НОВАЯ КНИГА ЕГОРА ГАЙДАРА ВЫЗВАЛА АЖИОТАЖ: ОН ОПИСАЛ ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С НАШЕЙ СТРАНОЙ В 1980-90-Х ГОДАХ XX ВЕКА.

Отец рыночных реформ, сын советского военного и внук детского писателя, правнук русского сказочника Бажова (может, именно поэтому многие тоже склонны воспринимать его не иначе, как сказочника), экономист Егор ГАЙДАР недавно завершил работу над своей новой (все-таки гены есть гены) книгой «Гибель империи. Уроки для современной России». В середине июня она была представлена публике. Удивительно, но первый тираж практически мгновенно разошелся по Москве и не попал не то, что в регионы, – книгу не увидели в столице номер два - Санкт-Петербурге. Сейчас издательство в срочном порядке вынуждено допечатывать тираж.

Что же такого написал Гайдар? Чем вызвал ажиотаж человек, уровень непопулярности которого в нашей стране может соперничать с не всуе упомянутым Чубайсом? А ничего особенного. В своей новой книге он не рассказывает о кремлевских заговорах, не повествует о политических интригах. Гайдар всего лишь описал то, что случилось с нашей страной на рубеже 80-90-х годов двадцатого века, почему рухнула мировая сверхдержава. И это круче любого детектива!

Конечно, Егор Тимурович - не Дарья Донцова или Татьяна Устинова, но столь лихо закрученному сюжету могли бы позавидовать и эти королевы детектива. А все потому, что сюжет его книги писала сама история. В гениальности же этой дамы сомневаться не приходится. Правда, порой непонятно, чего в ее даровании больше – хорошего или плохого, злой она гений или добрый...

Представляя «Гибель империи» на семинаре в Клубе региональной журналистики «Из первых уст», свою тягу к литературному творчеству Егор Гайдар объяснил тем, что, по его убеждению, в России, особенно в последние годы, сложилась своеобразная трактовка того, что с нами произошло на рубеже 80-90-х годов. И трактовка эта довольно опасна для перспектив развития нашей страны, для устойчивости свободы и демократии в России.

Сегодня у читателей «ШАНСА» есть уникальная возможность познакомиться с политическим бестселлером сезона. Причем представляет его непосредственно сам автор – Егор Гайдар, прямой участник тех событий. Возможно, после этого многие совершенно иначе посмотрят на полную драматизма историю России конца ХХ века.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПОЗОР 1960-Х ГОДОВ

Как большинство сегодня воспринимает то, что случилось с нашей страной в период, известный истории под названием «перестройка»? Очень упрощенно это выглядит следующим образом: был Советский Союз, в котором, разумеется, имелись проблемы. Но в целом это была устойчивая, может быть, не слишком динамично, но растущая экономика. Была мировая сверхдержава, которая имела самую большую в мире армию. Потом пришел Горбачев, вместе с ним какие-то странные люди и, то ли по доброму желанию или просто по непониманию, а может быть, и по злому умыслу, потому что их наняла мировая закулиса, взяли и развалили эту великую державу. И мы до сих пор расхлебываем последствия тех странных решений.

Увы, но именно такую картину нашего недавнего прошлого сегодня регулярно демонстрируют по основным каналам телевидения в новостных передачах, в аналитических программах и так далее. Егор Гайдар считает, что у этой картины есть объективная основа.

- Дело в том, что подавляющее большинство наблюдателей и в Советском Союзе, и в мире действительно не предсказывали и не прогнозировали крах советской экономики, советского государства. Я знаю содержание совсекретных справок (они теперь - в открытом доступе), которые ЦРУ представляло американскому руководству по поводу состояния советской экономики в начале и середине 1980-х годов. И цитирую их в книге. Суть простая: да, экономика неэффективная, темпы роста устойчиво падают, будут продолжать устойчиво падать, но никакой катастрофы в советской экономике не просматривается ни при каком сценарии развития событий.

