Отряхивая прах старого мира…

15 июня в Москве состоялась презентация книги Егора Гайдара «Гибель империи. Уроки для современной России». За две недели до этого события в Москве прошел 5-й форум клуба региональной журналистики «Из первых уст», на котором присутствовала автор этих строк. Егор Тимурович как добрый друг клуба рассказал журналистам о своей новой книге, в которой он попытался донести до читательской аудитории истинную подоплеку событий рубежа 80–90-х годов ХХ столетия.

По мнению Егора Гайдара, в России в последние годы особенно явно сложилась «очень своеобразная и опасная» для общественного самосознания и демократических ценностей трактовка тех событий. С экранов наших «домашних друзей» – телевизоров, со страниц газет нам всем вменяется ностальгически-приукрашенная картина «старого мира». Была могучая сверхдержава по имени СССР, а потом пришли злые люди и ее развалили. И теперь живем мы плохо, недружно, с единой верой в мудрого правителя, и только он надежа наша и опора, держит страну свою неразумную. А поскольку мы сами правильно выбирать не умеем, то и освободил он нас от тяжкого (Богом данного) бремени выбора, начав с губернаторов…

У любой картины мира есть своя объективная основа. Существовала она и в случае с великим и могучим Советским Союзом, считает Егор Гайдар. Темпы роста устойчиво снижались, проблемы неэффективной экономики не решались, но никакой катастрофы в перспективе следующих 20 лет никто не просматривал. Поскольку в полном объеме роль нефти, нефтепродуктов и газа в советском государственном хозяйстве никто не оценивал.

На самом деле к 80-м годам прошлого столетия Советский Союз «висел на трех маленьких-маленьких крючочках». Первый из них – колеблющиеся урожаи на целинных землях. Второй – неэффективное использование природных ресурсов, приводящее к быстрым и непредсказуемым выходам из строя месторождения. И третий – цена на нефть.

Хлеб всему голова

В 1963 году, когда Советский Союз впервые в своей истории купил зерно, потратив треть своего золотого запаса, Никита Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС назвал это национальным позором. Истоком его являлась экономическая политика 1928-1965 годов. Здесь я позволю себе процитировать фрагменты из речи Егора Гайдара.

«…Деревню грабили, и на этой основе проводили индустриализацию…», «Мы создали ситуацию крепостного права (отсутствие паспортов, стимулов к работе, стремление любой ценой выбраться в город), которая дала системный отбор применительно к тем, кто оставался в деревне, и к тем, кто мигрировал».

К началу 1950-х советское сельское хозяйство было в глубочайшем кризисе. Появились две альтернативные концепции: освоение целины и подъем Нечерноземной зоны. Победила первая. Однако целина не безгранична. И как давала она 66 млн. тонн зерновых в год в середине 1960-х, так примерно такие же показатели были и в 70-е, и в 80-е годы. А в тот же период городское население увеличилось на 80 млн. человек. И что делать?

Можно продавать машины, оборудование, транспортные средства, и на эти деньги закупать зерно, как это происходит, например, в Германии.

– Но эта тема никогда даже не рассматривалась всерьез, потому что руководство страны знало прекрасно – то, что мы делаем, продать на рынке (если это не сырье) невозможно, – считает Егор Гайдар.

Статистика советского машиностроительного экспорта, представленная в официальных справочниках, полностью фальсифицирована. Если сравнить ее со статистикой тех справочников, которые на самом деле ложились на стол руководства страны, то можно узнать, что экспорт советского машиностроения на конвертируемую валюту был в пределах 1,9–3,1%. Причем в значительной части это были бартерные сделки.

Черное золото и крах империи

– И тогда нам безумно повезло, – заметил Егор Тимурович, – были открыты месторождения в Западной Сибири и одновременно начался беспрецедентный рост цен на нефть на мировом рынке. Я глубоко убежден, что есть сильная негативная корреляция между уровнем нефтяных цен и уровнем IQ руководства страны, – считает Егор Гайдар.

Проще говоря, наше руководство поверило, что высокие цены на нефть – это НАВСЕГДА, а нефти у нас много. И, выражаясь современным языком, страна плотно присела на нефтяную иглу. Кроме того, брежневское руководство, уверившись в наступлении эры нефтедолларового благоденствия, ввязалось в военные операции в Африке, Анголе, Эфиопии, Мозамбике, потратило несколько сот миллиардов нефтедолларов на помощь прокоммунистическим режимам, втюхалось в затяжную Афганскую войну…

А потом цены взяли и упали, только представьте себе – в 6 раз за несколько месяцев 1985-1986 годов! Произошло это в самом начале эпохи Горбачева. К этому времени экономика, снабжение, политическая стабильность страны уже полностью зависели от нефти. Политбюро оказалось перед одним из сложнейших в своей истории выборов.

Что делать? Конечно, можно было отказаться от аграрного импорта – сократить объемы потребления продовольствия в стране в 2 раза и ввести карточную систему по нормам Второй мировой войны. Вы можете себе представить в период почти что развитого социализма, перестройки и ускорения хлебные карточки? Вот и Политбюро не смогло. Особенно памятуя Новочеркасск, когда солдаты сначала отказались стрелять в людей, протестующих против повышения цен на продукты. Пришлось перебрасывать внутренние войска из Ростова и давать прямые указания открывать огонь на поражение.

Второй вариант – резко сократить военное производство и капитальное строительство, остановить заводы, которые работают на импортных комплектующих, использовать часть высвобождающихся природных ресурсов для увеличения поставок на мировой рынок. Но это полный конфликт с тем же пленумом ЦК КПСС, секретарями обкомов, министрами.

