Особость пути, превращаемая в идеологию страны, - это в известной степени, самообман и добровольное самоограничение. Что-то вроде детской причиталки "не ходите дети в Африку гулять". Нацеленность на уникальную, никем еще не пройденную модель развития гражданского общества вполне выведет на место пикника, где уже кто-то был. Все чаще говорят о том, что "у советских собственная гордость" и нас устроит особенный путь - по большей части через партийное управление. Вот и гадайте, то ли природная уникальность России холодит издалека, то ли культурный опыт, такой вот менталитет "из-под палки"?

- Рассказ о том, что мы иначе не можем, с нами иначе нельзя, у нас особый путь, мы не какая-нибудь Западная Европа, возникал не раз в истории. В том числе в ХХ веке. В том числе в государстве, по отношению к которому мы сегодня совершенно определенно говорим: это же Европа, это же Западная Европа, - рассказывает Эмиль Паин, генеральный директор Центра этнополитических и региональных исследований, руководитель центра по изучению ксенофобии и предотвращению экстремизма Института социологии РАН. - Ничто не цементируется навеки.

Условия меняют и культурную специфику стран. Некоторые из этих государств, например, Португалия, была нашей целью, если помните, перед тем, как удваивать ВВП. Аналогичные стереотипы возникали и имели определенную функцию. Возникали они чаще всего тогда, когда происходил процесс второго издания авторитаризма или полу-авторитаризма после.

- Эмиль Абрамович, неужели мы так и не изжили авторитаризм в политическом устройстве? И вообще, насколько он плох был для тех стран, путь которых мы повторяем?

- В ХХ веке появились два основных типа авторитаризма. Условно говоря, левый и правый. При этом тип собственности, который обычно включают в понятие авторитаризма, несущественен, потому что авторитарное государство на то и авторитарное, чтобы вмешиваться в экономику. В социалистическом государстве, в Советском Союзе, в условиях, казалось бы, полного владения государственной собственностью, образовывались так называемые номенклатурные рынки. Начальник, поставленный для того, чтобы руководить предприятием, фактически его приватизировал.

Авторитарная система всегда держится на представлениях "так всегда было, иначе нельзя". А способы распространения ее могут быть разными. Скажем, левые базируются на искусственной религии - марксизм-ленинизм, чучхе, рахнаме и так далее. А правые - на естественном традиционализме: религия, самодержавие, народность. Они в любом варианте всегда составляли основу так называемого правого авторитаризма. И все страны, опыт которых мы изучаем, оказались весьма предрасположены после левого авторитаризма к освоению еще и правого. Или наоборот. После долгих лет правого авторитаризма к левому. И только полный цикл апробации обоих форм авторитаризма обычно снимает у народов и стран синдром "страдания по сильной руке".

- Получается, по-вашему, что Россия в нынешнем своем состоянии очень похожа на Испанию позднего Франко?

- Я полагаю, что Россия, вероятно, будет вынуждена пройти полный цикл авторитаризма. И уже его проходит. И то, что сегодня происходит, на мой взгляд, это переход от левого авторитаризма, в котором мы пребывали 70 лет, к правому. Начался этот процесс еще во времена Ельцина. Он тогда мучился не тем, что он был против авторитаризма как такового. Нет, он был обеспокоен только одним видом авторитаризма: не дай Бог придет опять левый, а правый - это ради Бога. Правым бредили, правого хотели. Сама главная демократическая партия называлась "Союз правых сил".

Тут интересно другое - Испания и Португалия - это опровержение мифа об исключительной российской истории. А история Португалии еще и опровергает стереотип об особой психологической неподготовленности российского народа, русского народа к демократии. Вот уж где рабская психология, так это Португалия. Вот уж где конформизм, так это надо поискать еще в мире такую страну, в которой был столь мощный конформистский уровень.

- Понятно, что есть определенные технологии, которые консервируют сегодняшнее состояние, если "не загоняют болезнь внутрь". И какие из них сегодня наиболее характерны для России?

- Ну таким элементом поддержания обязательно является ксенофобия. Она не только есть результат нынешней ситуации развала империи. Всякая система, работающая на самосохранение, хочет или не хочет, что бы она ни декларировала, всегда будет использовать механизм ксенофобии, поддержания некоей мобилизованности против кого угодно. Против коммунистов, против демократов, против грузин, неважно. Важно нас патриотически сплотить против некоей внешней угрозы. Это было и в Испании, и в Португалии, где сочетался антикоммунизм с религиозной нетерпимостью. А в Португалии периода войны в Мозамбике и в Анголе был взрыв расизма. Потом быстро исчез, но в определенный момент он был. И он нагнетался даже тогда, когда власть выступала решительно против проявлений расизма. И даже карала виновных в этом.

- Если жизнь в одинаковых условиях показывает одинаковые механизмы действия, то как, на ваш взгляд, российская политическая система будет преодолевать авторитарный период?

- Мы меняемся - мы не можем остановиться во времени надолго. Важнейшим элементом ухода от традиционного подданнического сознания "с нами иначе нельзя" становится развитие институтов гражданского общества. Тут тоже есть определенная закономерность. Она состоит в том, что вначале возникают простейшие институты общественной самозащиты. Как говорит известнейший специалист по теории и истории возникновения общественных институтов Роберт Патнем, ни в Японии, ни в Британии, ни в Швейцарии, ни в Америке люди никогда не просыпаются утром с мыслью о политике. Они думают о работе, о семье, о развлечениях, о чем угодно. Поэтому как бы ни были важны политические организации, они немыслимы без социального фундамента и вне более широкого социального контекста.

Из этих простейших территориальных гражданских институтов возникают следующие. Например, институт национального согласия. Оно возникает в определенные моменты и всегда по одному поводу осознания, что "так жить нельзя". Вот в Испании это было два основных элемента: больше крови не надо, уже столько испанцев полегло, что мы будем искать какой-то путь радикальных перемен в других формах. И в Чили, и в Португалии, и в Италии.

Кстати, Италия, которая была самым дегражданизированным обществом в Европе, сегодня лидирует по числу общественных организаций. Каждый четвертый взрослый житель страны входит в ту или иную волонтерскую организацию. Причем, в натуральную, а не вымышленную. Там происходило соединение партии с региональной жизнью. Муниципальные выборы становились важнее, чем федеральные. И уже у нас это потихоньку происходит, если не отменят такую практику.

- Но это все эволюционные политические процессы. Все-таки в таких похожих на нас европейских странах был какой-то ориентир, а что делать нам, России?

- Отсутствие образа русской мечты становится большой проблемой. Признание того, что "так жить нельзя", это начальное условие. Дальше: "А как надо?" Как правило, это "как надо" выстраивается не в виде теоретических постулатов. Система правления с распределением властей и так далее, это все для профессоров. Для народа это все пустое дело. Ему надо показать, как там все работает. Я против детерминизма, в том числе исторического. История ничего не предписывает. История создает возможность, русло выстилает. Как пойдет человеческий поток - зависит от людей.

Автор благодарит за содействие в подготовке материала Клуб региональной журналистики "Из первых уст".

  

Денис БОРОДИН, г. Уфа. Первая интернет-газета Республики Башкортостан «БАШвестЪ», 27 ноября 2006 г.