Представлять Людмилу УЛИЦКУЮ, наверное, нет смысла. За этим именем непременно всплывают названия бестселлеров последнего десятилетия: «Сонечка», «Веселые похороны», «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого», «Искренне ваш Шурик»… Все, кто умеет читать, прочли хотя бы одно из ее произведений.

Первые рассказы Людмилы Улицкой появились в журналах в конце 1980-х годов. С 1996 года Улицкую начали переводить и перевели больше чем на двадцать языков мира, даже на японский и сербский. Первый ее сборник вышел во Франции - на французском языке. Первая премия тоже французская – знаменитая Медичи. Позже были и другие российские и зарубежные награды, дважды повести Улицкой попадали в шорт-лист Букера, и в 2001 году роман «Казус Кукоцкого», наконец, получил самую престижную литературную премию «Букер – Открытая Россия». В прошлом году Людмила Улицкая названа писательницей года.

Она не любит давать интервью, ссылаясь на то, что не умеет хорошо говорить, и наедине с карандашом чувствует себя менее ответственно. Но для Клуба региональной журналистики «Из первых уст» сделала исключение, согласившись ответить на вопросы, заданные журналистами, съехавшимися на семинар в Москву из разных уголков страны.

– Людмила Евгеньевна, как женщины приходят в литературу?

– Не думаю, что в нашем деле женщине пробиться труднее, чем мужчине. Рубену Гонсалесу, написавшему «Черное на белом» пробиться было в тысячу раз труднее. Он тяжелейший инвалид с рождения, оставшийся без матери, прошедший ад специализированных детских домов, и не смотря на все это, стал писателем и считает себя счастливым человеком.

Так что это вопрос судьбы, а вовсе не пола. Татьяна Толстая – из рафинированной писательской семьи, ей не нужно было предпринимать никаких особенных усилий для того, чтобы попасть туда, где она заслуженно находится. У Дины Рубиной движение к профессиональной писательской работе было достаточно долгим. Она жила в Ташкенте, окончила консерваторию, переводила каких-то узбекских начальников и благодаря этому переехала в Москву. Ей пришлось заплатить такую цену за входной билет.

Моя цена оказалась невелика. Я просто очень поздно начала издаваться. Я так долго ковырялась, что когда стала печататься, то у меня уже не было «ученических» рассказов.

– Вы очень тонко описываете эмигрантскую среду. Это ваш личный опыт?

– Оба моих сына десять лет прожили в Америке. Старший уехал в восемнадцать. Имел большую головную боль с пребыванием там, но, тем не менее, остался и получил очень хорошее образование в Колумбийском университете. Жил как американский первопроходец, скитаясь в бедности, потому что я в то время помочь ему ничем не могла. Младший – музыкант, джазовый мальчик, уехал в шестнадцать (в то время его отец работал в Америке) и вернулся в двадцать пять.

Я довольно часто ездила в США (иногда удавалось дважды в год) и общалась главным образом с моими московскими друзьями, которые к этому времени там уже обжились. У меня была уникальная возможность наблюдать. И хотя мой американский опыт кривой, неполноценный, потому что в Америке я была гостем, тем не менее, он оказался очень большим, я не полностью исчерпала свои американские темы, и, может быть, когда-нибудь снова вернусь к ним.

– Америка вам понравилась?

– Поначалу я ее сильно полюбила, но события последних лет несколько охладили мои чувства. Я не стала антиамериканистом, но у меня появились некоторые сомнения на этот счет. Хотя и сейчас я думаю, что их плохость по ряду причин лучше нашей плохости. Мой сын, вернувшись взрослым мужчиной, сказал: "Америка - это страна идиотов, которой правят умные люди. Здесь же я вижу огромное количество умных людей, но правят-то идиоты!"

– Вы когда-нибудь хотели уехать из России?

– Я еврейка. В семидесятых годах половина моих друзей съехала в Израиль, Германию, Америку. Так что была потенциальная возможность уехать, тем более что в моей жизни был довольно тяжелый период. Но я этого не сделала и не сделаю, потому что мне здесь очень нравится. Вернулись мои дети, приехав сюда, они сказали, что здесь здорово. Что-то есть такое в нашей жизни, что нас держит, заставляет любить эту нашу безумную бредовую страну.

Наверное, это люди. Мой муж говорит по этому поводу: "Такой паршивый народ и такие прекрасные люди". Вот это чудовищное социальное болото и вместе с тем такие прекрасные люди, с которыми мы встречаемся каждый день. У нас интересно, весело, незастойно, по крайней мере, в моем социальном срезе. Хотя я живу не в резервации, и знаю про ту уж больно тяжелую нищету и множество кошмарных социальных проблем, которые нужно решать.

– Вы ставите перед собой цель изменить мир?

– Понимаете, у каждого человека есть свое поле, на котором он действует: у одного – маленькое, у другого – большое. Каждый из нас создает свой космос. Я не претендую на то, чтобы изменить социум. Но я всегда подберу бутылку в своем подъезде. Когда близкие обращаются ко мне за помощью, всегда спешу откликнуться. Мне кажется, что для меня этого достаточно.

– На каких постулатах вы воспитывали сыновей?

– Они росли в сугубо советские времена. Я читала им вслух как нанятая. Они засыпали, просыпались, а я все читала – Данте, Шекспира, даже Булгакова... Мы говорим с ними на одном языке, между нами нет никакого барьера. Это большое счастье, когда сохраняется культурная связь поколений. Но этому предшествовала многолетняя работа. У сегодняшних детей слишком много легких предложений: компьютеры, комиксы, культурный фастфуд. Бороться с этим почти невозможно. Но я пыталась, и надо сказать, что мне это более или менее удалось.

– В последнее время по телевидению прошло несколько сериалов, снятых по известным литературным произведениям. Вы не против такой судьбы для ваших романов?

– По «Казусу Кукоцкого» уже снят сериал. Снимал Юрий Грымов – очень крутой режиссер. Правда, он человек другой культуры. Показал мне только первую серию, сказал, что это здорово. Я сделала три замечания, и больше он меня не позвал ни на один просмотр. Ладно, в конце концов, это его работа. Но я сказала: «Юра, имей в виду, успех будет наш общий, а провал твой».

– Людмила Евгеньевна, вас не пугает тот факт, что писательская популярность в наше время – вещь очень недолговременная?

– Когда я впервые попала на большую литературную ярмарку, то испытала настоящий шок. Я поняла: то, что производит писатель, ничем не отличается от йогурта. Ты выпускаешь продукт, который поступает в магазин, и у него есть определенный срок годности. И в будущем году на этой ярмарке среди миллионов книг останется полпроцента тех же авторов, потому что срок годности остальных – всё – истек!

Это большое счастье, что я поздно начала писать. У меня и сейчас есть ощущение дилетантизма. Я как бы временный писатель, вот напишу все и пойду делать что-то другое.

  

Татьяна СТЕФАНИВ, г. Копейск. Общественно-политическая газета «Копейский рабочий», № 298 (16072), 22 декабря 2006 г.