Председатель правления ОАО РАО «ЕЭС России» Анатолий Чубайс рассказал корреспонденту сайта "Вести-Северный Кавказ" о завершающейся реформе в области электроэнергетики, о ее влиянии на российскую экономику и проблемах топливно-энергетического комплекса страны.

- Реформа энергетики ведется нами уже семь лет. Сейчас она находится в завершающей стадии. Уже можно назвать точную дату ее завершения – 30 июня 2008 года. В этот день компания РАО ЕЭС будет ликвидирована. Она выполнила свою историческую миссию. Создан рынок, запущены инвестиции. Рынку не нужен начальник.

Практически все цели, которые были поставлены, будут выполнены. Суть реформы состояла в том, что внутри энергетики, несправедливо считавшейся долгие годы естественной монополией, в действительности есть две части. Одна из них действительно является естественной монополией. Это электрические сети. Другая монополией не является и должна жить в ином режиме - это выработка электроэнергии, генерация.

Мы разделили всю энергетику на две части. Монопольную часть – сети, диспетчирование. И конкурентную часть - генерация. Чтобы этого добиться по всей стране, во всех акционерных обществах электроэнергетики требовалось провести реорганизацию, отделить генерацию от сетей, разрезать их на части. После чего генерацию соединять с генерацией, а сети - с сетями. Эти структурные преобразования потребовали три с половиной года. На сегодня они завершены.

Так мы получили отдельно продавца, точнее, производителя электроэнергии. Это дало нам возможность сделать второй шаг - выйти на рынок. В течение четырех лет мы создавали рынок в электроэнергетике. Это была масштабная, серьезная работа. С 1 сентября 2006 года она вышла на финальную стадию. В стране запущен либерализованный рынок электроэнергии, он свободен от какого бы то ни было государственного вмешательства. Здесь нет ни ценового потолка, ни иных методов госрегулирования цен. Это реальное соотношение спроса и предложения, которое теперь работает во всей стране.

Рынок произвел на нас неизгладимое впечатление. Он дал целый ряд эффектов, о которых мы мечтали, и целый ряд эффектов, о которых даже не подозревали. Скажем, в сентябре прошлого года мы вышли на рынок и с учетом предстоящей зимы надеялись на последовательный рост цены, а она четыре месяца снижалась. Снижалась потому, что зимы в этом году как таковой не было. И ее отсутствие рынок учел так, как мы не предполагали.

Рынок позволил оптимизировать режимы единой энергосистемы в оптимальном режиме. Для эффективных станций загрузка увеличилась, для неэффективных станций - снизилась. Кроме того он справедливо распределяет затраты между потребителем и производителем. У нас есть серьезная проблема, связанная с топливным балансом. Одна из самых тяжелых в энергетике страны – дефицит газа. Когда нам не дают газа, мы вынуждены замещать его мазутом. Экономически это полный абсурд, потому что цена газа сегодня составляет 45-50 долларов, а цена мазута - около 180 долларов.

Нам было интересно, что скажет рынок про генерацию, которая выработана на чудовищно дорогом мазуте? И он сказал следующее: есть часть сверхзатрат, которые я считаю справедливыми и перекладываю на потребителя, а есть часть затрат, которые считаю несправедливыми, и ответственность за них будете нести сами. Вот что сказал рынок нам, производителям. При этом их распределение оказалось абсолютно справедливым, адекватным реальной экономической природе этих затрат.

Я мог бы перечислять целый ряд эффектов рынка. Но главное, я убедился в том, что рынок – это самое величайшее изобретение человечества за последние две тысячи лет. Убедился в этом на своей практической работе в электроэнергетике.

- Очевидно, что, проводя реформу, вы рассчитывали получить в эту отрасль инвестиции.

- Да. Совершив структурную реформу и получив реальный рынок, мы сделали самый главный шаг - вышли на инвестиционный рынок. В ноябре 2006 года первая из наших генкомпаний была выставлена на фондовый рынок на IPO. Мы получили объем спроса, десятикратно превышающий объем предложения, прошли по верхней планке диапазона цены и получили первые полмиллиарда долларов. Вслед за этим мы провели еще IPO, в котором получили вместо ожидавшихся 1,5 миллиарда долларов 3 миллиарда 100 миллионов долларов. Следующее IPO было еще более успешным. Нам стало ясно, что мы не просто получим инвестиции, а получим примерно в 2,5 раза больше, чем предполагали в самых оптимистичных расчетах.