Если посмотреть материалы для служебного пользования, которые готовили для руководства нашей страны советские экономисты, в них была примерно та же картина мира.

Естественно, когда происходит нечто, чего никто из самых информированных аналитиков не смог предусмотреть, возникает ощущение того, что все это неслучайно и в меньшей степени связано с тем, как устроена экономика, а в большей - с какими-то действиями властей: наших, американских, каких угодно.

В своей книге я пытаюсь доказать, что все это крайне далеко от реальности. От того, что на самом деле происходило в советской экономике.

Когда начинаешь разбираться в деталях и документах, понимаешь, что картина мира была немного иной, чем, в том числе и мне, информированному аналитику, казалось. Главное, что ни я, ни подавляющее большинство моих коллег ни у нас, ни в мире в полном объеме не понимали и недооценивали роль нефти в советской экономике. Тем, кто не знал деталей, казалось, что советская экономика относительно независима от мировой, что она не слишком сильно интегрирована в мировую экономику и именно поэтому устойчива. Мало ли что там происходит на мировых рынках! Ну и что?

На самом деле советская экономика к середине 1980-х годов была крайне сильно интегрирована в мировую экономику и крайне в большой степени от нее зависела. Однако наше участие в мировой торговле не было построено на нормальных принципах рыночной экономики. В Советском Союзе отношение к внешней торговле, в первую очередь, к внешней торговле на конвертируемую валюту, то есть настоящей торговле, где деньгами надо платить и деньги зарабатывать, было совершенно другим. Вообще-то, покупать что бы то ни было у империалистов мы не любили. Нам, нашему советскому руководству, казалось, что это делает страну зависимой. В стенограмме одного из совещаний премьера Николая Рыжкова есть такие слова: «Да, мы много покупаем продовольствия и промышленных товаров. Покупаем, потому что мы жить без этого не можем».

Что «это» было в первую очередь? Довольно много комплектующих, сырье, но, в первую очередь, это было продовольствие.

К началу Первой мировой войны Россия была крупнейшим в мире экспортером зерна. Мы продавали его на мировом рынке заметно больше, чем Канада и Соединенные Штаты вместе взятые, следующие за нами экспортеры. В 1963 году, когда Советский Союз впервые в своей истории купил зерно, потратив на это треть золотого запаса, Никита Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС назвал это национальным позором, который мы больше терпеть не можем.

На самом деле, этот национальный позор не был случайностью. Он был отражением того, как развивалось советское сельское хозяйство на протяжении предшествующих 40 лет.

ТО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ, ПРОДАТЬ НА РЫНКЕ НЕВОЗМОЖНО

Выход из этой кризисной ситуации тогда, в 60-х, нашли в освоении целины. В своей книге Егор Гайдар признает, программа была достаточно успешна с точки зрения решения важнейшей для Советского Союза задачи того времени – увеличения объема зерна, которым государство должно было снабжать растущие города. Но беда в том, что сколь бы ни велики были масштабы освоения целины, сама целина не безгранична, а возможности ее не беспредельны. В то же время население страны продолжало расти: между 1960-м и 1990-м годами оно увеличивается на 80 миллионов человек. И его надо было кормить. Что делать, когда сельское хозяйство не в силах обеспечить продовольственную безопасность страны? Выход, казалось бы, на поверхности, все это время, в том числе и за счет ограбления деревни, страна создавала мощный промышленный комплекс. И раз уж у нас в сельском хозяйстве такие большие проблемы, давайте теперь, как многие промышленные страны, будем продавать свои промышленные товары – машины, оборудование, транспортные средства, как это делает, например, Германия, и на эти деньги закупать зерно.

- Все это мило, но эта тема никогда даже не рассматривалась всерьез и никогда не обсуждалась. Руководство страны прекрасно знало, то, что мы делаем, продать на рынке, если это не сырье, невозможно.

