Адвокаты со страстными речами. Изощренные прокуроры, предоставляющие присяжным душераздирающие улики, заполученные безукоризненно законным путем. Драматический процесс с торжеством справедливости в конце заседания. Пока все не так радужно. Американского кино ждать рано, считает один из виднейших российских адвокатов, председатель Московской коллегии адвокатов Генри Резник.

- Генри Маркович, поскольку вы являетесь не только объектом и участником, но и в некоторой степени двигателем судебной реформы, хотелось бы вместе с вами проанализировать ее ход.

- Начнем с истоков. Концепция судебной реформы была принята Верховным Советом РСФСР еще в ноябре 1991 года. Она была подготовлена цветом нашей тогдашней науки. Это были либерально настроенные, демократичные ученые. Возглавлял группу разработчиков Борис Андреевич Золотухин, прославленный адвокат. Все адвокаты - мастера разговорного жанра, хотя сейчас все ушли в консалтинги и в судах грамотной речи не услышишь. Так вот, Борис Андреевич в свое время защищал Александра Гинзбурга. Представьте себе 1971 год. Процесс, который сделали открытым, хотя до этого подобные процессы были закрыты. И вот он защищает "врага народа" Александра Гинзбурга, который обвиняется в антисоветской пропаганде. Золотухин начинает свою речь с фразы: Товарищи судьи, я имею честь защищать Александра Гинзбурга". Знаете, это великое искусство, тут можно ничего не добавлять. Так вот, Борис Андреевич стал депутатом, он возглавил группу этих ученых. Была рождена концепция судебной реформы. Должен вам сказать, что направления, которые там были обозначены, - это тот вектор, по которому должно двигаться наше общество. Оно двинулось. Первый вопрос: почему надо было двигаться, чем, собственно, не устраивала та судебная система, которая была построена "Софьей Власьевной"? У нас было создано уникальное правосудие, которое и продолжает таковым оставаться, правда, с небольшими подвижками. У нас было создано правосудие без оправдания. Я вам совершенно ответственно заявляю, что, начиная примерно с середины 60-х годов, на 20 лет оправдательные приговоры просто исчезли как явление. К примеру, такой сюжет: выясняется на заседании, что обвиняемому не 14, а 13 лет. Неопровержимый факт - возраст уголовной ответственности не наступил. Что делает суд? Суд удаляется на совещание. Выходя с глубокомысленными лицами, оглашает, что отправляет дело на доследование! Сейчас у нас прогресс, у нас оправдывается 0,37 процента подсудимых. Это официальная цифра.

- Прогресс, видимо, есть. Только по ходу реформирования судебной системы выявились некоторые сомнительные результаты. Человек ведь ко всему приспосабливается, и новые нормы уже используются в довольно грязных целях.

- Действительно, реформа суда состоялась. Но вот вам одна история. Сергей Анатольевич Пашин - выдающийся наш юрист. В основном он писал закон о статусе судей. Он работал заместителем начальника администрации президента, а потом оказался моим подзащитным. Пашин написал закон, где все нормы согласуются с высокими западными стандартами. О том, что должна быть обеспечена независимость судей, что они действительно должны быть защищены, освобождены от какого-либо воздействия со стороны. Никаких мер дисциплинарного воздействия там не прописывалось, а была такая норма, что за поступок, порочащий честь и достоинство судьи, порочащий авторитет судейского сообщества, он должен лишаться статуса. Все. Затем Сергей Анатольевич Пашин, став судьей, был лишен судейского статуса за то, что он, как посчитали, нарушил тайну совещательной комнаты. Там на самом деле был спорный вопрос. Просто люди в Московской квалификационной коллегии судей спали и видели, как от него избавиться, потому что он выносил оправдательные приговоры очень часто, причем так их мотивировал, что их нельзя было отменить. Мы победили в Верховном суде. Я тогда сказал: "Сергей Анатольевич, что же это получается, за что боролись, на то и напоролись". Если бы все-таки была хоть какая-то мера воздействия, предупреждение какое-то, может быть, тогда они и не смогли бы. Он мне ответил: "Понимаете, я что думаю, ну, будет дисциплинарное воздействие на судью, как же он станет судить-то после этого? Он же независим, неприкосновенен. Я считал, что судейское сообщество может исключить из своих рядов только тогда, когда всем ясно, всем очевидно, когда был действительно поступок: пьяный валялся в канаве или за мзду что-то там волокитил". Получилось совсем иначе. Норма в ее реальном бытии стала инструментом расправы с самыми принципиальными и честными судьями. Скажите мне, пожалуйста, срок рассмотрения дела - он целиком зависит от судьи? Бывает, появляются адвокаты, которые начинают брать больничные. Бывает, заболевают подсудимые. Но любые подобные процессуальные нарушения стали подводиться под поступок, порочащий честь и достоинство судьи. И стали изгоняться лучшие судьи.

