Совсем не случайно крупный российский бизнес вчера обеспокоился дефицитом Пенсионного фонда. Многомиллиардная брешь с каждым годом растет, а в прогнозах, если ситуация не изменится, через три-четыре года достигнет ошеломляющей цифры в полтриллиона рублей. Коммерсанты не исключают, что социальные обязательства государство предложит оплачивать прежде всего из кармана "социально ответственного бизнеса". За чередой проблем социальной политики, однако, едва не потерялась причина углубляющейся "пенсионной ямы" - известный закон N122. И, конечно, жаль, что из-за "перезревшей" монетизации льгот многие другие реформы было решено либо притормозить, либо вовсе от них отказаться. Об этом рассказала директор Независимого института социальной политики Татьяна Малева.

Социальная политика как она есть

Неудивительно, что в первой половине 1990-х годов социальная политика и формируемые ею социальные реформы оставались на периферии внимания. Немногочисленные изменения в этой сфере выстраивались исключительно как реакция на изменение финансовых и институциональных параметров экономики. Никаких социальных реформ в первой половине 1990-х годов не проводилось. Считалось, что социальные проблемы всего лишь являются негативным "послевкусием" экономических реформ. Стоило ли ждать, что они станут предметом государственного внимания и заботы?

Во второй половине 1990-х годов обнаружилась непривычная вещь: достижение финансовой стабилизации, например, то, что мы победили гиперинфляцию, - это отнюдь не гарантия экономического роста. К этому моменту созрело понимание того, что социальная сфера, это не автоматическое следствие экономических реформ, а некая автономная область. По сути дела, социальная сфера, социальные факторы сами являются источником экономического роста. Именно тогда состоялся самый серьезный государственный разговор по поводу пенсионный реформы, повлекший принятие политического решения.

В начале 2005 года социальная проблематика стремительно переместилась в самый эпицентр экономической политики. С тех пор она его не покидает. Я говорю о хорошо известном законе номер 122, который получил название "Закон о реформе социальных льгот". Глупо спорить, нужно было трогать эту область или нет. Хочу напомнить, что мы вступили в 2005 год с такой ситуацией, когда в России насчитывалось более тысячи различных видов социальной поддержки населения, выстроенной по категориальному принципу. Мало того, что таких категорий было 236, они еще перекрещивались. Один и тот же человек мог претендовать сразу на несколько видов льгот. Этим, кстати, частично объясняется появление "статистического детектива": правительство, уже начав монетизацию, долго путалось, сколько у нас в России льготополучателей?!

Кто не успел - тот опоздал

На самом деле закон номер 122, строго говоря, не является законом о реформе социальных льгот. И в названии его нет такого упоминания. Этот закон был направлен на упорядочивание и нормализацию финансовых взаимоотношений бюджетов различного уровня в сфере выплаты тех или иных льгот населению. Очень часто нам сейчас говорят так: "Закон правильный, а результаты и шаги по его реализации проходили с трудом. Это были ошибки региональных властей. Это были ошибки и федерального правительства". Увы, это не "ошибки реализации", а проявление системных противоречий, заложенных в самом законе. Того, что неизбежно должно было проявиться - независимо от чьих-либо действий.

Основой государства, в числе прочего, является единство социальных прав граждан вне зависимости от того, на какой территории они находятся. 122-й закон разорвал это социальное пространство: на разных территориях у одних и тех же социальных групп образовался неодинаковый доступ к возможности реализации своих прав.

Результаты таковы, что сегодня, полтора года спустя, всего пять-шесть регионов пошли по жесткой схеме замены натуральных льгот денежными пособиями. Столь же мало субъектов, напротив, оставили все как было, у них хватило бюджета для того, чтобы поддержать прежнюю систему предоставления этих льгот в натуральном выражении. Абсолютно же большая часть российских регионов приняла полукомбинацию - монетизировала самые простые виды льгот, а все остальное оставила в натуральном выражении. Тогда ради чего это все было сделано, если большая часть России нашла способы остаться на прежней политической парадигме предоставления натуральных льгот?

Что скрывается за нарисованным холстом?

В любой ситуации после масштабных действий есть проигравшие, есть выигравшие. Мы видим, что приблизительно половину населения это никак не затронуло. Четыре процента людей действительно потеряли от "монетизации льгот". И есть значительная доля людей, 40 процентов с небольшим, которые выиграли. Просто все самые крупные потрясения у нас впереди. Если будут происходить серьезные изменения в тарифах на услуги ЖКХ, и мы при этом попытаемся заменить эти льготы денежными компенсациями, то нас ждет совершенно другая ситуация. Более половины российских семей-домохозяйств будут ощущать реальную угрозу, реальные потери.

Все то время, пока у нас идет дискуссия, нужно или не нужно было монетизировать льготы, мы пропустили самый насущный момент. Главная жертва монетизации 2005 года - это пенсионная реформа в России. Когда вскипел социальный протест, который население смогло донести до власти в начале 2005 года, правительство стало срочно искать пути выхода из положения. Поскольку абсолютная часть льготополучателей - это люди пенсионных возрастов, оно пошло на беспрецедентно высокую индексацию именно базовой части пенсии. Вне зависимости от оценки, кто потерял от монетизации, кто не потерял. По сути дела, это политическое решение "попрало" закон об индексации пенсии. До 2005 года пенсионное законодательство в части основ реформы ни разу не нарушалось. Государство вынуждено было идти на срочную, почти на 40 процентов, индексацию базовой части пенсии, которая все перевернула внутри пенсионной системы. Страховая часть, которая должна была бы стимулировать людей к формированию своего пенсионного капитала, зависящего от заработка, от стажа, опять уступила место базовому элементу.

По сути дела, этот благородный и вынужденный жест выбил пенсионную систему из намеченного вектора до 2012 года, как минимум. Все это приводит к ситуации, при которой дефицит Пенсионного фонда неизбежен. И не один бизнес это предчувствует, однако первым решился сказать это вслух.

Политика политике рознь

Сегодня в центре социальной политики стоит задача сокращения бедности. А по всем предпосылкам должна стоять задача восходящей положительной вертикальной мобильности или, как минимум, задача роста среднего класса. Первая задача решается методом социальной поддержки беднейших. Вторая задача - позитивными программами социально-экономического развития страны в целом. Рост среднего класса должен быть естественным результатом этих положительных программ.

И самое главное. Я убеждена в том, что пенсионная система еще долгое время будет находиться в самом эпицентре интересов государства. Это ответственность любого цивилизованного общества - забота о пожилых и утративших трудоспособность людях. Но мы совершенно забываем о другой проблеме - проблеме детства. Действительно, очень много говорили о бедности пенсионеров, и такой феномен есть. Но если посмотреть трезво, то сегодня самые бедные в стране - это семьи с детьми.

Самый тяжелый вопрос будет заключаться в том, какие экономические и социальные стимулы остаются у трудоспособного населения, которое должно на себе вытаскивать две пирамиды? Речь должна идти не об автономных программах "социальная политика в отношении пожилых" и "социальная политика в отношении детства". Надо выстраивать принципиально новый тип социальной политики, имеющий в виду, что демографический баланс поколений становится принципиально иным. Это абсолютно новые и непривычно другие вызовы к экономическому развитию.

Автор благодарит за содействие при подготовке материала Клуб региональной журналистики "Из первых уст".

  

Денис БОРОДИН, г. Уфа. Первая интернет-газета Республики Башкортостан "БАШвестЪ", 30 июня 2006 г.