В конце мая руководитель Высшей школы экономики, профессор Евгений Ясин в Клубе региональной журналистики «Из первых уст» представил свой новый доклад «Государство должна знать место», сделанный им на ежегодной Международной конференции ВШЭ. Пожалуй, еще никто из экономистов так детально еще не рассказал о, пожалуй, самой серьезной тенденции последних года-двух – наступлении государства во все сферы жизни.

Ты либералом можешь и не быть

Шаг за шагом сфера государственного контроля увеличивается. Посмотрите, Госдума принимает законопроект, который запрещает государственным деятелям и журналистам употреблять название иностранных валют, если только речь не идет о зарубежной экономике. Перед этим депутатам запретили переходить из фракции во фракцию. Вот так каждый раз «откусывает» государство от наших прав и берет на себе все больше и больше полномочий. Правильно это или неправильно? Какой в этом смысл? Как мы к этому должны относиться?

В принципе, речь идет об экономике. С этой точки зрения можно сказать, что государство всегда присутствует в экономике, от этого нельзя уйти. Хотя в течение длительного времени в XIX век господствовала теория государства – «ночного сторожа». Суть ее в том, что государство должно отойти, занять как можно меньше места, выполнять роль «ночного сторожа», и при этом экономика (имеется в виду рыночная экономика) сама все будет расставлять на места. У нас это тоже было после реформ 1990-х годов. Тогда государство активно уходило из экономики, прежде всего, потому, что оно не могло собрать налоги и не могло выполнять многие свои функции. Либералам приписывали такое утверждение, что вообще они все это делают нарочно, что они исходят из принципа, что рынок сам все отрегулирует. Я должен сказать, что, будучи либералом, я никогда этого не считал.

Первый мой принцип состоит в том, что государство в экономике присутствует всегда. Хотите вы, не хотите – всегда оно присутствует. Это такой институт, без которого экономика на самом деле обойтись не может. Различие в том, каков состав и объем функций, которые выполняет государство – это второе. И третье. Практическая политика должна строиться на прагматических основаниях, учитывать сочетание интересов, сочетание обстоятельств. Поэтому приходится иногда самым крутым либералам принимать решение в пользу увеличения доли государства или роли государства в экономике. Но, с другой стороны, был у нас такой премьер-министр Евгений Примаков, которого к либералам никак не причислишь. Он совсем из другого лагеря, но, будучи на посту премьер-министра, вынужден был проводить определенную политику, потому что деваться было некуда, обстоятельства показывали единственно допустимые в то время. И, наконец, оптимальный размер государства зависит от условий и стадии развития страны, позиции относительно других стран и особенностей культуры. Это длинная фраза призвана сказать одно: какой должен быть размер государства – больше или меньше. Размер – это значит объем функций, которые выполняет государство. Это зависит от обстоятельств. Мы можем сказать, что были такие обстоятельства, когда весь мир развивался в сторону развития либеральной доктрины. Это было первая половина XIX века, можно сказать первые две трети. А потом началась индустриализация. Она не то, что началась, она дошла до такого уровня, когда возобладали крупные корпорации, крупные монополии, концентрация происходила производства, капитала и росла роль государства. Потом обстоятельства изменились.

В Советском Союзе государство влезло всюду. Когда оно влезло, через какое-то время мы обнаружили, что оно не в состоянии выполнять все те обязательства, которые оно на себя взяло. Оно оказалось слишком большим. Под бременем этих обстоятельств оно рухнуло. Советское государство рухнуло. Конечно, повод для этого был. Повышение, а потом падение цен на нефть. Но это был повод. На самом деле, кроме этого, основная причина была в том, что государство взяло на себя слишком много, и оно оказалось не в состоянии выполнять свои обязательства, не могло с ними справиться. Это был внутренний, врожденный порок тотального огосударствления общества.

Далее везде…

На мой взгляд, дело не в том, что государство у нас усиливается, увеличивает свою роль. Я утверждаю, что оно занимается не тем. Грубо говоря, есть определенный список функций, которые оно должно или может выполнять. Оно сегодня выполняет те функции, без которых можно обойтись, а те функции, которые необходимы, оно не выполняет.

Есть классификация таких функций. Государство – «ночной сторож». Эта функция, связана с обеспечением законности и правопорядка, обеспечением верховенства закона, независимости суда и так далее. Это те функции, которые кроме государства, никто выполнять не может. Поэтому, если государство выполняет эти функции, а граждане выполняют принятые законы, то государство незаметно. Как во многих европейских городах вы идете по улицам, а полицейских нет. Никто не ездит в бронетранспортерах, нет мигалок. И, вроде, можешь делать все, что хочешь. Но если ты захочешь нарушить порядок, буквально через минуту возникнут откуда-то констебли, полисмены и т. д., тебя «загребут». Короче говоря, наведут порядок. Вот это функция «ночного сторожа».