- В таком случае, насколько вы приветствуете последние нормы, применяемые к судьям? Сегодня в законодательстве появились еще кое-какие меры воздействия на них.

- Последние изменения, которые внесены в закон, я поддерживаю. Во-первых, вносится промежуточная, более мягкая мера - предупреждение. Вывели наружу процедуру дачи согласия на возбуждение уголовного дела. Что это значит? Безусловно, должны существовать гарантии независимости судей, и хватать их, простите, как простых инженеров, нельзя ни в коем случае. Это группа повышенного риска. Но если появляются конкретные материалы, они не должны оставаться тайной. Сейчас порядок изменился, коллегия из трех судей Верховного суда должна дать заключение о том, надо дело возбуждать или не надо. Конечно, потом дело рассматривает квалификационная комиссия, которая может нарушения не счесть достаточно вескими - здесь своих не сдают. Но шаг вперед сделан. Коллегия из трех судей должна мотивировать свой вердикт. Вам же карты в руки, господа журналисты. Вы получаете убойные материалы, которых хватает на возбуждение трех уголовных дел. Вы вцепляетесь в дело, а потом члены квалификационной комиссии даже не могут выйти на улицу, в них тычут пальцами. Кроме того, в состав квалификационной комиссии на треть введены представители общественности, что тоже правильно. Обеспечена некоторая открытость.

- Вы считаете, что новые, промежуточные меры воздействия судейского сообщества на своих членов не позволят так легко, как раньше, вести внутрикорпоративные разборки. Так? Однако, по нынешнему законодательству, судей можно привлекать к административной ответственности. Как вы к этому относитесь?

- Моя оценка такова, что новая мера дисциплинарного воздействия, применимая к судье, это правильно. А то, что сейчас можно судей привлечь к административной ответственности, - это безобразие, потому что организовать ситуацию на дороге с помощью наших-то гаишников в отношении судьи легче легкого. Не нужно было этого делать, перекрутили. У нас всегда так - чувства меры нет.

- У нас недавно узаконили судебные сделки, хотя есть мнение, что число оправданных находится на чрезвычайно низком уровне как раз из-за того, что сделка процветает?

- Сделки нужны. Оправдательные приговоры у нас не связаны со сделками. Мзда у нас в судах берется как раз за другое. Вы обнаружите сейчас колоссальное количество условных приговоров. Условные приговоры порождают опасность сделать условным само правосудие. Сделки же необходимы, потому что это абсолютно открытая процедура, которая для общества полезней. Полезней, когда обвиняемый и пострадавшая сторона между собой примирились, не стали тратить свои и государственные деньги на дорогостоящую процедуру, чтобы дали не пять лет, а три. Хорошо, человек совершил грабеж, но ситуация неясная. Если будет ясная, то никто со стороны государства на сделку не пойдет. То ли грабеж, то ли кража. Ладно, ребята, я в краже себя признаю, и мне дадут три года. Нормально, американцы не дураки на этот счет.

- Все-таки судебная реформа касается не только судов и судей. Это и реформа следственных органов, прокуратуры. Вы - человек, наблюдающий этот процесс изнутри, - видите какие-то изменения?

