отвращение.

Не придумывайте шутки

Страшное поветрие российской журналистики - шутливые заголовки. Они несравнимы ни с чем. В цивилизованных странах такие вещи позволены только спортивной журналистике, в серьезной политической журналистике каламбурных заголовков быть не может. Там заголовки повествовательные: «Иран начал переговоры с МАГАТЭ». И все. Скучно, но из заголовка понятно, что происходит.

Метафорический заголовок обычно попадает в две категории: одна категория – глупые шутки, потому что умную шутку придумать невозможно, вторая категория – вранье. «Красноярский край охвачен пламенем» – простой взгляд на глобус показывает, что такой катастрофы не было в истории человечества никогда. Если Красноярский край будет охвачен пламенем, то Земле конец. Тем не менее, это говорят и пишут.

Про шутки на грани кощунства я уже и не говорю. Заголовки, которые не дают мне покоя. «НАТО быстро введет и быстро выведет». «Насмерть затоптали 80-летнюю бабуську». Речь идет о смерти женщины в толпе.

А когда убили Ахмада Кадырова, на НТВ на следующий день появился молодой журналист на стадионе, где произошел взрыв. Он пошел по ступенькам трибуны и, глядя в камеру, сказал: «На трибунах становится тише».

Когда объявили, что у известной певицы рак груди, заголовок на одном из интернет-сайтов был: «Грудь в кистах». Я спросил у знакомого: «Интересно, этот человек написал бы так про свою мать?» Он ответил: «Конечно, а почему бы и нет, если мать знаменитая?» Наверное, он прав.

О второй Венеции, туманном Альбионе и острове Свободы

Венеция – самый употребительный город в российской журналистике. Стоит только по весне растечься местной речке, как сразу: «Венецианские пейзажи Югорска»; «Скоро в магазины можно будет въезжать на гондолах» – город Ноябрьск. Можно точно поручиться, что не скоро! «В ближайшие дни станет ясно: превратится ли Ижевск в Венецию». Даже не надо ждать – не превратится.

В Астрахани намечалась реконструкция, и было написано, что отцы города подходят ко всему очень вдумчиво и внимательно, чтобы из Астрахани не получилась вторая Венеция. Вот такой леденящий страх их охватывает, что не дай Бог!

Отдельная сфера, привнесенная новой жизнью в журналистику, - это названия новых стран. Сейчас с этим немножко поутихло, но лет 10 назад написать Башкирия, а не Башкортостан считалось тяжелым оскорблением башкирского народа. Это абсолютный нонсенс, потому что русский журналист должен руководствоваться правилами русского языка, а не политической конъюнктурой той страны, о которой он пишет. В России есть Молдавия. Никакой Молдовы в России нет. Молдавия никогда не переименовывалась, как в свое время произошло, допустим, с Цейлоном: был Цейлон, стал Шри-Ланка. Это их дело, значит, надо говорить Шри-Ланка. Но Башкортостана никто никогда не переименовал или Молдову. Для русского языка это Молдавия и Башкирия.

По этой извращенной логике и Парижа не существует. Нет такого города. Есть город Пари. Нет Соединенных Штатов Америки. Есть «Юнайтед Стейтс оф Америка». Если идти за самоназваниями, то вообще ничего нельзя будет понять.

В последнее время спорят: как говорить – «на Украине» или «в Украине». По-русски всегда говорили «на Украине». «На Украине» означает «на краю». А, собственно, «Украина» и есть «от края». Говорят: «во Франции, в Англии», а «на Украине» – это унижение украинского народа. Это чушь! Если Гоголь писал «на Украине», значит, все нормально, и мы как-нибудь перебьемся с этим. Потому что надо подчиняться языку. Раз он так захотел, значит так и будет.

Еще одна болезнь российских журналистов, их умственная лень, - употреблять метафорические названия стран. Номер один, безусловно, «Туманный Альбион». Кто был в Англии, знает, что несчастный Альбион не такой уж и туманный. Но «Туманный Альбион» имеет место.

Номер два – «Поднебесная». Номер три – «Страна восходящего солнца». И совершенно особое место занимает «Остров Свободы». Это уже полная фантастика. Совершенно спокойно можно прочесть или услышать фразу: «На Острове Свободы продолжаются преследования инакомыслящих». Ушло все: реалии, дружба с Кубой, забота о Кубе, никаких с ней отношений нет, а все «Остров Свободы». Насколько языковой штамп долговечнее и надежнее, чем любые политические реалии – это поразительно. Остров Свободы остается Островом Свободы несмотря на то, что Кастро – диктатор.

Но я ничуть не жалею о том, что советская журналистика, в которой тщательно следили за всеми правилами грамматики и стилистики, ушла. При всех эксцессах, недостатках, глупостях современной журналистики степень свободы сравнивать нельзя. В чем угодно! А за свободу можно отдать все – все правила русского языка, грамматики, синтаксиса с орфографией. Как можно сравнивать!

  

Алексей ПАНИН, г. Пенза. Газета "Пензенская правда", 25 марта 2006 г.