Ничего не делать можно только в одном случае. Тебе же никто даром не будет поставлять ни зерно, ни мясо, ни масло, ни комплектующие. Закрыть глаза, это значит начать бурно брать кредиты для того, чтобы, в общем, сохранять существующие объемы закупок. Это то, что Советский Союз и начинает делать, начиная с 1985 года. А в конце 1988 года – начале 1989 года советское правительство получает набор, так называемых, срочных секретных донесений от Внешэкономбанка, суть которых состоит в том, что СССР перестают больше давать в долг на коммерческих основаниях. Попросту говоря, к концу 1988 – началу 1989 года советскому руководству становится ясно, что даже при желании мы не можем себе позволить никакие интервенции в Восточной Европе для поддержки вассальных режимов, если мы хотим надеяться на политические кредиты и, соответственно, надеяться на то, что мы каким-то образом удержим ситуацию и власть. Сохранить империю, не применяя силу, нельзя. Применяя силу, получить политически мотивированные кредиты нельзя. Не получив политически мотивированных кредитов, сохранить режим нельзя. Точка.

Продолжение, начало в статье «Гайдаровские чтения. Какие-то странные люди развалили великую державу...», «Гайдаровские чтения. Нефть - товар очень необычный».

КРЕДИТНАЯ РЕПУТАЦИЯ

Ничего не делать можно только в одном случае. Тебе же никто даром не будет поставлять ни зерно, ни мясо, ни масло, ни комплектующие. Закрыть глаза, это значит начать бурно брать кредиты для того, чтобы, в общем, сохранять существующие объемы закупок. Это, собственно, то, что Советский Союз и начинает делать, начиная с 1985 года.

Причем, надо сказать, что, учитывая проблемы в сельском хозяйстве, в Советском Союзе был даже поразительный случай, когда возникали проблемы с платежным балансом в годы максимальных в истории мира цен на нефть – 1980-1981 годы. В это время СССР активно занимает на финансовых рынках, потому что надо финансировать беспрецедентные закупки зерна.

СССР начинает бурно наращивать заимствования. Что здесь удобно? То, что у Советского Союза в это время прекрасная кредитная репутация. После того, как он отказался платить по царским долгам, всегда очень аккуратно рассчитывался по любым своим обязательствам. Поэтому по состоянию на 1985-1986 год у Советского Союза возможности коммерческих заимствований в рамках разумного просто не ограничены. Сколько надо. Приходите, гости дорогие!

Что советское руководство и начинает быстро делать. То есть они не сокращают импорт ничего. Не увеличивают экспорт практически ничего. Нам нечего увеличивать. Они чуть-чуть сокращают долю в Восточную Европу уже после того, как цены рухнули, потому что Польшу не решаются тронуть. И начинают бурно заимствовать. В это время и возникает основное тело того долга, которое потом составило 110 млрд. долларов по состоянию на момент краха Советского Союза.

Но дело в том, что всей этой длинной хорошей кредитной репутации навсегда не хватает. Да, мы заимствуем в 1985 году, мы заимствуем в 1986 году, в 1987 году, в 1988 году. А в конце 1988 года – начале 1989 года советское правительство получает набор, так называемых, срочных секретных донесений от Внешэкономбанка, суть которых состоит в том, что СССР перестают больше давать в долг на коммерческих основаниях.

Генеральная идея такая. СССР ведёт переговоры о привлечении синдицированного кредита крупных международных банков. Из 250 приглашенных банков соглашаются участвовать 5. Остальные говорят, что у нас лимиты кредитования на Советский Союз исчерпаны. А потом просто говорят, руководство «Дойче-банк», руководство «Вестминистер-банк», они говорят Внешэкономбанку, говорят заместителю председателя правительства по внешнеэкономическим связям, что ВСЁ, больше в тумбочке денег нет и не будет. Не ждите. Ни на каких основаниях.

А еще надо учесть, что долг у нас довольно короткий. Мы же никогда на 30 лет не занимали. Мы занимаем, максимум, на 5 лет. Очень большая часть долга – это годовые долги. Некоторые – еще более короткие. То есть, если тебе говорят, что тебе перестают давать в долг, это значит не просто, что тебе перестали давать в долг, чтобы ты обслуживал свои 40 млн. тонн импорта зерна. Тебе говорят: «Теперь ты возвращай все, что ты у нас занимал последние 3 года. А если не хочешь, тогда иди к государствам, а к нам, банкирам, больше не приходи».

ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН

В какой-то момент коммерческие банки Соединенных Штатов отказываются предоставлять Советскому Союзу кредиты под закупки зерна, которые гарантированы американским правительством на 98%. Риск в 2% для них неприемлем. Либо вы договариваетесь с американскими властями, что риск не 98, а 100%. Либо мы, к сожалению, никак не можем поучаствовать в кредитовании вашего зерна на импорт.

К концу 1988 – началу 1989 года советским властям становится ясно, что или произойдет полная, окончательная катастрофа – экономическая и политическая, связанная с прекращением импорта, - или им надо договариваться с ведущими государствами Запада. Собственно, в 1985 году идея, что мы сможем обменять беспрецедентные внешнеполитические уступки на государственные, политически мотивированные кредиты, не могла привидеться советскому руководству и в кошмарном сне. А к 1989 году это становится важнейшей темой в ведомственной переписке, обсуждении на высшем уровне, обсуждением между советскими лидерами и лидерами Запада. Там просто ясно, что иначе «кранты».

Но политически мотивированные кредиты, они и потому политически мотивированы, что они предполагают торг. И торг не чисто экономический. Торг политический. Если тебе нужны позарез политически мотивированные кредиты, так ты тогда играй по понятным и принятым среди тех, у кого ты хочешь попросить эти кредиты, правилам. Скажем, одно из этих понятных правил, потому что мы имеем дело с демократическими режимами, это то, что ты должен учитывать реакцию общественного мнения.

Попросту говоря, к концу 1988 – началу 1989 года советскому руководству становится ясно, что даже при желании мы не можем себе позволить никакие интервенции в Восточной Европе для поддержки вассальных режимов, если мы хотим надеяться на политические кредиты и, соответственно, надеяться на то, что мы каким-то образом удержим ситуацию и власть.

Но дело в том, что это понимает не только наша элита. К началу 1989 года это становится совершенно очевидно для той же польской политической элиты, да и вообще для восточноевропейских политических элит. Как только общество, скажем, в Польше, понимают, что советские войска на помощь не придут, все эти режимы начинают просто рушиться, как карточные домики. В течение 11-ти месяцев на самом деле. Причем, даже там, где режимы были готовы применять сколько угодно силы. Все равно после того, как стало ясно, что за ними нет большого старшего брата – Советского Союза, они не удерживаются. Даже Чаушеску, который был кровав бесконечно.

С этого момента судьба Восточноевропейской империи полностью определена.

ПРИМЕНЯЯ СИЛУ, ПОЛУЧИТЬ КРЕДИТЫ НЕЛЬЗЯ

Однако представления Запада и западного общественного мнения о том, как полагается себя вести, если хочешь нашей поддержки не ограничивается Восточной Европой. Представление о том, что своих граждан лопатками бить по голове нехорошо, широко распространено в мире.

Еще раз подчеркну, суть стабильности режима – в том, что и народ, и элита всегда готовы к тому, что режим прольет столько крови, сколько надо, чтобы удержаться у власти. Как только общество понимает, что нет, он не способен это сделать, после этого режим начинает разваливаться.

Когда возникают проблемы в Прибалтике, когда там возникают довольно сильные национально-освободительные движения, их руководство приходит к американцам, в посольство СССР, и спрашивает, если они провозгласят независимость, признают ли их американцы и поддержат ли. Это хорошо описано.

Американское посольство по совету руководства страны говорит: «Нет, ни при каких обстоятельствах мы вас не признаем. До тех пор, пока вы реально не будете контролировать ситуацию в стране. И ничем гарантировать вашу безопасность мы не можем и не будем. Чтобы вы это хорошо понимали».

Но параллельно, когда мы начинаем использовать военную силу в Прибалтике, советское руководство получает совершенно однозначный сигнал о том, что если вы хотите войсками хорошенько попользоваться, пожалуйста, просьба не беспокоить нас по поводу 100 млрд. кредитов, о которых вы нас просите.

