Сегодня в ответ на вопрос «Вы хорошо живете?» скорее всего, прозвучит фраза «Неплохо, но хотелось бы лучше». Почему? От чего зависит наше благосостояние: от нас самих, от богатенького дяди или тети, от государства или от так называемой кармы? И что нужно сделать, чтобы жить лучше? Иными словами, какой должна быть социально-экономическая политика государства, чтобы мы почувствовали на себе изменения к лучшему?
Пенсионная реформа, о которой мы вели разговор в прошлом номере газеты, одна из важнейших, но не единственная составляющая той самой социальной политики. Весьма существенными являются заработная плата и занятость населения на рынке труда. О них и поговорим. И сделаем мы это с помощью директора Независимого института социальной политики Татьяны МАЛЕВОЙ, которая поделилась своими наработками с региональными журналистами на очередном заседании Клуба региональной журналистики в Москве, где посчастливилось побывать и мне.
Вопрос пресловутого рынка труда до сих пор остается в тени. О нем мало пишут. А между тем, именно он определяет наше благосостояние. Как? Вернемся в прошлое.
Конец 1980-х годов. В восточноевропейских странах – странах бывшего социалистического содружества – в связи с переходом к рыночной экономике (об этом тогда писали и говорили все СМИ) наблюдается катастрофический рост безработицы. Почему? Потому что производство (ВВП) резко сократилось. При этом уровень заработной платы остался почти неизменным, а где-то даже и вырос.
В нашей же стране в переходный период безработица не была зашкаливающей. По сравнению с Польшей, Чехией, Венгрией мы демонстрировали очень умеренный ее рост. Но когда ВВП падает практически вдвое, а численность занятых сохраняется в тех же пределах – это нонсенс. Чем-то Россия должна была заплатить. И она заплатила резким падением реальной заработной платы.
Сейчас казалось бы достигнут баланс: высокая занятость, низкая безработица, заработная плата подтягивается. Но все ли так хорошо на рынке труда? Оказывается, нет. За внешним благополучием в последние годы число рабочих мест на крупных и средних предприятиях сокращается, в малом бизнесе слегка растет, а в неформальном секторе экономики растет довольно быстро. А это значит, что по-прежнему пенсионная система не получает взносов от неофициальной занятости. Трудовые гарантии, которые имеются в новом Трудовом кодексе, не распространяются на неофициальные рабочие места. Иными словами, число «хороших» рабочих мест, защищенных трудовым законодательством и социальными нормами, практически не изменяется, а число «плохих» рабочих мест растет.
Еще один важный момент. Неразбериха, которая создана в разделении бюджетных полномочий (благодаря небезызвестному 131 Федеральному Закону) приводит к тому, что сильные регионы с сильным экономическим потенциалом очень-то в социальной политике не нуждаются. Они могут финансировать свои социальные программы сами. Бедным регионам худо ли, бедно ли, достаются трансферты из федерального бюджета. А вот у абсолютного большинства регионов, которые относятся к так называемым средним, никаких гарантий реализации социальных обязательств нет.
Татьяна Малева:
– Тот факт, что законодательство разделило льготников на федеральный и региональный уровень – это вообще-то абсурд. Потому что мы живем в одной стране, и если какие-то льготы нам с вами полагаются, то они не должны зависеть от того, в какой точке России мы проживаем. Однако на практике оказывается, что, если вы живете в Рязанской области, то льготы вам будут гарантированы одним способом, а если перемещаетесь в Ханты-Мансийский округ, то они будут реализованы по-другому. Это бомба отложенного действия, которая на этапе экономического роста может оказаться детонатором политической и социальной стабильности.
Теперь разберемся с тем, какая возрастная категория: пожилое, трудоспособное население или дети находятся за пределами социальной политики.
Вне зависимости от того, успешна пенсионная система или неуспешна, пенсии будут всегда составлять головную боль для любого правительства при любой экономической повестке дня. Поэтому внимание к данной возрастной группе было, есть и будет.
Кроме того, в последние годы стали заниматься детьми, хотя и очень мало.
А вот трудоспособное население – это категория, по отношению к которой пока никаких действий не предпринимается.
Третье и, пожалуй, самое главное – социальная структура населения.
Экономическое и социальное положение человека, семьи, домохозяйства не определяется размером текущих доходов. На социально-политическое положение каждого из нас влияет не только сегодняшняя заработная плата, но и накопленное имущество, недвижимость, сбережения и так далее. Все это формируется под влиянием нашей мобильности на рынке труда. Не так страшно потерять работу. Вопрос в том, как быстро человек может взамен найти новую достойную работу.
Есть люди, у которых и достойные доходы, и социально-профессиональная квалификация, и уровень образования, и наличие работы имеются. Говорят, что человек принадлежит к среднему классу. Но сам он себя таковым не считает. С этим вы ничего поделать не можете. А есть люди, у которых доходы явно ниже достойного уровня, например, учителя. Но у них высокое образование, стабильная уважаемая работа, а потому они причисляют себя к среднему классу. Удивительно. Я решила узнать, как самоидентифицируют себя жители нашего города.