Реально это означает следующее: по инвестпрограммам РАО ЕЭС в 2005 году было привлечено 2 миллиарда долларов, в 2006 году – 7 миллиардов долларов, в 2007 году будет 20 миллиардов долларов. Вот динамика, в которой мы находимся.

Я по-прежнему считаю, что безболезненная реформа – это не реформа, а болтовня для избирателя. Реформа - это болезненно, жестко, неизбежно. Однако чем она глубже и масштабнее, тем более долгосрочными, стратегическими являются результаты, которые она дает.

Сейчас страна получила не просто инвестиционный ресурс в энергетике. Программа с объемами вводов новых энергомощностей на 2006 - 2010 годы составляет 41 тысячу мегаватт. Это объемы, которые никогда не вводили и в советские времена. В 2010 году мы введем 22 тысячи МВт. Максимально за всю советскую историю объем годовых вводов составлял 9 тысяч МВт.

Я не знаю ни одной другой такой программы-локомотива, как энергетическая, в экономике страны, которая дала бы новый инвестиционный спрос в 20 миллиардов долларов в год. Теперь отдельная задача - сделать так, чтобы создаваемый нами спрос в максимальной степени обеспечил новое предложение в России. Добиться, чтобы развивался российский Минэнергомаш, а не Сименс или Дженерал Электрик. В каждом из секторов у нас есть набор мер, который позволяет это сделать, не убивая конкуренцию. Я знаю, что как только замкну весь спрос на родном Минэнергомаше, то уничтожу его просто потому, что соотношение «цена-качество» станет безнадежным. Очевидно, что он сразу потеряет способность конкурировать в мире.

Реформа – это основа развития, без нее двигаться невозможно. Если говорить по существу, то не получи мы сейчас этих инвестиционных ресурсов, экономика страны оказалась бы в крайне тяжелом положении. Дефицит электроэнергии стал бы просто бичом. Даже обеспечивая все вводы, о которых я сказал, мы не сможем снять дефицит электроэнергии раньше 2010 года. С помощью всей программы ввода новых мощностей мы обеспечим выход равенства спроса и предложения. И в 2010 году, наконец, преодолеем проблему дефицита электроэнергии, но не раньше.

- Можете подробнее рассказать о том, как проходили IPO. И не планируется ли в ближайшее время провести в энергетике так называемое народное IPO?

- Народное IPO, если я правильно понимаю, это, собственно, то, что делает сейчас ВТБ. Это выход на физических лиц в больших количествах. Мы не ставили такую задачу. В РАО ЕЭС сегодня 400 тысяч акционеров, из них значительная часть – физические лица. Прибавлять к ним еще десятки тысяч - такой цели перед нами не стояло. Подумаем, может быть, в этом есть смысл.

Первое IPO ВГК-5. Там не участвовали стратегические инвесторы. Мы продавали небольшой пакет - 13-14 процентов - и получили сотни заявок со всего мира - от инвестиционных фондов, банковских и финансовых структур. Физические лица – это уже невидимая доля заявки. В этом смысле это был классический переход на публичную стадию.

IPO ВГК-2 – там была противоположная картинка. Мы установили крупные пакеты и хотели получить одного стратега. Там уже был собственник в лице «Норильского никеля», который рассчитывал, что спокойно возьмет IPO, которое размещалось. Внезапно возникла жесткая конкуренция, до самого конца рядом шла итальянская компания НЕО. Кроме того, в торгах приняли участие все крупнейшие энергетические компании Европы. Это было неожиданно - такого не предполагалось в наших самых оптимистических прогнозах. В итоге получилось то, что я сказал. Вместо 1,5 миллиарда долларов на этом IPO мы получили 3 миллиарда 100 миллионов долларов.

- Вернемся к реформе. Вы говорите о том, что от нее всем станет лучше. Но ведь опять страдает бедная часть населения. Цены растут не только на электроэнергию, но и на все продукты, услуги.

- Это абсолютно всемирная дилемма. В энергетике, да и не только в энергетике, а в любой отрасли экономики, существуют большие качели. Куда двигаться: в снижение или в развитие? Тарифы нельзя ведь снизить только для бедных, они будут снижаться для всех. Мы не можем для одних категорий снизить, а для других не снизить. Но тогда инвестиции невозможны. А инвестиции – это и есть развитие: новые мощности, новые генерации, новые электростанции.