- В документах о судебной реформе написано, что нужно реформировать суд, прокуратуру, следствие и адвокатуру. Что выяснилось? Никто не хочет реформироваться: ни суд, ни прокуратура, ни следствие, ни любимая моя адвокатура, к которой я принадлежу. Прокуратура сегодня - орган, который не только не реформируется, который нарастил мускулы. Что такое наша прокуратура с ее функциями? Это правовой центр. Это орган, который ни за что не отвечает, но который может вмешаться во все. Я нисколько не сгущаю краски. Сидя в своем кабинете, прокурор района, города может сказать: "А не проверить ли нам начальника транспортного цеха?". Никаких жалоб нет, и не надо. Не надо их ни конструировать, ли фальсифицировать, у них план. Они по плану говорят, что сегодня, например, мы будем проверять транспортный цех. Что там у вас в транспортном цехе? В то же время прокуратура еще и поддерживает государственное обвинение. У нас больше чем по половине дел при "Софье Власьевне" прокурора в судах не было. А зачем? Суд же у нас не выносит оправдательных приговоров, судья все сделает. Прокуроры разучились обвинять. Все происходило примерно следующим образом: вставал прокурор, зачитывал обвинение, и это в прениях, потому что без бумажки он просто не мог ничего сказать. Не случайно, когда грянул суд присяжных, прокуратура оказалась в лютом состоянии.

- Можете ли вы, имея богатые связи в высших кругах, сказать, будет ли в ближайшее время реформироваться прокуратура?

- Я могу вам сказать, имея некоторую информацию, что наш президент и окружающие его юристы как раз понимают, что прокуратуру надо реформировать. И она будет реформирована, и полагаю, что в ближайшее время, потому что такое обязательство мы взяли перед Советом Европы. Прокуратура в нынешнем виде, в виде правового монстра, который может ввязаться во все, никак не укладывается в концепцию разделения властей и правового государства.

- Вообще интересный вопрос. При всей своей мощи прокуратура может оказаться слишком слаба для суда присяжных. Вы так не считаете?

- Перед господами прокурорами сейчас стоит колоссальная задача - надо учиться говорить по-русски, причем говорить не птичьим языком. Что такое старый суд - это судья, с которым фактически ты общался, и две декоративные фигуры народных заседателей, а теперь придется поддерживать обвинение и реально сражаться. Почему? Потому что суд присяжных будет введен во всех регионах. Какой суд справедливей? Суд наших профессионалов, с которого оправданными выходят 0,37 процента оправданных? Простите, но такой эффективности нет даже в сфере техники, что же, у нас такое эффективное предварительное следствие? Оно что, вообще не ошибается? Скотланд-Ярд расследует дело - 25 % оправданных. В США - 30 %. Я понимаю, что наши пинкертоны работают лучше, но не до такой же степени.

- Кстати, по части наших присяжных. У нас в народе нет ярой тяги к гражданским свободам. Многие люди озлоблены. Не кажется ли вам, что результаты введения суда присяжных окажутся далеко не такими гуманистическими, как ожидается?

- Наше население жестокое, правда, да? Смертной казни чуть ли не 90 % требуют. Но человек - это не просто личность абстрактная, это личность, включая обстоятельства. Когда человек сидит перед телевизором, ему показывают ужасы, спрашивают, как бороться с преступностью, как? Четвертовать, расстрелять, повесить! И этот человек садится в кресло присяжного заседателя. Вот Иванов Иван Иванович, которого посадили на скамью подсудимых, он вообще виноват или не виноват? Есть доказательства того, что ту вещь, которая здесь стояла, он переместил в другое место. Тут-то эти самые, удивительно темные, невежественные, как выражался Михаил Михайлович Зощенко, "не утомленные высшим образованием" люди руководствуются здравым смыслом. Есть чудесное воспоминание Короленко на этот счет. Дело мултанских вотяков, знаменитое дело, в котором участвовал Плевако. Они обвинялись в том, что путем колдовства извели русских мужиков и баб. Обвинение абсолютно никаких доказательств не предоставило. Суд присяжных был так подобран, чтобы исключить оправдательный приговор. Там посадили кулаков, мужиков от сохи. Но они вынесли оправдательный приговор. Короленко подошел к старшине присяжных и поблагодарил его. Сказал, что приговор справедливый, какие они молодцы, что приняли такое решение. А тот с озабоченным видом ответил: приговор-то мы правильный вынесли, нам бы только сейчас колдунов поймать и извести. Он, темный человек, верит, что есть колдовство, которое можно извести. И этот темный человек оправдывает конкретного колдуна.

- Как вы относитесь к смертной казни? Не кажется ли вам, что введение суда присяжных может позволить вернуться к высшей мере наказания? Ведь судебные решения будут более взвешенными. К тому же большая часть населения за смертную казнь.

