Курская область, как и Россия в целом, уверенно осваивает эпоху выборов власти. Еще не остыли страсти от мартовских выборов в областную думу, а представители политических партий и объединений уже начали подготовку к очередному выборному этапу, предстоит нелегкая борьба за кресла в Городском собрании, избрание мэра Курска, а в ближайшей перспективе – Государственная Дума, выборы Президента.

По мнению участников предвыборной гонки – не все в нашей области складывается гладко. Не преодолевшие «контрольного барьера» партии подали даже в суд на имевшее, по их мнению, фальсификации, но… доказать факт подтасовки голосов не смогли.7

Наш корреспондент встретился в Московском клубе региональной журналистики с Дмитрием ОРЕШКИНЫМ, ученым, руководителем аналитической группы «Меркатор», более десяти лет изучающему российские выборы.

- Дмитрий Борисович, возможна ли в наше время подтасовка результатов голосования?

- Мы знаем, если провести выборы в Туркменистане, то стопроцентная поддержка будет обеспечена Туркмен-баши. Также выборы завершались в Советском Союзе. Такую же цифру получает Фидель Кастро.

В зависимости от психологических установок мы говорим или «заставили», или «цифры нарисовали», или «весь народ так единодушно любит товарища Кастро». Довольно трудно возражать. В связи с этим мы ввели понятие «особой электоральной культуры». Демократически мыслящие люди обычно криком кричат о том, что имеет место фальсификация. Но фальсификация – это юридический термин. У вас нет доказательств, есть сомнение, и не более того. Как результат выборов получен, я не знаю, поэтому не пользуюсь термином «фальсификация», а использую нейтральный «электоральная странность», или «особая электоральная культура».

В Татарстане в 1995 году на выборах по одному из округов баллотировался коммунист Салий. В одномандатном округе, где он хорошо шел, неожиданно появляется 17,5 процентов недействительных бюллетеней. Что это значит? За кандидата Салия, условно говоря, проголосовало большинство избирателей. А местным властям очень не хочется, чтобы он был избран. Берется бюллетень и ставится еще одна галочка на строке с другим кандидатом. В результате получается две отметки, и уже невозможно определить, за кого проголосовал избиратель. Бюллетень считается недействительным. У Салия стало значительно меньше голосов, а недействительных бюллетеней больше. Мы имеем полное право поместить этот округ в зону электоральных странностей, или в зону особой электоральной культуры.

Нормальная ситуация, когда недействительны 0,5-1,5 процента бюллетеней – одна бабушка из ста не смогла правильно поставить галочку. Но когда 17 бабушек из ста ошибаются, мы обязаны сомневаться. Но кричать, что это прямая фальсификация, нельзя. Нет доказательств, кроме сомнений. Вот такой подход.

- Много ли «электоральных странностей» приходится наблюдать в местных, федеральных выборах?

- С федеральным уровнем у нас все в порядке, благодаря огромным массивам, которые хранятся в базе данных, в чем огромная заслуга современной системы. Цифры есть. Они «написаны пером», их «не вырубишь топором». Эти массивы можно обработать с гораздо большей дробностью, чем на уровне субъектов Федерации и посмотреть, что получится.

Строится простая элементарная математическая модель. Выбираются параметры, которые можно понимать как характеризирующие эту странность. И для каждой из трех тысяч территориальных избирательных комиссий считается стандартный набор показателей, отклоняющихся от среднего по России. Это следующие показатели: отрыв победителя от ближайшего преследователя; сумма, оставшаяся на долю всех преследователей лидера; слишком большая или слишком высокая доля бюллетеней против всех; слишком большая или слишком малая доля недействительных бюллетеней; слишком большая доля голосования при помощи выносных ящиков.

Все это зафиксировано в статистике. Мы просто формально считаем, в каких территориальных избирательных комиссиях эти косвенные показатели странностей систематически накладываются и позволяют говорить, что эти избирательные комиссии ведут себя, не как все. Здесь надо иметь в виду, что мы сравниваем эти ТИКи со средними цифрами по России, а средние цифры считаются нормальными.

По стране мы работаем с тремя тысячами территориальных комиссий. Чтобы было понятно, это уровень сельского района. Например: Масальский район Калужской области – по существу, это Масальская территориальная избирательная комиссия. В Москве 100 территориальных избирательных комиссий. В разных регионах, в зависимости от численности населения, могут быть десятки или сотни комиссий. Это такие маленькие фрагментики, полигоны, наполняются цифровой информацией. И на этой основе можно строить картину.

- До 2000 года Курская область уверенно входила в «Красный пояс». Сейчас население голосует немножко по-другому. Выборный процесс становится управляемым?

- Такие города, как Курск, Пенза, Рязань и другие достойны уважения, но это не самые крупные, и не самые продвинутые города. Здесь еще сильна державная закваска. Они не любят Москву, может быть, вполне оправданно. Когда с людьми встречаешься, они говорят: «Вот ваша дурь московская, демократическая». У них есть определенные представления о смысле жизни, о функции и роли государства.