У нас были кое-какие сырьевые ресурсы, экспортируя которые мы получали комплектующие. Но нарастить этот экспорт в масштабах, которые были нужны для того, чтобы ежегодно на 30 миллиардов долларов закупать продовольствие, не было никакой возможности.

И тогда нам безумно повезло. Как мы теперь понимаем, везение это было спорным. Но тогда казалось, что повезло безумно. В Западной Сибири на небольших глубинах были открыты уникальные, крупнейшие в мире месторождения нефти. Плюсом к этому наложился беспрецедентный рост цен на нефть на мировом рынке. Но в итоге Советский Союз, вся эта мощная сверхдержава, оказался подвешен на три маленьких-маленьких крючочка.

Первый крючочек – это колеблющиеся урожаи на целинных землях.

Второй - мы, пытаясь освоить нефтяные месторождения как можно быстрее и как можно дешевле, использовали в добыче действительно дающие быстрые результаты, но крайне опасные методы, потому что они чреваты таким же быстрым и непредсказуемым выходом из строя этих месторождений, как следствие - уменьшением добычи.

Третий - это цена на нефть.

Став крупнейшим импортером зерна и вообще сельхозпродукции, мы попали в зависимость от нескольких крупных месторождений нефти и колеблющихся урожаев. Когда урожаи были плохие, то даже нефти нам не хватало. Мы начинали покупать зерно за золото. Все это висело на том, что цены на нефть, начиная с 1973-1974 годов, были в четыре раза выше среднего уровня последних 150 лет. И нам почему-то казалось, что так будет всегда.

Сейчас у нас новый период безумно высоких цен на нефть. Но в реальном исчислении они ниже, чем цены брежневского периода. Тогда нефть в переводе на сегодняшний доллар, стоила 90 с лишним долларов. Но потом цены взяли и упали. И упали круто – более чем в шесть раз. Все это произошло за несколько месяцев 1985-1986 годов. В результате и мир, и нефтедобывающие страны, и Советский Союз оказались совершенно в другом мире, чем тот, к которому они привыкли за 12 лет высоких цен на нефть.

РОЛЬ АФГАНСКОЙ ВОЙНЫ В КРАХЕ СССР

Почему в середине 80-х годов случился обвал цен на нефть – тому существует масса объективных причин, и столько же трактовок и объяснений. Но есть одна почти детективная история, которая вряд ли известна широкой общественности. Ее, в числе прочего, рассказывает в своей книге Егор Гайдар.

- Вообще-то, советское руководство могло бы и знать, что рынок нефти – необычный рынок. И устроен он не совсем так, как, скажем, рынок детских игрушек. Наше руководство само довольно активно участвовало в политических манипуляциях на нефтяных рынках.

Я приведу один отрывок из письма председателя КГБ СССР Юрия Андропова генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу от 21 апреля 1974 года.

«Комитет Госбезопасности с 1960 года поддерживает деловой конспиративный контакт с членом Политбюро Народного фронта освобождения Палестины Вадия Хаддадом. Главными направлениями диверсионно-террористической деятельности организации является продолжение особыми средствами нефтяной войны арабских стран против политических сил. В настоящее время организация ведет подготовку ряда специальных операций, в том числе нанесение ударов по крупным нефтехранилищам в различных районах мира. Хаддад обратился к нам с просьбой оказать помощь его организации в получении некоторых видов специальных технических средств, необходимых для проведения отдельных диверсионных операций. Полагал бы целесообразным на очередной встрече положительно отнестись к просьбе Хаддада об оказании Народному фронту освобождения Палестины помощи специальными средствами».

То есть можно было бы понять, когда ты играешь в такие игрушки, кто-то другой тоже может это сделать с тобой.

Безумный поток нефтедолларов мы использовали для того, чтобы, в том числе наделать бесконечное количество глупостей: ввязаться в военные операции в Африке, Анголе, Эфиопии, Мозамбике, потратить несколько сот миллиардов долларов на помощь вассальным режимам. Плюс к этому мы решили влезть в Афганистан.

