Необычность нефти связана с тем, что она играет огромную роль в мировой экономике. То, что мы зависим от сырьевых рынков, не является каким-то безумным пороком. Просто надо понимать, что это своеобразная экономика, которая сталкивается с неожиданными и необычными вызовами. У нас сейчас новый период безумно высоких цен на нефть. Но они ниже в реальном исчислении, чем цены брежневского периода. Они тогда в реальных сегодняшних долларах, доходили до 90 с лишним долларов. А потом цены взяли и упали. И упали круто. Все это произошло за несколько месяцев 1985-1986 годов. И мир, и нефтедобывающие страны, и Советский Союз оказались совершенно в другом мире, чем тот, к которому они привыкли за предшествующие 12 лет высоких цен на нефть. Эту детективную историю Егор Гайдар рассказал на фестивале Клуба региональной журналистики «Из первых уст»…

СЫРЬЕВАЯ ЭКОНОМИКА - ЭТО НЕ ПОРОК

Необычность нефти связана с тем, что она играет огромную роль в мировой экономике. Из сырьевых товаров, после того, как сельское хозяйство стало периферией, ни один сырьевой товар никогда и близко не был сопоставим с нефтью по роли в мировой экономике. Объем следующего сырьевого рынка – медного – уступает рынку нефтяному не в разы, а на порядки. Это рынок крайне непредсказуемый, с уникальными колебаниями цен по отношению к средним многолетним.

На протяжении 150 лет колебания нефтяных цен в долларах очень сильные. Больше, чем в 4 раза. Колебания в диапазоне постоянных долларов 2000-го года от менее 10 долларов за баррель до более 80 долларов за баррель.

А теперь представьте себе. Все-таки речь идет о достаточно развитых, сложно устроенных обществах. Приведу простой пример. Скажем, еще 150 лет назад весь мир прекрасно жил без электрической энергии и создал массу великих цивилизаций. А вот теперь нам на 5 часов отключают электричество где-нибудь в крупном городе, и мы видим, как вся наша цивилизация просто начинает разваливаться. Вот то же самое с ценами на нефть. Тебе очень легко привыкнуть к тому, что они высокие. Взять обязательства, нанять врачей, учителей, повысить им зарплаты, создать армию, закупить кучу вооружения. А потом говорят: извините, цены в несколько раз упали. Вы будете закрывать школы, закрывать госпитали, снижать пенсии, увольнять армию, демобилизовывать ее? Да?

То, что мы сырьевая экономика, в этом нет никакого позора. Есть много очень развитых стран мира, которые зависят от сырьевых рынков. Скажем, Австралия, Новая Зеландия, Канада зависит от сырьевых рынков. Норвегия – самая развитая страна в мире по индексу человеческого развития – зависит очень сильно от сырьевых рынков.

То, что мы зависим от сырьевых рынков, не является каким-то безумным пороком. Просто надо понимать, что это своеобразная экономика, которая сталкивается с неожиданными и необычными вызовами. Такими, которые вы не найдете в экономике Соединенных Штатов, Японии, Китая и Еврозоны. Есть такой показатель, как «условия внешней торговли». Это изменение соотношения экспортных и импортных цен. Есть такое понятие в экономической теории, как «внешние шоки», когда страна сталкивается с ситуацией, при которой цены на импортные товары возросли, а на экспортные товары нет. Есть долгая-долгая экономическая традиция изучения влияния внешних шоков на национальные экономики. А как вам приспосабливаться к ведению дел в условиях, когда у вас не на проценты меняются условия внешней торговли, а в разы? И многие разы? Вот это то, что принципиально важно для зависимых от сырья экономик. И то, что делает экономическую политику в них особенно своеобразной и сложной.

ЗАМКНУТЫЙ КРУГ: ЗЕРНО-НЕФТЬ-ЦЕНА

Конечно, Советский Союз в это время, вся эта мощная сверхдержава, висела на трех маленьких-маленьких крючочках. Первый крючочек – это колеблющиеся урожаи на целинных землях. Потому что еще Сталину объясняли в конце 1920-х, что с целинными землями все, конечно, можно, но только надо понять, что волатильность, колебания, урожая будет еще больше, чем они есть в России. Никто никогда не может управлять, не может знать, каким будет урожай на целинных землях.

Второе. Мы пытались освоить нефтяные месторождения как можно быстрей и как можно дешевле. И постоянно шло соответствующее давление: так, Алексей Иванович Косыгин имел обыкновение звонить Муравленко, начальнику Главнефтегаза, и говорить: «Подкинь 3 млн. тонн нефти сверх плана, а то с хлебушком очень плохо». Это значило, что мы используем в добыче методы, действительно дающие быстрые результаты, но крайне опасные, потому что они чреваты очень быстрым и непредсказуемым выходом из строя месторождения, началом убывания добычи.

Третий фактор, который тоже никто никогда не может прогнозировать, это цена на нефть.