– Ты им скажешь, что им капитальных вложений больше не дашь? Что тот завод, который они предполагали, что будет построен, построен не будет? Это значит остановку заводов в моногородах. Выбрав этот путь, Горбачев не имел шансов пройти следующий пленум ЦК КПСС, – считает Егор Гайдар.

Вариант третий – резко сократить поддержку прокоммунистических режимов, перестать поставлять им нефть и газ по субсидируемым ценам на бартерных контрактах. Однако империя была основана на идее, что для подавления сопротивления она употребит любую силу. Что и произошло в 50–60-х годах в ГДР, Венгрии, Чехословакии. А после того, как мы увязли в Афганистане, советское руководство, не желая открывать «второй фронт», с огромной настороженностью относилось к идее активного использования советских сил в Восточной Европе. Когда режим в Польше был в очень сложном положении и Ярузельский обращался к советскому руководству с вопросом, собирается ли оно ввести войска, чтобы удержать ситуацию под контролем, он получил от Суслова абсолютно однозначный, документированный ответ, суть которого в том, что ни при каких обстоятельствах мы этого делать не будем. Делайте сами.

Но после того, как они это сделали, они приехали в Москву и сказали: «Понимаете, теперь западные кредиты для нас закрыты. Дайте нам немедленно 2,7 млрд. долларов. И еще 2 млрд. чуть позже. Потому что иначе мы никак ситуацию под контролем не удержим». Те, кто постарше, помнят историю кубинского кризиса, когда вывод ракет с Кубы был одним из важнейших факторов политического краха Хрущева. А тут взять и отдать на ровном месте все завоевания Второй мировой войны!

С широко закрытыми глазами

И тогда советское руководство принимает сильное и ответственное решение – закрыть глаза и ничего не делать. Нет, конечно, что-то для исправления ситуации они делали. Но что? Начали бурно брать кредиты для того, чтобы сохранять существующие объемы закупок продовольствия, а значит, и дорогую для власти уверенность советского человека в завтрашнем дне. У Советского Союза в то время была прекрасная кредитная репутация и неограниченные возможности коммерческих заимствований. Именно тогда и возникает основа долга, который на момент краха СССР составил 110 млрд. долларов.

Мы заимствуем с 1985 по 1988 годы, а на рубеже 1988-1989 годов советское правительство получает набор так называемых срочных секретных донесений от «Внешэкономбанка» о том, что денег в долг на коммерческих основаниях больше никто не даст. Учитывая то, что займы были максимум 5-летние, большую часть долга составляли годовые проценты, а значит, пришло время возвращать все, что было занято. Советским властям становится ясно, что либо произойдет полная, окончательная экономическая и политическая катастрофа, либо надо договариваться с ведущими государствами Запада.

Но политически мотивированные кредиты предполагают торг, причем не чисто экономический. Скажем, если мы имеем дело с демократическими режимами, то нужно учитывать реакцию общественного мнения, а значит, мы не можем себе позволить никаких интервенций в Восточной Европе для поддержки вассальных режимов. Когда это становится совершенно очевидным и для восточноевропейских политических систем, и общество понимает, что советские войска на помощь не придут, все они рушатся в течение 11 месяцев, как карточные домики.

Но представление Запада и западного общественного мнения о том, как полагается себя вести, если хочешь их поддержки, не ограничивается Восточной Европой. Представление о том, что своих граждан лопатками бить по голове нехорошо, широко распространено в мире.

Например, когда мы начинаем использовать военную силу в Прибалтике, советское руководство получает однозначный сигнал: «Просьба не беспокоить нас по поводу 100 млрд. кредитов, о которых вы просите».

И напоследок я скажу…

Сохранить империю, не применяя силу, нельзя. Применяя силу, получить политически мотивированные кредиты нельзя. Не получив политически мотивированных кредитов, сохранить режим нельзя. На совещании у председателя Совета министров Рыжкова 17 сентября 1990 года председатель Госплана Маслюков заявил: «Мы понимаем, что единственный источник валюты – это, конечно, нефтяной источник. У меня такое предчувствие, что если мы сейчас не примем все необходимые решения, то… это нас подведет к самому настоящему краху. Не только нас, но и всю нашу систему».

Нет валюты, нет поставки комплектующих для нефтедобычи, которая в 1991 году падает больше чем на 50 млн. тонн. Экономика входит в режим свободного падения. Инициаторы августовского переворота видели приближающийся крах, им казалось, что это из-за слабости, нерешительности Горбачева. Но если вы помните историю ГКЧП, Валентин Сергеевич Павлов, который в экономическом положении, сложившемся в Советском Союзе, понимал больше, чем другие участники ГКЧП, напился до такой степени, что впал в глубокий гипертонический криз.

И еще один фактор, который повлиял на «развал Союза» – ядерное оружие. Тема никогда не обсуждалась впрямую. Все ключевые участники переговоров в Беловежской пуще прекрасно понимали, что если на территории четырех ядерных держав – России, Украины, Белоруссии и Казахстана стратегическое оружие еще более или менее управляемо из Москвы, то тактическое оружие применяется по решению руководства военных округов. Именно ценой Беловежских соглашений были подписаны 30 декабря 1991 года соглашения о выводе стратегических и тактических ядерных вооружений из всех бывших «республик народных» в Россию.

P.S. За рамками этой статьи мы оставляем ответы Егора Гайдара на вопросы региональных журналистов о современном состоянии экономики России. Нашей редакции показалось, что будет правильно выделить их в отдельную статью, которую вы, дорогой читатель, прочтете в одном из следующих выпусков НОВОЙ.

  

Альбина ГУСЕВА, г. Таганрог. Газета "Новая таганрогская газета", № 24, 24 июня 2006 г.