На днях в Москве, в Международном информационно-выставочном центре «ИнфоПространство», состоялась презентация книги Егора Гайдара «Гибель империи. Уроки для современной России».

Новая книга архитектора российских рыночных реформ, а ныне директора Института экономики переходного периода Егора Гайдара посвящена в первую очередь анализу краха советской экономики. Он сделал его именно сейчас, потому что считает: правда о причинах крушения империи забывается или скрывается, а ее место занимают мифы. Как объясняет сам Егор Тимурович, «в России, в последние годы особенно, явно сложилась очень своеобразная трактовка того, что с нами произошло на рубеже 80–90х годов, и это довольно опасно для перспектив развития России, для устойчивости в ней демократии и свободы».

Если схематично изложить события в нашей стране между 1985–1991 годами, то подавляющее большинство российского общества воспринимает их примерно следующим образом. Была сверхдержава, которая имела самую большую в мире армию и которая при всех своих проблемах располагала в целом устойчивой, не слишком динамично, но растущей экономикой. Потом появились какие-то странные люди и по доброму желанию или по непониманию, а может быть, и по злому умыслу, потому что их наняли мировые империалисты, взяли и развалили эту державу.

Картина именно такого видения случившегося тем более кажется правдоподобной, что крах советской экономики и, как следствие, Советского Союза подавляющее большинство проницательных наблюдателей — и отечественных, и зарубежных — не предсказывали и не прогнозировали. «Я прекрасно знаю содержание „совсекретных“ справок (они теперь в открытом доступе), которые ЦРУ представляло американскому руководству по поводу состояния советской экономики в начале и середине 1980-х годов, и цитирую их в книге, — рассказал автор. — Суть их сводится к одному: да, экономика неэффективная, темпы ее роста устойчиво падают и будут продолжать устойчиво падать, но никакой катастрофы в советской экономике не просматривается».

В материалах для служебного пользования, которые готовили для руководства своей страны советские экономисты, а также в «Комплексной программе научно-технического прогресса», в разработке которой участвовали и будущий председатель правительства РФ Егор Гайдар, и будущий министр экономики РФ Евгений Ясин, примерно та же оценка перспектив на ближайшие 20 лет.

Когда же происходит нечто, что никто из самых информированных аналитиков не предусматривал, естественно, возникает ощущение, что что-то было такое случайное, неожиданное, связанное не с тем, как устроена советская экономика, а с чьими-то целенаправленными разрушительными действиями. Однако Егор Гайдар доказывает в своей книге, что все представления и ощущения по поводу «неожиданной» катастрофы крайне далеки от реальности, что у нее имеется вполне объективная основа.

Важнейший вывод, который делает в своей книге Егор Гайдар, это непонимание и недооценка подавляющим большинством отечественных и зарубежных экономистов роли нефти в советской экономике.

Нам в свое время очень повезло: были открыты крупные, уникальные нефтегазовые месторождения в Западной Сибири. Плюс к тому на мировом рынке начался беспрецедентный рост цен на нефть. Однако нефтяной рынок — особенный. По наблюдениям за 150 лет, он крайне непредсказуемый, с уникальными колебаниями цен по отношению к средним многолетним показателям — от менее 10 долларов до более 80 долларов за баррель.

Но считалось, что наша экономика не слишком интегрирована в мировую, относительно независима от нее и именно поэтому устойчива. Хотя на самом деле степень интеграции советской экономики к середине 1980-х годов была уже довольно высокой, притом что покупать что бы то ни было у империалистов Советский Союз не любил. К тому времени СССР стал крупнейшим в мире импортером зерна и другой сельхозпродукции, у него отрицательное сальдо международной торговли (20–30 млн. долларов)… Все благополучие страны зависит от колеблющихся урожаев, зиждется на нескольких крупных нефтяных месторождениях и на том, что цены на нефть в четыре раза выше среднего уровня за последние 150 лет. Кстати, и сейчас вновь очень высокие цены на нефть, но они в реальном исчислении ниже, чем цены брежневского периода. Тогда они доходили до 90 с лишним долларов за баррель. И казалось, что так будет всегда.

Причем использовали мы этот богатый поток нефтедолларов для того, чтобы, в том числе, наделать немало, мягко говоря, ошибок: ввязаться в военные операции в Анголе, в Эфиопии, в Мозамбике, потратить несколько сот миллиардов долларов на помощь вассальным режимам. Плюс к тому решили влезть в Афганистан. Надо сказать, роль афганской войны в истории краха Советского Союза, на взгляд Егора Гайдара, не понята и сильно недооценена.

Дело в том, что Саудовская Аравия, наш главный конкурент на рынке нефти и нефтепродуктов, восприняла вторжение СССР в Афганистан как признак того, что мы готовимся к внешнеполитической экспансии в районе Персидского залива, как прямую угрозу своим нефтяным месторождениям, и обратилась к США за защитой от Советского Союза. Американцы, согласно уже открытым, рассекреченным документам, выразили готовность помочь, но намекнули саудитам, что при этом заинтересованы в разумных ценах на нефть.