Приведу пример. В Амурской области мы построили Бурейскую ГЭС. Тарифы уменьшились? Нет. Только при этом мы создали полностью инфраструктуру небольшого города, который выглядел, как после Второй мировой войны. Мы построили десятки социальных объектов, шесть школ, в том числе четыре с бассейнами, два спортзала, дали работу тысячам людей. Заработная плата, которую они получают, дает возможность обеспечить детей. В итоге создали ситуацию, когда до трети регионального бюджета формируется от работы станции. А что такое треть регионального бюджета? Это пенсионеры, учителя, врачи. Я уже не говорю про федеральный бюджет – армия и так далее. Можно было выбрать другой путь – снизить тарифы в Амурской области. Но станции бы не было.

Если вы меня лично спрашиваете, то я не за то, как правильно разделить, а за то, как правильно построить. Средний семейный платеж за электроэнергию составляет 90-100 руб. Я понимаю, что для людей, которые получают пенсию 1,5-2 тысячи рублей, это более чем ощутимо. Тем не менее я считаю, что это правильно. Это работает на стратегию страны.

Отмечу, что три года мы жили с динамикой тарифов ниже инфляции. Так можно было раньше, сейчас так нельзя. Это означает, что завтра и бедные, и не бедные все вместе окажутся в темноте, без света. Я считаю, что в этом плане линия была выбрана правильно. Такова моя позиция.

- Вы отметили, что в стране существует проблема топливного баланса. Тем не менее Россия наращивает экспорт газа и собирается строить новые газопроводы. В принципе, это гарантирует нам определенное влияние в тех странах, куда они направлены. Как вы оцениваете эту ситуацию?

- Во-первых, я являюсь активным сторонником продажи сырья, в том числе газа, за рубеж. Считаю, что это позитивно и в экономическом, и в политическом смысле. Я считаю, что диверсификация топливной базы внутри страны совершенно правильная. Долю газа нам нужно снижать. В пятилетней и в пятнадцатилетней, вплоть до 2020 года, инвестпрограмме именно это и предполагается. В пятилетней программе снижение доли газа планируется с 61 до 57 процентов. А затем и дальнейшее снижение доли газа. Однако есть существенное но. Снижение доли газа не означает снижения абсолютного объема потребления газа. А здесь темп роста у нас фантастический. Совершенно очевидно, что даже диверсифицируя топливную структуру, уменьшая долю газа, мы все равно будем нуждаться в большем объеме газа внутри страны. И тогда возникает вопрос: а где приоритет – Россия или экспорт? Двух мнений быть не может. Конечно, Россия.

Я считаю, у нас существует фундаментальная ошибка в понимании реального объема потребности страны в газе. Эта ошибка будет стоить нам очень дорого. Чем быстрее она будет исправлена, тем лучше. Чем позже она будет исправлена, тем хуже. Не хочу драматизировать события, но ясно понимаю, что ближайшая холодная зима поставит этот вопрос в самой острой, в самой жесткой форме. Хорошо помню зиму 2005-2006 года. Мы попали в ограничение по газу на 50 процентов.

Мы находились в ситуации падения давления в газопроводе вокруг Москвы и на полном серьезе обсуждали вопрос эвакуации города. Я понимаю, что такое дефицит газа в зиму. Больше всего не хочу, чтобы руководство страны при температуре минус 40 градусов решало вопрос, как распределить газ между 25 станциями. К сожалению, такая опасность сегодня есть, потому что в ее основе – ошибка в определении потребности в газе.

После трех лет баталий мы убедили правительство сделать баланс газа. И как только удалось это сделать, у нас сразу появилась строчка – «дефицит». В этом году дефицит газа 4 миллиарда кубометров. Уже к концу 2008 года он составит 8 миллиардов и дальше будет только расти. Дефицит появился. А решения проблемы я пока не вижу. Причем надо учитывать, что за месяц в этой сфере ничего не сделаешь.

И за год тоже. Она обладает колоссальной инерционностью, чтобы ее развернуть, потребуется 4-5 лет. Газпром не осваивает новые месторождения. Это фундаментальная ошибка. Если не заниматься в стране разведкой, добычей, строительством магистральных газопроводов, подземных газохранилищ, то последствия этого могут быть катастрофическими. Считаю это одним из главных рисков для страны на ближайшие годы.

  

Денис ДАВЫДОВ, г. Ростов-на-Дону. Интернет-проект "Вести - Северный Кавказ", 7 июня 2007 г.