Вообще, роль афганской войны в истории краха Советского Союза, на мой взгляд, не понята и очень сильно недооценена. Дело в том, что Саудовская Аравия, наш главный конкурент на рынке нефти и нефтепродуктов, восприняла наше вторжение в Афганистан как признак того, что мы готовимся к внешнеполитической экспансии в районе Персидского залива. Она восприняла это как прямую угрозу своим нефтяным месторождениям. И та же Саудовская Аравия, которая в 1973 году объявляла нефтяное эмбарго Соединенным Штатам, и говорила, что если американцы применят силу, то они взорвут свои нефтепромыслы, та же самая Саудовская Аравия после Афганистана радикально меняет тон и обращается к США за помощью. Американцы помощь пообещали, но взамен потребовали «разумных» цен на нефть. Череду консультаций по этому вопросу в 1981 году начал Уильям Кейси, в то время шеф ЦРУ, один из ближайших к Рейгану людей.

Разумеется, не это было тем, что предопределило падение цен на нефть. Просто все, что происходило, на нефтяном рынке, уже в 1981 году ясно показывало: аномально высокий уровень цен неудержим. Но то, как именно рухнули цены - в шесть раз за несколько месяцев, конечно, трудно понять вне контекста американо-саудовского диалога того времени.

Кстати говоря, Кейси имел опыт подобного рода работы. Во время Второй мировой войны он занимался разработкой операций, призванных максимизировать экономический ущерб, который могут нанести Германии союзники.

Безусловно, американцам и во сне не могло привидеться то, что таким образом они могут разрушить советскую экономику. Но идея ослабления Советского Союза, используя его зависимость от «нефтяной иглы», конечно, была.

ВЛАСТЬ ПРИНЯЛА РЕШЕНИЕ… ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА И БРАТЬ КРЕДИТЫ

К середине 80-х годов цены на нефть упали в среднем до 18-20 долларов. Перед Советским Союзом, советским руководством встал вопрос, как к этому адаптироваться? Что мы реально могли сделать в ситуации, когда экономика полностью зависит от нефти, а вместе с ней снабжение страны, и вытекающая отсюда политическая стабильность?

- Первое, что мы могли сделать, отказаться от аграрного импорта. Если бы мы полностью прекратили закупки зерна и продовольствия, это позволило бы более или менее закрыть образовавшуюся дыру. Не совсем, но основную часть.

Но это вело к сокращению объема потребления продовольствия в крупных городах в 2 раза. И это на фоне того, что наше руководство все время рассказывало, как у нас все замечательно и хорошо, как мы строим коммунизм. Можно ли было после этого сказать: «Ребята, мы вводим карточное снабжение по нормам Второй мировой войны. Молока, мяса и хлеба вы будете теперь есть в два раза меньше. И давайте уже как-то приспосабливайтесь к этому. Или же мы без всякой компенсации в пять раз повышаем цены». Это означало полное нарушение контракта власти с народом, суть которого была предельно проста. Его, естественно, никто и никогда не подписывал, но и власти, и обществу он был совершенно понятен. И заключался в том, что власть не трогала общество, сохраняла социальные гарантии, не заставляла слишком напряженно работать, держала стабильные розничные цены. В свою очередь, народ позволял собой управлять. Никто никого не трогал. Как опасно нарушение этого контракта, очень хорошо показали власти события в Новочеркасске. К тому же верхушка хорошо помнила, что пришла к власти, когда в 1917 году солдаты отказались стрелять в народ, который протестовал против продовольственных очередей. Для власти страх того, что еще раз может возникнуть нечто подобное тому, что случилось в Петрограде в 1917 году, когда солдаты, получив прямой приказ от царя, от генерал-лейтенанта Хабалова, отказались стрелять в народ, после чего через 36 часов этого режима не стало, - этот страх был гораздо сильнее того, что они могли получить в виде экономического кризиса. Особенно после Новочеркасска, где солдаты тоже сначала отказались стрелять в людей. Поэтому туда срочно пришлось перебрасывать внутренние войска из Ростова и отдавать приказ открывать огонь на поражение. Только после этого они смогли восстановить контроль над городом. И если это могло случиться в Новочеркасске, то почему не может произойти в Москве и Ленинграде?