Оборона и макроэкономика. Это поддержание стабильности национальной валюты, стабильности цен, сбалансированности бюджета. Это те функции, которые должны выполняться государством. Они образуют либеральный минимум – то, на что согласны все либералы, кроме либертарианцев.

Следующая группа функций, которые я назвал бы «нейтральная полоса». В том смысле, что на эти функции соглашаются в минимальном объеме либералы, а одновременно это и поле деятельности для так называемых «дирижистов» или государственников. Если есть нужда в обществе, то государство берет на себя проведение реформ. Дело в том, что вообще-то реформы идут не от государства. Обычно какие-то люди, теоретики, идеологи, политики вырабатывают, размышляют относительно состояния общества, осознают, что являются актуальным. Есть ли проблемы, нет ли проблем, какие проблемы имеют первостепенное значение. Тогда возникает вопрос о том, необходимо ли изменение институтов? Нужно изменения какие-то производить в этом обществе или нет? Это идейное течение. Оно вырабатывает определенные представления о том, нужны или не нужны реформы.

Публичные услуги. Это услуги, которые оказываются бесплатно, общественные блага. Это здравоохранение, образование в определенной части, оборона и так далее. Социальная защита, экология. Это все из этой оперы. Хотим мы или не хотим, но такого рода есть «нейтральная полоса» и то, что должно делать государство.

И, наконец, группа функций, которые являются полем деятельности как раз государственников. Это содействие развитию. Например, структурные сдвиги какие-то нужно, государственные инвестиции. Например, в период кризиса в США в 1929-1933 годах строились большие автострады, огромные объекты, на основе которых потом налаживалось производство атомных бомб. Много чего такого делалось. Это – содействие развитию.

Или после войны генерал Де Голь во Франции посчитал, что нельзя отдать всю электронику Соединенным Штатам, что нужно, чтобы компьютеры и другие информационные технологии производились во Франции. Поэтому была колоссальная программа, в рамках которой было создано два крупных концерна. Один из них сейчас стал частным и работает успешно. Другой проект провалился полностью. Поэтому когда говорят об успехах промышленной политики, политики содействия развитию, то говорят обычно, что успех 50 на 50.

Еще есть так называемое устранение провалов рынка. Говорят еще «изъяны» рынка, которые должно закрывать государство. Например, у вас быстро дорожает бензин, и народ начинает волноваться, потому что надо ездить, а денег на это не хватает. И государство должно что-то делать. Оно, например, вводит регулирование цен на бензин. Или приглашает к себе нефтяные компании и говорит: «Ребята, или вы до конца года не повышаете, либо мы что-нибудь неприятное для вас сделаем. Например, пришлем прокуратуру, налоговые органы и прочее». Все покорно до какого-то времени терпят. Потом, конечно, меняют поведение.

И, наконец, государственное предпринимательство. Говорят, что вообще-то бизнес корыстный, он не готов нести социальную ответственность, он не готов соблюдать национальные интересы. Поэтому, чтобы эти все вещи соблюдались, давайте сделаем так, чтобы какие-то предприятия сначала в стратегических секторах, потом еще где-то, были государственными. И тогда делаются такие операции, например, как захват и развал ЮКОСа, захват «Юганскнефтегаза». Это государственное предпринимательство. Государство берет собственность на какие-то активы и хозяйничает.

Они

Сторонники государственного контроля над экономикой, а за этим стоит и контроль за обществом, доказывают, что общество вступило в такой период развития, когда усиление роли государства неизбежно. Ссылаются при этом на одно обстоятельство. На то, что, начиная с конца XIX века, доля государства в экономике в целом постоянно растет.

Возьмем Германию. Конец XIX века – 10% ВВП изымалось в виде налогов и перераспределялось. Перед Первой мировой войной – 14,8%. После Первой мировой войны, 1920 год, - 25%. Перед Второй мировой войной – 34%. Потом доходим доля государства выросла до 49% в 1996 году. Если заглянуть дальше, обнаружим, что в Германии после присоединения Восточной Германии доля государства в ВВП составила более 50%.

Что касается Англии и Соединенных Штатов, то здесь рост государственных расходов прекратился. Они не сократились, но прекратились. Это результат деятельности, прежде всего, Маргарет Тэтчер в Великобритании и Рональда Рейгана в Соединенных Штатах. У них были теоретические предшественники. Самым видным из них был Милтон Фридман, который задолго до того, как Рейган был избран президентом, сказал, что возможности увеличения развития государства всеобщего благосостояния исчерпаны. Если вы не будете делать экономику более свободной, она развиваться не может.