Те, кто не знает детали, думают, что это колеблющаяся политика Горбачева конца 1980 – начала 1990 годов связана просто с тем, что он слабый, такой неуверенный: он то с одними, то с другими, то с Ельциным, с демократами, потом с Крючковым, потом опять с Ельциным. А у него, в общем, область допустимого значения нулевая. Сохранить империю, не применяя силу, нельзя. Применяя силу, получить политически мотивированные кредиты нельзя. Не получив политически мотивированных кредитов, сохранить режим нельзя. Точка. И чего?

С этого времени судьба режима решена. Да, начинаются массовые задержки платежей, начинается прекращение поставок. Поставок медикаментов - у нас 50% медикаментов – импортные. Начинают прекращаться поставки хлеба, мы реально не можем оплачивать фрахт. Министерство внешних экономических связей вводит отчетность по поводу того, сколько мы имеем неплатежей по внешним контрактам. Вся переписка идет о том, что нам такие-то поставки, такие-то поставки. После этого у нас усиливается кризис в той же нефтяной отрасли, за счет которой хуже или лучше экономика как-то функционирует.

Один документ я вам все-таки процитирую. Он характерен. Это стенограмма совещания у Рыжкова, председателя Совета министров, от 17 сентября 1990 года. До краха Советского Союза примерно год.

Маслюков, председатель Госплана: «Мы понимаем, что единственный источник валюты, это, конечно, нефтяной источник. У меня такое предчувствие, что если мы сейчас не примем все необходимые решения, то мы следующий год можем провести так, как нам и не снилось. Это все нас подведет к самому настоящему краху. Не только нас, но и всю нашу систему».

Рыжков: «Нужны гарантии «Внешэкономбанка», а он не может их дать. Я вижу: не будет нефти, не будет экономики страны».

Вот примерная тональность. Самые употребляемые слова в полном тексте стенограммы: «катастрофа», «неизбежная катастрофа». Нет валюты, нет поставки комплектующих для нефтедобычи, падает нефтедобыча. Она падает в 1991 году больше чем на 50 млн. тонн. И цифры, которые на этом совещании казались абсолютно катастрофическими, по поводу чего Рыжков говорит, что если будет так, то экономика страны рухнет, на самом деле они были на 30 млн. меньше по итогам 1991 года. Там экономика входит в режим совершенно спокойного, свободного падения.

Естественно, начинается падение общего объема импорта со второго полугодия 1990 года. А к 1991 году ситуация уже была абсолютно и очевидно катастрофичная.

ПУТЧИСТЫ

Инициаторы августовского переворота, конечно, видели приближающийся крах. Им казалось, что это из-за слабости, нерешительности Горбачева. Он не решается применить силу. Но следующие три дня блестяще показали, что не из-за нерешительности Горбачева, а из-за того, что происходит в стране, как относятся к режиму, как люди оценивают сложившуюся ситуацию.

Опросы ВЦИОМ показывают, как оценивают россияне по состоянию на лето 1991 года положение в стране. «Катастрофическое». Чего люди боятся? Голода и паралича систем жизнеобеспечения. Когда люди думают, что страна сможет выйти из кризиса? Примерно половина опрошенных заявляет: не раньше 2000 года. Вторая половина: никогда.

Если вы помните историю ГКЧП, Валентин Сергеевич Павлов, который в экономическом положении, сложившемся в Советском Союзе, понимал больше, чем другие участники ГКЧП, напился до такой степени, что впал в глубокий гипертонический криз. Честно говоря, я не спрашивал, почему он это сделал. Но, смотря на документы, с которыми работал, я думаю, что он просто очень хорошо понимал политэкономию краха этой попытки переворота. Допустим, вы удержали положение. Допустим, вы передавили танками столько людей, сколько нужно для этого было делать. А что, после этого валюта появилась? Появилось зерно? У нас появились запасы зерна, которые с колес поставляем на элеваторы на 2-3 дня? После этого нам кто-нибудь даст 100 млрд. политически мотивированных кредитов? Или, может, для нас откроются кредитные рынки?

То есть там, на самом деле, было ясно, что режиму придется идти на страшно болезненные меры. Причем идти режиму нелегитимному, непопулярному. Все это не могло продержаться.

С этого времени история Советского Союза была закончена. Дальше началась история очень тяжелой адаптации к новым реалиям.

  

Екатерина ПЕНЬКОВА, г. Курск. Информационный портал KURSKCiTY.RU, 28 июня 2006 г.