Такие опасения у власти были. Поэтому решение, чтобы взять и в 5 раз повысить цены на мясо или ввести карточную систему с нормой выдачи хлеба в Москве 400 грамм на человека в день, просто не обсуждалось вообще, как тема полностью табуированная.

Что еще можно было сделать? Можно было резко сократить военное производство. Соответственно, резко сократить все капитальное строительство. Остановить заводы, которые работают на импортных комплектующих. А остановив военное производство, использовать часть высвобождающихся ресурсов – никель, титан, сталь – для увеличения поставок на мировой рынок, и на этой основе попытаться как-то компенсировать выпавшие нефтяные доходы.

Но это уже конфликт со всей элитой. С тем же Пленумом ЦК КПСС, где сидят первые секретари обкомов, министры. Как им сказать, что капитальных вложений больше не будет? Что, к примеру, тот завод, который они предполагали построить, построен не будет. Ведь это значит остановку предприятий, остановку заводов в моногородах. Выбрав этот путь, Горбачев, совершенно очевидно, не имел шансов пройти следующий пленум ЦК КПСС.

К тому же надо было учитывать еще и то, что и народ, и элита не всегда ясно понимают, что происходит. Какие-то шаги можно делать, лишь когда у общества есть понимание чрезвычайности происходящего, того, что жить как обычно - не получается. Но если мы сейчас всего этого не понимаем, можно представить, как сложно было это понять советской элите и советскому народу образца 1985-1986 годов? Это задача, не имеющая решения.

Еще одно направление, по которому можно было попытаться двинуться, - резкое сокращение поддержки вассальных режимов. И, в первую очередь, прекращение поставок нефти, нефтепродуктов и газа по субсидируемым ценам на бартерных контрактах в страны восточноевропейской советской империи и на Кубу. Эта тема обсуждалась. Но пойти по этому пути советское руководство не решилось.

И тогда оно принимает решение очень, я бы сказал, ответственное и сильное: закрыть глаза и ничего не делать.

Но ничего не делать можно только в одном случае, тебе же никто не будет даром поставлять ни зерно, ни мясо, ни масло, ни комплектующие. Закрыть глаза - значит, начать брать кредиты для того, чтобы сохранять существующие объемы закупок, что Советский Союз и стал делать, начиная с 1985 года.

Мы не сокращаем импорт. Мы не увеличиваем экспорт. Нам нечего увеличивать. Мы начинаем активно наращивать заимствования. В это время и возникает основное тело того долга, который на момент краха Советского Союза составил 110 миллиардов долларов.

Мы заимствуем в 1985 году, мы заимствуем в 1986 году, мы заимствуем в 1987 году. Мы заимствуем в 1988 году. А в конце 1988 года – начале 1989 года советское правительство получает набор так называемых срочных секретных донесений от Внешэкономбанка, суть которых состоит в том, что нам перестают давать в долг.

При этом от нас стали требовать возврата долгов, так как брали мы так называемые короткие кредиты.

К концу 1988 – началу 1989 года советским властям становится ясно: либо произойдет полная, окончательная катастрофа – экономическая и политическая, связанная с прекращением импорта, либо надо договариваться с ведущими государствами Запада. Причем взамен на кредиты власть могла предложить лишь беспрецедентные внешнеполитические уступки, которые в 1985 году не могли привидеться советскому руководству даже в кошмарном сне. Политически мотивированные кредиты к 1989 году становятся важнейшей темой в ведомственной переписке, обсуждении на высшем уровне между советскими лидерами и лидерами Запада.