Вопрос заключается в следующем. Эта тенденция действительно необратима? Или же это некий этап? Наши государственники говорят: что вы со своим либерализмом лезете в душу? На самом деле это закономерность. Если говорят о шагах, которые предприняли Рейган и Тэтчер, они говорят так: это случайность, такое правительство пришло. Вот у нас Путин, у них был Рейган. У него были другие вкусы – он провел сокращение государственных расходов, снизил налоги, дал возможность бизнесу более активно развиваться. Получилось очень хорошо. Но в другой раз это не обязательно получится. Назавтра железные законы роста экономики приведут к новому росту государственных расходов.

Да, в то время был такой период интересный, когда государственные расходы должны были расти. Происходила концентрация производства и капитала, росли монополии, и требовалось усиление государственного контроля за монополиями. Государство выступало в качестве противовеса, принимало антитрестовское законодательство. Конечно, там руководителей монополий не арестовывали, но могли принудить к расформированию самых крупных монополий. Например, после процесса, который шел в Соединенных Штатах между 1906 и 1911 годами. Это было начато при президенте Теодоре Рузвельте. Подозреваю, что господин Путин спутал в своем послании Франклина Рузвельта с Теодором, потому что именно тот боролся против американских олигархов. В 1911 году была расформирована компания «Стандарт Ойл оф Нью-Джерси», хозяином которой был Дэвид Рокфеллер. Кроме того, когда шла концентрация производства, и крупные корпорации были в моде. Это очень важно – мода бывает даже в экономике. Тогда фордовский конвейер и веберовская рациональная бюрократия представлялись некими общественными идеалами. Действительно, сидели ремесленники, делали кувшины. И вдруг Форд построил конвейер – разделение труда. Все до мелких деталей роздано разным рабочим, придуманы машины, все упрощено. И десятки, сотни тысяч, миллионы автомобилей сходят с конвейера, и каждый американец садится за руль. Именно Форд привел к тому, что Америка еще в период сразу после Первой мировой войны уже производила 20 млн. автомобилей в год. Веберовская бюрократия. Он показал, что настоящий, хороший бюрократ – это бюрократическая организация с определенными правилами. Децентрализация – ничего личного, только бизнес. Нормы все формальные, и мы не имеем права их нарушать. Иерархия строгая и т.д., и т.п. Если эти правила реализуются, тогда вы обеспечиваете разумную, рациональную организацию всего бизнеса, государства, чего угодно. На самом деле можно сказать, что Ленин или Сталин особо ничего не придумали, потому что все эти идеологические инструменты были придуманы на Западе.

Второй момент. Период индустриализации совпал с урбанизацией и демографическим переходом от патриархальной сельской семьи к обществу городскому, где большинство населения живет в городах. И к смене патриархальной, многодетной семьи, так называемой нуклеарной семьей, которая живет в городской квартире или доме, где один или два ребенка и т.д.

И, конечно, рабочее движение, которое все время требовало совершенно обоснованно своей доли в растущем валовом продукте. Конечно, у нас была идеология о том, что все создает рабочий класс, а капиталисты и государство только переделивают. На самом деле это не совсем так. На самом деле, действует различные факторы производства. Труд – один из них. В тот момент, когда рабочий класс только возник, потом он стал осознавать свои интересы, активно выступал в защиту своих прав, завоевал эти права. И опять оказалось, что мало только повысить ему зарплату. Надо, чтобы государство брало на себя определенные дополнительные функции, в том числе по образованию. Недавнее выступление молодежи во Франции – это продолжающаяся тенденция, которая, к сожалению, происходит в другое время. Не тогда, когда поднималось рабочее движение, росли социалистические идеи, а когда они уже показали свою несостоятельность.