Мы становимся крупнейшим импортером зерна, и вообще сельхозпродукции. У нас отрицательное сальдо торговли 20-30 млн. долларов. Все это висит на этих нескольких крупнейших месторождениях. Все это зависит от колеблющихся урожаев. Когда урожаи плохие, то даже нефти нам не хватает, мы начинаем покупать зерно за золото. Продажа золота коррелируется с продажей зерна. И все это висит на том, что цены на нефть в 4 раза выше среднего уровня за последние 150 лет. И нам почему-то кажется, что так будет всегда.

У нас сейчас новый период безумно высоких цен на нефть. Но они ниже в реальном исчислении, чем цены брежневского периода. Они тогда в реальных сегодняшних долларах, доходили до 90 с лишним долларов. А потом цены взяли и упали. И упали круто. Если брать месяц к месяцу в реальных ценах – в 6,1 раз. И сконцентрировано это было в очень коротком периоде времени. Все это произошло за несколько месяцев 1985-1986 годов. И мир, и нефтедобывающие страны, и Советский Союз оказались совершенно в другом мире, чем тот, к которому они привыкли за предшествующие 12 лет высоких цен на нефть.

ДЕТЕКТИВЧИК

Там, конечно, есть еще чисто детективная история, которую я позволю себе вам рассказать. Вообще-то, советское руководство могло бы и знать, что рынок нефти не совсем так устроен, как, скажем, рынок детских игрушек. Потому что оно само довольно активно участвовало в политических манипуляциях нефтяных рынков.

Отрывок из письма председателя КГБ Юрия Андропова Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу. От 21 апреля 1974 года. «Комитет Госбезопасности с 1960 года поддерживает деловой конспиративный контакт с членом Политбюро Народного фронта освобождения Палестины Вадия Хаддадом. Главными направлениями диверсионно-террористической деятельности организации является продолжение особыми средствами нефтяной войны арабских стран против политических сил. В настоящее время организация ведет подготовку ряда специальных операций, в том числе нанесение ударов по крупным нефтехранилищам в различных районах мира. Хаддад обратился к нам с просьбой оказать помощь его организации в получении некоторых видов специальных технических средств, необходимых для проведения отдельных диверсионных операций. Полагал бы целесообразным на очередной встрече положительно отнестись к просьбе Хаддада об оказании Народному фронту освобождения Палестины помощи специальными средствами».

Когда ты играешь в такие игрушки, надо понимать, что на этом рынке может быть кто-то другой, кто тоже решит поиграть в эти же игрушки. Однако продолжу эту малоизвестную, но интересную детективную историю.

Мы использовали безумный поток нефтедолларов для того, чтобы, в том числе, наделать какое-то бесконечное количество глупостей: ввязаться в военные операции в Африке, в Анголе, в Эфиопии, в Мозамбике, потратить несколько сот миллиардов долларов на помощь вассальным режимам. Плюс к этому мы решили влезть в Афганистан.

Вообще, роль афганской войны в истории краха Советского Союза очень сильно, на мой взгляд, не понята и недооценена. Да, конечно, там были человеческие жертвы, были жертвы среди афганского населения, были наши потери. Естественно, она нам кое-что стоила по деньгам. Но с точки зрения всего, что развивалось в Союзе в это время, главным было совершенно не это.

Дело в том, что Саудовская Аравия, наш главный конкурент на рынке нефти и нефтепродуктов, восприняла наше вторжение в Афганистан как признак того, что мы готовимся к внешнеполитической экспансии в районе Персидского залива. И она восприняла это как прямую угрозу своим нефтяным месторождениям. И та же Саудовская Аравия, которая в 1973 году объявляла нефтяное эмбарго Соединенным Штатам, и говорила, что если американцы применят силу, то они взорвут свои нефтепромыслы, та же самая Саудовская Аравия после Афганистана радикально меняет тон и говорит США: «Знаете, друзья, мы хотим с вами дружить. Потому что нам совершенно не нужны советские, которые придут и возьмут наши нефтяные месторождения. А защитить нас реально от Советского Союза можете только вы». Американцы говорят саудитам – история известна по уже открытым, рассекреченным документам, – американцы говорят саудитам: «Хорошо, конечно, мы сами заинтересованы в ваших запасах. Но вы же понимаете, что мы заинтересованы в разумных ценах на нефть».

Уильям Кейси, самый влиятельный шеф ЦРУ, который в это время ее возглавлял, один из ближайших людей к Рейгану, уже в 1981 году прилетает к саудитам, и начинается череда консультаций. Разумеется, это не было тем, что предопределило падение цен на нефть. Просто все, что там происходило, на этом рынке, уже с 1981 года ясно показывало, что этот аномально высокий уровень цен неудержим. Но то, что цены рухнули именно так, как они рухнули, то есть за несколько месяцев в 6 раз, конечно, трудно понять вне контекста американо-саудовского диалога того времени.

Разумеется, никогда американцы не ставили перед собой, во сне не могла привидеться идея, что они таким вот образом могут разрушить советскую экономику. Но идея ослабления Советского Союза с использованием того, что он подсел на нефтяную иглу, конечно, была.

Итак. Цены взяли и упали в 6 раз. Если брать среднее многолетнее, то со своего максимума – 80 долларов, ушли где-то в район средних – 18-20, если мы берем следующие лет 15. За исключением 1998 года, когда они упали в 2 раза, до менее 10 долларов.

ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА И НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ

А теперь дальше – как к этому адаптироваться? Что делать? Перед Советским Союзом, советским руководством встает набор альтернативных реакций. С этим кризисом столкнулась и Мексика, и Венесуэла, и все как-то пытались к нему адаптироваться. Тяжело. Что же Советский Союз в принципе мог сделать? Еще раз подчеркну. Нарастить экспорт машиностроительной продукции он, естественно, не мог. Экономика полностью зависит от нефти. Снабжение, политическая стабильность зависят от того же.

Первое, что можно сделать. Отказаться от аграрного импорта. Вот если мы полностью прекращаем закупки зерна, закупки продовольствия, это позволяет более или менее закрыть дыру, которая образовалась. Не совсем, но основную часть. Но что это значит?

Это значит сокращение объема потребления продовольствия в стране, в крупных городах в 2 раза. На ровном месте. Мы все время рассказывали, наше руководство, какие они все замечательные, как коммунизм строим, все хорошо. А потом говорят: «Ребята, вот хлеба, мяса, молока будете есть в 2 раза меньше. Мы вам введем карточное снабжение с нормами Второй мировой войны. И дальше к этому как-то приспосабливайтесь. Или цены повысим в 5 раз, и не компенсируем». Это полное нарушение контракта власти с народом, который сформировался где-то в конце 1950 – начале 1960 годов.

Суть этого контракта была предельно проста (его никто никогда не подписывал, но и власти и обществу было совершенно понятно). Контракт был такой. Мы вас не трогаем, в смысле власть общество. Мы сохраняем вам социальные гарантии. Мы не заставляем вас слишком напряженно работать. Мы сохраняем стабильность розничных цен. А вы, народ, тогда терпите то, что мы вами управляем. Да, нас никто не выбирал, естественно. Мы сами решили, что вами будем править. Но так как мы вас не трогаем, то и вы нас не трогайте. Как опасно нарушение этого контракта, очень хорошо показали властям события в Новочеркасске, когда солдаты отказались стрелять. Пришлось же им перебрасывать войска из Ростова. Внутренние войска. И давать прямые указания открывать огонь на поражение. Только после этого они смогли восстановить контроль над городом. Идея того, что если это могло быть в Новочеркасске, то почему не может произойти в Москве и Ленинграде, у них она была.

Поэтому решение, чтобы взять и в 5 раз повысить цены на мясо или ввести карточную систему с нормой выдачи хлеба в Москве 400 грамм на человека в день, оно, конечно, просто не обсуждалось вообще, как тема полностью табуированная.

Что еще тогда можно было сделать?

Второй вариант. Конфликт с элитами. Можно было резко сократить военное производство. Соответственно, резко сократить все капитальное строительство. Остановить заводы, которые работают на импортных комплектующих. Остановив военное производство, использовать часть высвобождающихся ресурсов – никель, титан, сталь – для увеличения поставок на мировой рынок. Попытаться на этой основе как-то компенсировать выпавшие нефтяные доходы.

Но это полный конфликт, во-первых, со всей элитой. С тем же Пленумом ЦК КПСС. Здесь сидят первые секретари обкомов, министры. Ты им скажешь, что им капитальных вложений больше не дашь? Что тот завод, который они предполагали, что будет построен, построен не будет? Это значит остановку заводов в моногородах. Ничего себе! Выбрав этот путь, Горбачев не имел шансов пройти следующий пленум ЦК КПСС, это совершенно очевидно.

Надо понять, что и народ, и элита, они ведь не понимают, что происходит. Но все это можно делать, когда или у народа, или у элиты, либо у элиты и народа есть понимание чрезвычайности происходящего. Что вообще произошла такая катастрофа, что жить как обычно не получается. Вот если мы сейчас всего этого не понимаем, представьте себе, как это понять советской элите и советскому народу образца 1985-1986 года? Это задача, не имеющая решения.

Три. Еще одно направление, по которому можно было бы попытаться двинуться. Это, конечно, резкое сокращение поддержки вассальных режимов. И, в первую очередь, это прекращение поставок нефти, нефтепродуктов и газа по субсидируемым ценам на бартерных контрактах в страны восточноевропейской советской империи и Кубу.

Эта тема обсуждалась. Не так, чтобы совсем остановить, а просто в каких масштабах сократить. Эта тема обсуждалась, и советское руководство пойти по этому пути толком не решилось. А не решилось оно, в том числе, и из-за факторов, связанных с афганской войной.

Те, кто постарше, помнят историю кубинского кризиса. Помнят, как вывод ракет с Кубы ударил по авторитету Хрущева, и был одним из важнейших факторов его краха политического. А тут взять и отдать на ровном месте все завоевания Второй мировой войны! Да вы что?

И тогда советское руководство принимает решение очень, я бы сказал, ответственное и сильное. Закрыть глаза и ничего не делать.

Продолжение следует…

  

Екатерина ПЕНЬКОВА, г. Курск. Информационный портал KURSKCiTY.RU, 26 июня 2006 г.