О том, что сегодня происходит в экономике России, корреспонденту «НП» рассказал доктор экономических наук, профессор, научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин.

— Евгений Григорьевич, вспомним, с чего началось новое время России?

— Первый шаг реформирования — и нас по российской традиции понесло в другую сторону: мы пошли на максимальную либерализацию. Это был вынужденный шаг, потому что, кроме как дать свободу, у правительства ничего другого не было. Тем не менее за период 1992–2003 годов, пока половинчато, непоследовательно, но все-таки проводилась либеральная политика, мы разрешили кризис плановой экономики, ушли в рыночную экономику.

То развитие экономики, которое идет сейчас, в значительной степени определяется не только и не столько нефтяными ценами, сколько именно тем фактом, что была создана свободная рыночная экономика. Можно спорить о том, очень свободная или не очень, но факт остается фактом. А вот когда в 1983 году были высокие цены на нефть, еще выше, чем сейчас, это не помогло Советскому Союзу. Он построил Красноярскую ГЭС, покупал импортные дамские сапоги, голландских цыплят, а потом деньги кончились, и ничего не осталось…

Сейчас мы добились того, что когда возникают острые ситуации, то они решаются бизнесом. У нас, например, была серьезная ситуация, когда американцы перестали покупать нашу сталь. Если бы эту сталь производили в советские времена, я не представляю, сколько бы Госплану пришлось потратить времени для того, чтобы переориентировать потоки товаров. В современной России за три месяца нашли новые рынки сбыта. Частный бизнес гораздо более оборотистый, чем государство.

Дальше в России обеспечили, в конце концов, макроэкономическую стабилизацию, провели приватизацию. Хотя понятно, что это время было тяжелое, структурные изменения дались непросто. Мы столкнулись с проявлениями «дикого» капитализма, криминализации, с олигархией, «теневой» экономикой, примитивизацией производства. Однако рост экономики начался. Причем он начался, как предвидели либералы, без вмешательства государства. Не успело оно тогда вмешаться, так как структурные сдвиги происходили очень интенсивно.

Я хочу обратить ваше внимание на то, насколько в период 1995–2003 годов упала доля промышленности по численности занятых в ней работников (с 32,3% до 21,9%) и насколько выросла доля торговли (с 8,3% до 16,8%). Можно, конечно, по этому поводу сожалеть, но на самом деле это закономерные изменения, которые произошли безо всякого плана. Они произошли, потому что действовал закон спроса и предложения, началась работа рыночной экономики. Изделия отечественного производства не пользовались спросом, стали больше завозить промышленных товаров из других стран. А торговля играет в рыночной экономике такую же роль, как Госплан — в плановой. Она определяет динамику цен, внеценовые факторы, на чью продукцию предъявляется спрос.

— И все же, если свободные цены и приватизация привели к относительно продолжительному тяжелому времени, так, может быть, не надо было ничего начинать?

— Тогда мы остались бы в положении накануне катастрофы. Мы же не могли все время жить при старой системе, которая выдохлась. Такой шаг надо было сделать. В этом смысле вы должны понять роль Егора Гайдара. Он на самом деле великий государственный деятель. Ему пришлось принять на себя ответственность за все — и за вклады населения, которые растащили намного раньше, и за падение уровня жизни и производства, и т. д. Но то, что он делал, все равно нужно было делать. Я подчеркиваю, что тогда государство упустило, не могло выполнять многие важнейшие свои функции, которые обязано было выполнять. А центр тяжести приходился на две основные функции — институциональные реформы и финансовую стабилизацию, которая должна была успокоить цены.

— Вы говорили об эпохе до 2003 года. А что происходит в сегодняшней России?

— Когда закончилась та часть строительства эффективной рыночной экономики, которая приходилась на эпоху до 2003 года, перед страной встала задача модернизации, потому что мы отстали и должны были перейти к постиндустриальному обществу и приспособить к нему страну. Примерно в это же время президент Путин поменял курс экономической политики. Было нормальное развитие, спокойное. У нас были более высокие темпы роста в то время, чем сейчас, мы гарантированно могли бы удвоить ВВП за 10 лет. Президент, в сущности, отказался от либеральной доктрины и перешел на доктрину государственническую. Объяснить это трудно, но я склонен полагать, что какое-то представление о своей миссии есть и у президента, и у его окружающих.

Что касается проектов модернизации, то для условий России их можно назвать два. Один — «модернизация сверху», бюрократическая, когда государство берет на себя основные функции не просто по реформированию, поддержке порядка и законности, но и по непосредственному управлению происходящими процессами. Второй вариант — «модернизация снизу», когда строится демократическая система, когда в основном движущей силой является частная инициатива — стимулятор определенных сдвигов.

Макроэкономическая политика в эти годы проводилась либерально, я бы сказал, ответственно. Выполняя функцию публичных услуг (образование, здравоохранение и т. д.) и обеспечения социальных трансфертов, государство ограничивалось популистскими мероприятиями. Реального содействия экономике тоже оказывалось мало.

В основном усилия концентрируются на регулировании экономики, то есть ликвидации провалов рынка. В результате тарифы на жилищно-коммунальные услуги на местах устанавливаются в Москве, сельскохозяйственные лоббисты пробили квоты на импорт мяса, чем повысили его в цене. Много можно привести примеров, когда провалы государства оказываются гораздо более серьезными, чем провалы рынка.

Наконец, государственное предпринимательство. За последние два года, согласно плану приватизации, продано государственного имущества на 6 млрд. долларов (извините, что оперирую долларами, я еще не привык). А государство приобрело или экспроприировало имущества примерно на 50 млрд. долларов. При этом у государства появляются все новые и новые финансовые возможности, которые ни население, ни бизнес не получают.

— По сути, государство тормозит модернизацию.

— По сути, да. Потому что сегодня усиление государства идет в тех областях, где его эффективность сомнительна, например, в государственном предпринимательстве. И в то же время оно ослабляет свои позиции там, где должно быть особенно активным, — например, в обеспечении верховенства закона, независимости правосудия, защиты прав собственности.

— Каково же ваше мнение: что сегодня должно делать государство?

— Представляется несомненным, что роль государства на стадии модернизации должна быть повышена по сравнению с периодом рыночных реформ. Такой вывод следует хотя бы из того, что рыночные механизмы и частный бизнес далеко не всегда окажутся в силах без поддержки выиграть борьбу за конкурентоспособность, стартуя с низких конкурентных позиций, что бизнес на первых порах готов приниматься за долгосрочные и рискованные проекты, для общества необходимые. Анализ показывает, что реального усиления роли государства в модернизации экономики не происходит. Необходимы определенные корректировки в экономической политике, преодоление ее противоречивости. Сегодня экономическая политика колеблется между альтернативными проектами модернизации, все больше склоняясь к централистскому варианту. Но что именно должно делать государство? Это как раз зависит от того, какой путь избран для модернизации. Как мне представляется, цели модернизации — открытость и конкурентоспособность ради благосостояния народа и процветания страны, скорее, достигаются в проектах, близких к варианту «модернизация снизу».

При содействии «Клуба региональной журналистики», г. Москва.

  

Владимир МАКЕЕНКО, г. Новосибирск. Новосибирская еженедельная информационно-аналитическая газета "Николаевский проспект", 16 июня 2006 г.