Был такое период, когда все эти факторы действовали. Тогда доля государства в экономике росла. Это все происходило на фоне индустриализации, урбанизации, когда менялась структура семейная. Ячейка жизни общества становилась другой, образ жизни становился другим. А теперь он продолжает меняться дальше, и тот индустриальный этап, который мы переживали, он прошел. Капитализм в странах-лидерах прошел индустриальную фазу и малый бизнес доказал свою конкурентоспособность. А транснациональные корпорации перешли национальные границы. Это означает, что роль государства будет снижаться. Потому что если у вас бизнес работает не в пределах национальных рынков, а больше и больше работает на международных рынках, то нужно переходить к другим типам международной координации. Просто деятельности национальных правительств оказывается недостаточно. Завершилась урбанизация. Происходит старение стационарного, то есть постоянного по численности, или уменьшающегося населения. Происходит переход от распределительных к накопительным пенсионным системам. Почему? Потому что когда у вас 12% населения пенсионного возраста – это одно. А когда у вас 40% - это совсем другое. Тогда нужно подумать, как обеспечить старость людей, которые работали, уже не за счет того, чтобы нагружать следующее поколение, действовать по принципу солидарность поколений, а так, чтобы сами люди себе составляли состояние, чтобы они были готовы встретить пожилые годы. Для этого выработали пенсионные системы, основанные на капитализации определенных взносов, которые поступают от работодателей, от самих граждан. Они капитализируются и к моменту, когда вы выходите на пенсию, могут быть использованы. Это практически во всех западных странах есть. Произошло снижение конфликтов между трудом и капиталом и пр.

Мы

Мы находимся в русле этого развития. Но мы находимся, в известном смысле, на периферии. Почему? Потому что нас все время заносит. Мы, вроде бы, идем, идем в русле, а потом нами овладевает какая-то сумасшедшая идея, нас выносит на обочину, и мы там начинаем быстро идти куда-то в бок. Пойдем, пойдем – видим, что куда-то не туда зашли. Надо, вроде, обратно. Но это не сразу, потому что мы упрямые. Мы теперь считаем, что идти в какую-то ловушку, это своего рода доказательство нашего особого пути, нашего особого призвания. Пока по башке не получим.

В 1990-х годах нам пришлось уходить от государственной экономики. Первый шаг – нас, естественно, понесло в другую сторону. Мы пошли на максимальную либерализацию. В значительной степени это был вынужденный шаг, потому что кроме как дать свободу, у правительства ничего другого не было. Тем не менее, за период, пока проводилась либеральная политика, 1992-2003 годы (датирую 2003-м годом завершение этого этапа, потому что в течение всего этого времени половинчато, непоследовательно, но все-таки проводилась либеральная политика), мы разрешили кризис плановой экономики, ушли в рыночную экономику. Мы создали новые институты рыночной экономики – свободные цены, свободную торговлю, частную собственность. Мы ослабили государство, и нельзя сказать, что государство ослабленное в этот период, вообще ничего не делало. Оно сконцентрировалось на одной очень важной функции. Оно осуществляло институциональные реформы. То развитие экономики, которое идет сейчас, оно в значительной степени определяется не только и не столько нефтяными ценами, сколько именно тем фактом, что была создана свободная рыночная экономика. Можно спорить: очень свободная, не очень свободная. Но факт остается фактом, что когда в 1983 году были очень высокие цены на нефть, еще выше, чем сейчас, это не помогло Советскому Союзу. Он не смог извлечь никакой пользы. Сейчас мы добились того, что когда возникают острые ситуации, то эти ситуации решаются бизнесом. У нас возникла ситуация, когда американцы перестали покупать нашу сталь. Если бы эту сталь производили советские заводы, Госплан, все дела, я не представляю, сколько бы пришлось потратить времени для того, чтобы переориентировать потоки товаров. В данном случае, когда это произошло, то за 3 месяца мы нашли новые рынки. Мы повезли металл в Малайзию, в Бразилию, и проблема была решена. Потому что частный бизнес гораздо более оборотистый, чем государство.

Дальше мы обеспечили, в конце концов, эту макроэкономическую стабилизацию, провели приватизацию. Мы вошли в очень тяжелые условия, когда казалось, что свобода, которую получили и граждане, и бизнесмены, вылилась в дикий капитализм, криминализацию, олигархию, теневую экономику, примитивизацию производства. Потому что многие хорошие изделия, которые мы умели делать, большей частью для обороны, мы не смогли сохранить. Были определенные потери и в науке, и в инновациях. Тем не менее рост начался. Причем он начался, как предвидели либералы, без вмешательства государства. Не успело оно тогда вмешаться. Структурные сдвиги происходили очень интенсивно.

Понятно, что это время было тяжелое. Структурные изменения дались очень непросто. Но если свободные цены и приватизация приводят к таким негативным результатам, то, может быть, их не надо было делать? Когда вы зададитесь этим вопросом, вы волей-неволей придете к выводу: тогда мы остались бы в положении накануне катастрофы. Мы же не могли все время жить при старой системе, она выдохлась. Поэтому этот шаг надо было сделать.

Что делает президент Путин?