Наверное, нельзя считать, что обеспокоенность Саудовской Аравии стала тем фактором, который предопределил падение цен на нефть. Все, что происходило на этом рынке, уже с 1981 года ясно показывало: аномально высокий уровень цен долго не продержится. Но то, что цены рухнули именно так, как они рухнули, конечно, трудно объяснить вне контекста американо-саудовского диалога того времени. А цены упали, как сейчас бы сказали, «круто»: по информации Егора Гайдара, сразу в 6,1 раза, причем всего за несколько месяцев 1985–86 годов! И Советский Союз оказался в совершенно другом мире, нежели тот, к которому он привык за предшествующие 12 лет высоких цен на нефть.

У советского руководства основной набор альтернативных реакций с целью компенсации выпавших нефтяных доходов сводился к отказу от аграрного импорта (и, как следствие, к двойному снижению объема продовольственного потребления в стране), к резкому сокращению военного производства, капитального строительства и остановке заводов, работающих на импортных комплектующих, к значительному свертыванию поддержки вассальных режимов. Однако подобные действия были чреваты конфликтами с собственным народом, с элитой, с отступлением от социалистических идеалов, наконец. И тогда, говоря словами Гайдара, «советское руководство принимает очень ответственное, сильное решение… закрыть глаза и — ничего не делать».

Это означало — сохранять все как есть, для чего начать брать крупные западные кредиты. Именно с этого времени бурного наращивания банковских заимствований и возникает основное тело того долга, который потом, на момент краха СССР, составит 110 млрд. долларов. Но уже в конце 1988 — начале 1989 года советское правительство получает срочные секретные донесения от Внешэкономбанка, суть которых состоит в том, что нам перестают давать в долг на коммерческих основаниях. А нет валюты, нет и поставок комплектующих для нефтяной отрасли, нефтедобыча падает. Она упадет только в 1991 году больше чем на 50 млн. тонн!

Ситуация усугублялась не только тем, что стали отказывать в банковских кредитах, но и, поскольку заемные средства брались максимум на пять лет, подходил срок возвращать долги. Оставалось последнее средство продлить агонию режима — обменять беспрецедентные внешнеполитические уступки на государственные, политически мотивированные кредиты ведущих стран Запада. Но политически мотивированные кредиты предполагают и политический торг, требование в первую очередь учитывать реакцию международного общественного мнения. Например, не позволять интервенции своей армии для насильственного сохранения социалистического лагеря, гарантировать реальное право «республик свободных» входить в состав «союза нерушимого» и выходить из него.

«Те, кто не знает деталей, думают, что во всем виновата колеблющаяся политика Горбачева, и объясняют ее просто тем, что он слабый такой, неуверенный, — говорит Егор Гайдар. — А у него, в общем, область допустимого значения была нулевой: сохранить империю, не применяя силу, нельзя; применяя силу, получить политически мотивированные кредиты нельзя; не получив политически мотивированных кредитов, сохранить режим нельзя. Точка».

Характерная для того времени тональность стенограммы одного из совещаний у председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова от 17 сентября 1990 года выражается словами «неизбежная катастрофа», «крах». Предчувствия его участников не подвели: до этого момента оставалось уже меньше года. И, кстати, его приблизят инициаторы августовского путча, попытавшись использовать силу, которую Михаил Горбачев применить не решался.

ДОСЛОВНО

Гайдар о себе:

«Когда я пришел работать в российское правительство, СССР объявил себя банкротом. Золотовалютные резервы составляли 16 миллионов — не миллиардов, а миллионов долларов. То есть практически ноль. У России не было хлеба, чтобы накормить собственное население. Зато было тридцать тысяч ядерных зарядов, из которых одиннадцать с половиной тысяч — стратегические и оперативно-тактические, а остальные — тактические. У России не было своего Центрального банка, потому что было шестнадцать банков, которые печатали общие деньги, у России не было таможенной службы, в крупнейших портах таможня не подчинялась ни союзным, ни российским властям, у России не было пограничной службы, у России де-факто не было границ.

Страна находилась на пороге катастрофы глобального масштаба, большей, чем та, с которой столкнулась наша страна после революции 1917 года, уже хотя бы потому, что у нас было 30 тысяч трудноконтролируемых ядерных зарядов. И эту катастрофу, при всех проблемах, которые впоследствии возникли, нашему правительству под руководством Бориса Николаевича Ельцина удалось предотвратить. И это, я думаю, из всего, что я вместе с моими коллегами сделал, — главное». (Дни.ру)

При содействии Клуба региональной журналистики (Москва).

  

Владимир МАКЕЕНКО, г. Новосибирск. Газета «Николаевский проспект», 23 июня 2006 г.