Они себя чувствовали неплохо и в советское время, когда черноземье позволяло неплохо жить, иметь машину, разводить огурцы, продавать их в Москве и благополучно существовать, в частности на ворованной солярке и на колхозных комбикормах. И для большинства все, что происходило в 90-х годах, было и ментальным, и экономическим шоком. Колхозы развалились – было тяжело. Они хором голосовали за коммунистов – появился «Красный пояс». Это касается и простых людей, и региональных начальников. Это все пережили. Регионы привыкли получать мощные субвенции, но они пропали. Конечно, народы, населяющие эти территории, были полны негативизма по отношению к тому, что Москва затеяла в смысле патриотизма и экономики.

Но возьмем Нечерноземье, город Ярославль. Еще до революции он отличался активностью в бизнес-процессах. Почти весь ресторанный бизнес и торговля в Москве были схвачены «ярославскими». Расторопный ярославский мужик описан у Гоголя. Именно в Ярославле был антикоммунистический мятеж Савинкова. Именно здесь был нанесен чудовищный удар по городу, когда мятежников грузили на баржу, вывозили на Волгу и топили. Здесь же был затоплен город Малога…

Все это осталось в памяти. Люди в Ярославле систематически голосуют за коммунистов и в среднем на 5-7 процентов ниже, чем в среднем по стране.

Русское Нечерноземье не может простить коммунистической власти уничтожение деревень. До революции в Тверской области их было 12 тысяч, а к концу 80-х – 2 тысячи. Советская политика была направлена на поддержку республик в основном за счет выдавливания ресурсов с этой территории. Поэтому эта территория европейского севера было устойчиво настроена на демократическую систему ценностей.

То же самое в Магадане. За Жириновского – с открытой душой. За коммунистов всегда пониженная доля голосов. Все это сохраняется на протяжении поколений. Сибирская традиция оказывается жива и по сей день.

Можно ли сегодня говорить об управляемости в курском регионе? Какую картину мы видим по стране? Есть управляемые ТИКи, где индекс больше трех тысяч. Сегодня сюда попала и Курская область, и юг Урала, Поволжья. Но есть и суперсуперуправляемые, где индекс больше 4,5 тыс., он систематически держится все 10 лет избирательных кампаний. Таких территорий немного. Можно говорить про Татарстан, Башкортостан, Дагестан, Калмыкию и кусочки северов, Тувы, и Чукотского округа. В основном, страна ведет себя более или менее вменяемо.

- На примере изученных выборов можно ли заглянуть вперед, увидеть перспективу развития демократии в стране?

- Я с разочарованием обнаружил, что выборы – это не игра между властью и обществом, а игра между центральной властью и региональными. В 90-х годах регионы позволяли себе вести в самостоятельную игру. Тогда Татарстан и Дагестан со всей управляемой демократией единодушно голосовали за Зюганова. Сейчас эта проблема решена: Центр выстроил региональные элиты, теперь они обеспечивают нужное ему голосование.

У меня была рабочая гипотеза, что общество более весомый фактор в этой игре. Факты показывают, что нет. Живые избиратели – существенный элемент. Но более существенны региональные и федеральные элиты. К концу 90-х происходил расцвет демократии. Были реальные группы, конкурирующие друг с другом: Лужков, Путин, Березовский. Была конкуренция. Простые избиратели и региональные элиты голосовали за тех или других. Сейчас в элитах ситуация «разрулена» – ярко выраженных контрэлит нет. И наступает эпоха тишины и благодати. Нам приносят список, мы голосуем или не голосуем.

Возьмем время расцвета плюрализма – 1999 год. Оказывается, «ОВР» собрал в ту пору свои 63 процента на территории с наиболее высокой электоральной управляемостью. «Единство» только 22 процента, Тува очень монолитно высказывалась за «Единство» - за Шойгу. Калмыкия тоже. А у КПРФ оказалось только 17 процентов. Это значит, в 1999 году КПРФ была наиболее демократичной партией, она ориентировалась не на поддержку региональных элит, а на избирателей. В тот год путинское «Единство» выиграло у «ОВР» вопреки электоральной управляемости и благодаря тому, что напрямую обращалось к избирателю с помощью телевизионных технологий. Сейчас «Единая Россия» все очевиднее переходит на политическую технологию проигравшей партии, на технологию 1999 года, то есть опирается на административный ресурс региональных элит. Все это прискорбно.

- Как региональные элиты управляют процессом выборов, ведь существуют члены избирательных комиссий, наблюдатели от политических партий…

- Я расскажу вам одну реальную историю. Это было в Тамбове. Подходит мужчина лет сорока, секретарь территориальной избирательной комиссии, той самой ТИК. Он – лидер одной из двух наших либеральных партий в Тамбовской области, «Яблока» или СПС. Рассказывает, что в ночь перед президентскими выборами им звонят и говорят, что необходимо уменьшить на треть число избирателей в сводке.