Но политически мотивированные кредиты, они потому и политически мотивированы, что предполагают торг. И торг политический. Если тебе позарез нужны политически мотивированные кредиты, тогда играй по понятным среди тех, у кого ты хочешь просить эти кредиты, правилам. А так как дело мы имели с демократическими режимами, то, значит, должны были учитывать реакцию общественного мнения.

РЕЖИМ СВОБОДНОГО ПАДЕНИЯ

Попросту говоря, к концу 1988 - началу 1989 года советскому руководству становится ясно, что при всем желании оно уже не может позволить себе поддержку вассальных режимов в Восточной Европе с помощью военной силы. И это понимает не только оно, но и политическая элита стран социалистического блока. И как только общество там осознает, что советские войска на помощь не придут, режимы в восточноевропейских странах начинают рушиться, как карточные домики. Они перестают существовать в течение 11 месяцев с момента, когда это становится очевидным. Причем, даже там, где режимы были готовы применить силу. Так была определена судьба Восточноевропейской империи.

Но что случилось с Советским Союзом?

- Когда в Прибалтике возникли довольно сильные национально-освободительные движения, их лидеры обращались к американцам за поддержкой, чтобы в случае, если они провозгласят независимость своих стран, Штаты бы признали их суверенитет. Тогда американское руководство заявило, что до тех пор, пока они реально не будут контролировать ситуацию в своих странах, США ни при каких обстоятельствах не признают их независимость. И лишь когда мы начали использовать в Прибалтике военную силу, советское руководство получило совершенно однозначный сигнал о том, что никаких запрошенных на сумму 100 миллиардов кредитов – не будет.

Те, кто не знает деталей, думают, что колеблющаяся политика Горбачева конца 80-х - начала 90-х годов связана с его слабостью и неуверенностью в своих силах. Он то с одними, то с другими, то с Ельциным, то с Крючковым, потом опять с Ельциным. На самом деле у Горбачева не было простора для какого-то маневра. Сохранить империю, не применяя силу, нельзя. Применить силу – значит не получить политически мотивированные кредиты. Не получив кредиты, сохранить режим нельзя. Все. Точка.

Собственно, с этого времени судьба режима была решена. Начинаются массовые задержки платежей, начинается прекращение поставок, в том числе медикаментов и хлеба. Усиливается кризис в нефтяной отрасли, за счет которой хуже или лучше, но экономика еще могла как-то функционировать. Но нет валюты - нет поставок комплектующих для нефтедобычи. Добыча нефти падает. В 1991 году уже больше чем на 50 миллионов тонн. Экономика входит в режим свободного падения. И к 1991 году ситуация становится абсолютно и очевидно катастрофичной.

ПЕРЕВОРОТ 1991 ГОДА НЕ СПАС ОТ КАТАСТРОФЫ

Видя приближающийся крах и зная, что Горбачев никогда не решится применить силу, в августе 1991 года часть политической элиты страны решилась на переворот. Но, как утверждает в своей книге Егор Гайдар, сохранить систему было невозможно не из-за слабости или нерешительности Горбачева, а потому что уже сами люди не воспринимали эту систему, которая не могла обеспечить им стабильность и более или менее приемлемые условия существования. Согласно проведенным летом 1991 года опросам ВЦИОМ, подавляющее большинство населения оценивало положение в стране, как катастрофическое. Люди боялись голода и паралича систем жизнеобеспечения. И когда вместо легитимной власти во главе страны встал ГКЧП, это лишь ускорило приближение неминуемого краха.

- Валентин Сергеевич Павлов (в то время – премьер-министр советского правительства – прим. ред.), который понимал в экономическом положении, сложившемся в Советском Союзе, больше, чем другие члены ГКЧП, во время переворота напился до такой степени, что впал в глубокий гипертонический криз. Честно говоря, я не спрашивал, почему он это сделал. Но, думаю, он просто очень хорошо понимал политэкономию краха этой попытки переворота. Допустим, они удержали положение. Допустим, они передавили танками столько людей, сколько нужно было для этого сделать. И что? После этого валюта появилась? Появилось зерно? Появились запасы зерна, которые мы с колес поставляем на элеваторы на 2-3 дня? После этого нам кто-нибудь даст кредиты?