- Сторонников смертной казни я прошу опять же предаться размышлениям. Это действо должно преследовать рациональную цель. От смертной казни должна быть польза. Польза обществу. Разговоры о том, что смертная казнь устрашает после событий 11 сентября, после других действий камикадзе, надо, по-моему, оставить. Этих изуверов смертная казнь не может остановить. Уровень преступности смертная казнь не может снизить. Столетние наблюдения. Не может. Следующее - риск совершения ошибки неустраним, это человеческое правосудие. Каждый раз нам нужно знать, что, вводя смертную казнь, мы обрекаем на смерть определенное число невиновных. Есть единственное обоснование смертной казни, другого нет - это удовлетворение господствующего в обществе правосознания. Но немодный нынче Маркс, а ведь мыслитель он был могучий, внедрял понятие "нравственный законодатель". Сегодня нравственный законодатель в Европе идет наперекор общественному мнению, большинству. Результаты есть. Когда отменялась смертная казнь в Англии, там где-то 80 % было за нее, сейчас 55 %.

- Генри Маркович, некоторые говорят, что при нашей судебной практике пора защищать уже не обвиняемых, а пострадавших. Как вы к этому относитесь?

- Это демагогическая формула, которая откуда-то к вам пришла. Вы разъясните, что значит "защищать пострадавших". К уголовной ответственности привлекается не пострадавший, а обвиняемый. Фактически пострадавшего защищает государство. "Защищать пострадавших" - значит снизить стандарт доказанности? Обвинять людей при отсутствии необходимых доказательств? Нужно защищать пострадавших за счет снижения защиты обвиняемых? Пострадавшие вообще-то интересуются немного другим. Их мало волнует, сколько дадут, пять или семь. Они заинтересованы в другом - в возмещении ущерба, и эти нормы возмещения морального вреда и возмещения ущерба должны работать с наибольшей эффективностью.

- Тем не менее программы защиты свидетелей у нас нет.

- Программа защиты свидетелей у нас, я так полагаю, будет. Будет ли она эффективна, сказать ничего не могу.

- Мы говорили о том, как судебная реформа касается прокуроров, судей. Но как-то не особенно затронули адвокатов. Судя по вашим словам, адвокаты должны быть все как один за повсеместное введение суда присяжных...

- Вы думаете, адвокаты принимают суд присяжных с восторгом? Понимаете, как хорошо практиковать в суде, который не выносит оправдательные приговоры? Замечательно! Изначально известно, что я буду бороться за то, чтобы тебе дали три, а не пять. А теперь ведь готовиться надо, продумывать тактику, психологию. Я вам сейчас для разрядки пример приведу. Шла передача по телевидению, где решили сделать так, что наш известный адвокат общается с известным иностранным адвокатом. Был американский адвокат, который возглавлял группу по делу Симпсона (кстати, Симпсон был оправдан). Это выдающийся адвокат, ученый, пишет разные книжки. Из нашей страны лучше не нашли - был я. И он поделился историей, которая, конечно, полный блеск. Слушается дело в суде присяжных, прокурор произносит громовую речь, сильные доказательства со стороны обвинения. А там было убийство. Мужчина убил жену. Труп опознали. Тут адвокат встает и говорит: "Прокурор представил вам доказательства. Он считает свои доказательства сильными, но настолько ли они сильны, чтобы исключить сомнение? Конечно нет! Разумные сомнения, господа присяжные. Сейчас в эту дверь по моей команде войдет убитая". Все присяжные повернулись. "Вот видите, вы же посмотрели на дверь, значит, у вас нет полной уверенности в том ...". Это пол-истории. Присяжные уходят на совещание, совещаются недолго, полчаса. Вердикт единогласный: "Виновен". Адвокат подошел к старшине и говорит: "Как же так, вы же все как один повернулись, смотрели на дверь. В чем дело?" - "Да, мы повернулись, посмотрели, но ваш подзащитный туда даже не взглянул". Понимаете, как работать надо в суде присяжных! Вот если бы он еще провел со своим подзащитным предварительную работу...  

Александр АМИРОВ, Ижевск «Деловая репутация», № 2 (44), 21.01.2003 г.