Понятно почему. Если у вас 1000 человек и из них приходят голосовать 400, то явка составит 40 процентов, выборы не состоятся. А если в списке 700 человек и приходят голосовать те же 400 – все в порядке. Логика этих действий понятна – надо обеспечить явку. А у человека либерально мыслящего, грамотного, с высшим образованием, который борется за демократию, реальная жизненная ситуация. Что он должен делать? Он мне, «товарищу из Центра», искренне рассказывает о ситуации. Я его очень хорошо понимаю. В идеале, как член правового государства, он должен заявить: «Вы меня толкаете на уголовное преступление. Я не буду этого делать». А члены избирательной комиссии ему в ответ: «Все так делают. А ты самый умный? Понимаешь, что руководителю района голову оторвут, если он не обеспечит явку? Ты понимаешь, что тебя с твоей либеральной партией пнут, и вся твоя политическая карьера прахом пойдет только из-за того, что ты такой чистюля?».

Но он ответственен перед своими избирателями. Жалуется, потому что знает, я общаюсь с Вешняковым, могу прийти к нему и рассказать, что в Тамбовской области творится беспредел, там делают то-то и то-то. А Александр Альбертович Вешняков посмотрит на меня умными глазами и скажет: «У них есть протокол? У них есть зафиксированное в бумагах свидетельство?»

Дураков нет, чтобы свои фамилии подставлять. Ну, и факта нет. И Вешняков, и все мы знаем, что такие нарушения происходят не только в Тамбовской области, но сопротивления этому нет.

Это и называется электоральная культура. Это реальность, в которой мы живем. Одно дело – слова говорить, другое – оказаться в такой реальной ситуации. Страшно.

Страна очень большая. Есть такое ложное ощущение, что сидит кто-то в ЦИКе или рядом в темных очках и вводит те данные, которые нужно получить. Ситуация гораздо более печальная. На местах люди сами соображают, какие данные надо выводить. Им даже никто не дает ценных указаний. Им говорят: «Думай». Люди думают. В результате получается то, что должно быть.

Насколько? В разных местах по-разному. В Дагестане в некоторых случаях могут быть на 100 процентов выведены требуемые результаты. В Москве это невозможно, потому что есть целая куча «злобных наблюдателей». Чем дальше от центра (неважно, Москва это или Казань), тем легче это делать. В сельской местности Татарстана явка всегда выше 90 процентов. Из них 80 процентов голосуют «за кого надо». Поэтому, когда подводятся итоги федеральных выборов, Татарстан всегда сдает данные на 3-4 часа позже. А там 3 млн. человек. И результаты оттуда очень важны. Они сильно влияют на конечный результат.

В 2003 году президент Путин позвонил в час ночи Явлинскому, поздравил его с прохождением в Думу. По всем цифрам было понятно, что информация обработана и еще немножко осталось в Москве. Москва – это демократическая, «яблочная» зона, там скорее будет больше, чем меньше. А у Явлинского уже было 4,8 процента. Но приходят результаты из Дагестана, согласно которым 3 с лишним миллиона избирателей единодушно проголосовали за «Единую Россию». Оказалось, люди перестраховались и перестарались, а президента подставили.

Помню, Чубайс бесился. У него с Шаймиевым была договоренность, опять что-то им построил и ожидал снова 5,5, а получил 0,6процента, потому что все ушло в «Единую Россию».

Размеры фальсификаций в регионах могут составлять 30-40 процентов. Но эти управляемые регионы в сумме составляют не более 20 процентов от общего объема избирателей. Поэтому, раскладывая в целом на страну, выправлять результаты на сегодняшний день можно максимум до 5-7 процентов. Не знаю, что будет на следующих выборах. Управляемость увеличивается.

Поэтому когда говорят, что не надо голосовать, все равно там нарисуют, меня это раздражает. Надо голосовать! Если ты пойдешь, то переделывать твой голос – это уже уголовщина. Если не пошел, бросят пустые бюллетени для увеличения явки или галочку поставят в нужную строку. Это считается нормой. Это, опять же, часть той культуры, в которой мы живем, а мы живем «по понятиям». Есть понятия, что допустимо, а что не допустимо. Эти понятия разные в разных регионах.

- За историю новейшей России применялся закон, предусматривающий наказание за фальсификацию?

- Думские выборы в Москве 2002 года. В районе Тропарево в двух избирательных комиссиях наблюдатели зафиксировали подтасовки. Были уголовные дела. Не посадили. Отделались условными сроками.

Нужно сказать, что товарищ Горбунов, который руководит Московской избирательной комиссией, очень зависит от Лужкова. Могу добавить, что этот скандал мог реализоваться потому, что у Московской избирательной комиссии тяжелые отношения с ЦИКом. В некотором смысле то, что эти товарищи попали под уголовную статью, – результат еще внутренней политической борьбы между федеральными и московскими избирательными чиновниками. Все это достаточно запутано. Думаю, что просто так, без поддержки федерального уровня это не удалось бы сделать, потому что суды в Москве также сильно зависят от Юрия Михайловича Лужкова, как и избирательная комиссия.

  

Сергей МАКИЕНКО, г. Курск. Журнал "Соловьиная провинция", № 3, 19 мая 2006 г..