На самом деле, было ясно, режиму придется идти на страшно болезненные меры. Причем режиму нелегитимному, непопулярному. Все это не могло продержаться.

Собственно, с этого времени история Советского Союза была закончена. Дальше началась история очень тяжелой адаптации к новым реалиям. Потому что цен на нефть в 80 долларов в обозримом будущем больше не будет. Потому что таких объемов зернового импорта тоже не будет. Соответственно, все, что происходило дальше, по большому счету было этим и задано. Дальше были разные экономические политики, которые постоянно менялись. Где-то они были лучше, где-то хуже.

ЛУЧШЕ ВСЕГО В ЭТОЙ СИТУАЦИИ - ЗАСТРЕЛИТЬСЯ

И дальше был Ельцин. И сам Егор Тимурович Гайдар, который в 1992 году возглавил новое российское правительство. Это ему до сих пор не могут простить «шоковой терапии», отпущенных в свободное плавание цен и ужасающую нищету, которая обрушилась на головы бывших советских людей. Возможно ли было тогда сделать все по-другому?

- К тому времени, когда я пришел работать в российское правительство, катастрофа уже произошла. И мы должны были каким-то образом ей управлять. Мне это было прекрасно понятно. Я не все понимал в технических деталях, но то, что это именно так, было совершенно очевидно.

Задача, которая стояла перед нами с точки зрения экономической теории, не имела решения. По всем законам экономики проблема и ситуация неуправляемая. Меня как-то попросили выступить по этому поводу на семинаре в университете в Южной Калифорнии. Семинар проводил один из самых глубоких экономистов ХХ века профессор Харборкер. Там была масса его учеников, которые были либо бывшими, либо действующими председателями центральных банков или министрами финансов. Я рассказал, что у нас происходило, а потом спросил: «Здесь собралось такое количество очень опытных и знающих людей, которых я глубоко уважаю, знаю их репутацию, их историю. Скажите мне, что бы вы сделали на моем месте?» В зале повисла длинная пауза, после чего действующий министр финансов одной большой страны сказал: «Лучше всего в этой ситуации – застрелиться, все остальные решения намного хуже».

Разумеется, имея теперь совершенно несопоставимый объем опыта постсоциалистического развития нашей страны, 27 других стран, я бы многое сегодня сделал бы иначе. Но тогда этого опыта ни у кого не было. Конечно, мне было бы бесконечно приятнее, если бы массу вещей можно было бы поменять. Даже с точки зрения профессионального самосознания.

Но я вас уверяю, если бы валютные резервы России в то время, когда мне предложили возглавить российское правительство, были бы такими, как сегодня, то есть более 200 миллиардов долларов, а не ноль, то никто бы мне не предложил возглавить это правительство. Нашлось бы колоссальное количество людей с огромным набором идей по поводу того, как потратить эти деньги. Нас позвали в правительство, потому что все поняли: лавочка закрыта, и надо разбираться с последствиями произошедшей катастрофы. Чем в таком случае было мотивировано мое согласие возглавить правительство России? Мотивация была одна – кто-то должен был страну вытаскивать.

1: В том, что у нас сложилась сырьевая экономика, нет никакого позора. Очень многие развитые страны зависят от сырьевых рынков: Австралия, Канада, Норвегия – самая развитая страна в мире по индексу человеческого развития. Просто надо понимать, что это своеобразная экономика, которая сталкивается с неожиданными и необычными вызовами. Такими, которые не найти в экономике Соединенных Штатов, Японии, Китая и Еврозоны.

2: Интеллектуальный уровень советского руководства был ужасающим. По документам это очень хорошо видно. Короткая история всего, что произошло в Советском Союзе, неплохо описывается одной выпиской из материалов Политбюро ЦК КПСС. Она звучит так. «О товарище Засядько. Товарищ Засядько вышел из запоя. Резолюция: Назначить товарища Засядько министром на Украину».