Когда закончилась та часть строительства эффективной рыночной экономики, которая приходилась на эпоху до 2003 года, перед страной встала задача модернизации. Потому что мы отстали. Потому что мы должны были перейти к постиндустриальному обществу и приспособить страну к этому обществу. 2003 год не только потому, что в этом году арестовали Ходорковского, но еще и потому, что примерно в это время президент Путин поменял курс экономической политики. Он, в сущности, отказался от либеральной доктрины и перешел на доктрину государственническую. Объяснить это трудно, то есть мотивы этого. Объясняется иногда просто: передел собственности в пользу своих сподвижников. Я склонен полагать, что какое-то представление о миссии есть и у президента, и у его окружающих. Конечно, они не отказываются разбогатеть, но все-таки имеются какие-то другие. Хочу думать, что они имеют какие-то другие идеи.

Проектов модернизации для условий России можно назвать два. Один – модернизация сверху, бюрократическая, когда государство берет на себя основные функции не просто по реформированию, не просто по поддержке порядка и законности, но и по непосредственному управлению, ручному, так сказать, управлению происходящими процессами.

Второй вариант – снизу, когда вы строите демократическую систему, когда в основном движущей силой является частная инициатива, стимулятор определенных сдвигов. Модернизации снизу требует, прежде всего, установления верховенства закона. Законность и правопорядок являются самой главной задачей, потому что все остальное будет получаться только в том случае, если конституционные основы либерализма будут утверждены. Для этого государство не должно допускать никаких негативных прецедентов, оно должно стараться работать так, чтобы все время эти институты утверждались. На этом направлении государство ничего не делало. Оборона и безопасность нужно, это я не спорю.

Институциональными реформами положено было бы заниматься, в основном, в плане модернизации снизу, но то, что надо было сделать, сделано в очень небольшой степени. Если проводились институциональные реформы в духе модернизации сверху, то они касались свертывания демократических институтов. Публичные услуги, социальные трансферты. Здесь в основном акцент делался на мероприятия популистские. Содействия развитию экономики, ее модернизации оказывалось, на мой взгляд, мало. Этому есть свои объяснения. Для того, чтобы оказывать содействие, и чтобы при этом все не разворовывали, нужно, чтобы государство как «ночной сторож» работало основательно. Тогда у вас появляются честные чиновники, которые способны реализовать функцию государства. Если нет, то вы будете избегать каких бы то ни было проектов, потому что там будет коррупция, будут откаты, будут растаскивать все.

Мы концентрируем усилия на регулировании экономики, то есть ликвидации провалов рынка. Тарифы на жилищно-коммунальные услуги устанавливаются в Москве, вместо того, чтобы устанавливаться на местах. У нас сельскохозяйственные лоббисты пробили квоты на импорт мяса. В результате повысились цены на мясо. Много можно привести примеров, когда мы видим, что провалы государства оказываются гораздо более серьезными, чем провалы рынка.

Последнее. Государство и предпринимательство. Это любимая забава нынешнего правительства. Я бы сказал, даже не правительства, а кремлевского руководства. Для того, чтобы иллюстрировать ситуацию, я вам скажу. У нас за последние два года, согласно плану приватизации, продано государственного имущества на 6 млрд. долларов. Государство приобрело или экспроприировало имущества примерно на 50 млрд. долларов. При этом каждый день в газетах вы можете прочитать, что оно еще имеет виды на какое-то предприятие. И сам по себе факт, что растут цены на нефть, а вся рента присваивается государством, а государство при этом пухнет, и у него появляются все новые и новые возможности, которые бизнес не получает, как не получает и население. Вот мы получаем картину того, что происходит.

Я недавно прочитал книжку Джеймса Скотта, которая называется примерно «Благодаря государству». «Благодаря государству» - в кавычках, потому что там подробно описаны провалы государства. Джеймс Скотт назвал причины, в результате которых появляются провалы государства. Первое. Административное рвение. Чиновник хочет продемонстрировать свою силу. Рвение для того, чтобы продвинуться по карьерной лестнице. Высокий модернизм – так Скотт называет преувеличенную веру технократов в научную рациональность планирования и всякого рода таких решений. «Авторитарное государство, которое дает силу для продавливания амбициозных проектов, пресечения их критики, и слабость гражданского общества, которое, если оно не в состоянии преодолеть эти тенденции авторитарного государства». Это говорят люди, которые получили те же самые уроки на своем собственном опыте. Они говорят, что эти факторы особенно опасны, когда они соединяются вместе.

При поддержке Клуба региональной журналистики «Из первых уст» и Фонда Сороса.

  

Татьяна ДУМЕНКО, г. Кемерово. Газета «Наша газета», 16 июня 2006 г.