3: Суть стабильности режима в том, что и народ, и элита всегда готовы к тому, что режим прольет столько крови, сколько надо, чтобы удержаться у власти. Как только общество понимает, что режим не способен это сделать, режим начинает разваливаться.

4: Ельцина бесконечно много упрекают за то, что когда подписывались Беловежские соглашения, он не включил в них пункт о том, что вопрос о Крыме выносится за пределы этих соглашений. Это забавно, когда знаешь, что в переговорах с Кравчуком на эту тему он провел многие часы, и ответ Кравчука был предельно простой и абсолютно определенный. Единственно возможный для президента Украины: «Хорошо, спасибо. Я улетаю». Это означало безумие с 31500 ядерными зарядами непонятно кем управляемыми в разных странах. Потому что ценой Беловежских соглашений, подписанных 30 декабря 1991 года, стала договоренность о выводе стратегических и тактических ядерных вооружений из всех государств вне России. Чем все могло закончиться, если бы Ельцин встал в позу – никто не знает.

5: Могу сказать, в нынешней ситуации, что бы ни происходило в российской экономике в этом, в следующем или в 2008 году, ничего подобного кризису 1998 года не предвидится. Но спокойствие это лишь в краткосрочной перспективе. Когда мы смотрим на 2009-2010 годы, никто не гарантирует, что не произойдет ничего подобного дефолту 1998 года. Все зависит от того, какую мы будем проводить экономическую политику в 2007 и 2008 годах. У нас есть запас прочности только на 3 года, но не более того.

6: В 2003 году в стране остановились проведение структурных реформ. Сейчас в Кремле, после некоторых неудач, примерно такая позиция: не умеете проводить реформу – лучше никак ее и не проводите. С чем, в общем, я не могу не согласиться. Потому что лучше вообще не проводить реформ, чем проводить неразумные. Вместе с тем, постоянно возникают страннейшие предложения, с которыми постоянно приходится как-то бороться. В начале компьютерной эры была популярная игра, которая называлась «яйцеловка». Там ты бегаешь и ловишь яйца. У меня такое ощущение, что я и мои коллеги последние года полтора все время играем в «яйцеловку». Пока как-то удается ловить эти яйца, но это не значит, что все время будет так.

7: Игра на постимперском синдроме – политическое ядерное оружие. Для того, чтобы выйти на Первый канал телевидения и буквально за 25 секунд сказать, что мы никогда не были побеждены на поле брани, что нам нанесли удар ножом в спину, что сделали это предатели-инородцы, но теперь мы сильные, мы вновь покажем всем, какие мы крутые, мы отберем обратно наше национальное богатство и соберем бывшие части империи вокруг России - для этого никакого ума и политического таланта не надо. Для того чтобы объяснить, почему все это страшно опасно для твоей собственной страны и абсолютно контр-продуктивно для ее будущего, ее места в мире, отношений с соседями – нужна аудитория, которая готова и способна слышать, и, по крайней мере, 25 минут времени.

8: Те, кто для достижения своих целей используют постимперскую ностальгию, наносят страшный удар по своим странам. И обычно очень плохо кончают. Иногда им удается застрелиться, как Гитлеру. Иногда - вешают за ноги, как Муссолини.

9: Очень важно называть белое белым, а красное красным. И объяснять, что если король все-таки не совсем одет, то желательно ему напомнить об этом. А то, может, и сам король как-то забыл о такой детали своего туалета.

ЦИТАТА: Если кто-то вам скажет, что точно знает, что будет с ценами на нефть - плюньте ему в глаза.

10: На основе большого жизненного опыта и знаний того, что происходит в нефтедобывающих странах, я глубоко убежден, что есть сильная негативная корреляция между уровнем нефтяных цен и уровнем IQ руководства страны.

  

Алексей КИРИЧЕНКО, г. Абакан. Еженедельник "ШАНС", 27 июля 2006 г.