Сергей, 46 лет, машинист бурильно-крановой установки:
– Отношу себя скорее к среднему классу, потому что работаю по командировкам в Хабаровском крае. Зарплата - достойная трудящегося. Я думаю, кто хочет заработать, он всегда заработает. Если вдруг случится потерять работу, другую взамен, думаю, что найду легко.
Маргарита Николаевна, 50 лет, начальник лаборатории:
– К среднему, потому что достаточно высокая должность и оплата соответствующая. Но высокооплачиваемой работу не считаю, хотя и низкооплачиваемой тоже нельзя назвать. Взамен, наверное, найду работу не быстро, потому что возраст уже не позволит.
Михаил, 27 лет, торговый представитель:
– Отношу себя к среднему классу. Семейный заработок у нас средний. Мы не богатые, но и не бедствуем, на жизнь хватает. Если взамен? Легко-не легко, но нашел бы обязательно, потому что у меня есть образование – техникум и незаконченное высшее.
Настя, 22 года, швея:
– Я отношу себя к среднему классу, так как работаю в данный момент на КШТ, получаю от 5000 до 7000 рублей в месяц. Считаю, что в данное время и в условиях нашей жизни – это средняя зарплата. Проживаю с родителями, они оба работают, отец еще и пенсионер. В среднем получается неплохо. Как взамен смогу найти работу, не знаю. Знаю точно, что я искать ее буду. И то, что найду, знаю на 100 %, вопрос в том – какую?
Зинаида Вениаминовна, 60 лет, пенсионер, работает во Дворце Молодежи:
– До среднего мы, конечно, не дотягиваем по нашим доходам, зарплата 2 500 рублей и 4 000 рублей пенсия. Я на одну пенсию не проживу! Но голодной не останусь точно, детей сумею прокормить.
Андрей Синицкий, 18 лет, студент:
– Отношу себя к среднему классу. У меня достаточно денег. Проживаю с мамой, она на рынке торгует, продавец. По окончании учебы работу найду быстро, так как спортсмен, по спорту «пробьюсь».
Светлана Насибуллина, 30 лет, безработная:
– По уровню достатка относимся к среднему классу. У меня муж работает строителем, по командировкам ездит. Ему 35 лет. Считаю, что хорошо зарабатывает, нам хватает. Взамен, думаю, он быстро сможет найти работу, потому что строители сейчас востребованы.
Игорь, 33 года, строитель:
– Думаю, что отношусь к среднему классу. На хлеб хватает, значит, уже не бедные. Что взамен найду работу, даже не вопрос! По крайней мере, возраст позволит это сделать.
Для опроса я не выбирала людей. Но так получилось, что все они относят себя к среднему классу. И делают это, исходя из своих текущих доходов и соизмеряя их со средней заработной платой в стране. Однако не будем забывать, что получаемая зарплата и реальная зарплата – вещи несколько разные. И, имея в среднем зарплату, на которую можно приобрести только необходимый для проживания минимум товаров и услуг, еще нельзя относить себя к среднему классу.
Так что же такое – средний класс?
Специалисты московского Независимого института социальной политики считают, что это люди, которых можно определить одновременно по трем признакам – наличию материальных активов, уровня образования и стабильной занятости, а также самоидентификации. Согласно их исследованиям, 20 % населения России мы можем отнести к людям, у которых есть все три признака сразу.
Но также есть люди, у которых нет ничего: ни доходов, ни должного профессионально-квалификационного уровня, ни самоидентификации. Это низшие, бедные, им нечего предложить с точки зрения конкурентоспособности на рынке труда. Таких в России около 10 %. У них нет ресурсов, которые они могли бы использовать, чтобы прорвать зону бедности. Эта категория граждан требует социальных трансфертов и активной социальной политики государства.
Два полюса: полюс успешных и полюс неуспешных.
Об элитах речи не идет, потому что, хотя у них и сосредоточены огромные экономические активы, но в общей массе населения их немного – всего 1 %.
И вот напрашивается самый главный вопрос – а кто остальные 70 % населения?
Это класс, который можно назвать «ниже среднего». По словам Татьяны Малевой, очень проблемная категория населения. Проблемная потому, что они уже не бедные, формально их доходы и положение выше черты бедности, и они не будут получателями социальных программ. Но реально они не являются представителями среднего класса. То есть, это такая группа, которая зависла между «молотом и наковальней». Причем эту группу людей можно условно разделить еще на две подгруппы: «близкие к среднему классу» и «близкие к низшему классу».
Татьяна Малева:
– В экономической жизни это означает, что прямые последствия экономического роста получают две группы – верхняя и нижняя. Верхняя группа – средний класс, который находится в процветающих отраслях, где заработная плата и доходы растут как прямая реакция на рост прибыли в этих отраслях. Нижняя группа – зона бедности, получает прямые трансферты от реализации социальных программ. А вот эта 70-процентная зона – ниже среднего, она, строго говоря, не является участником экономического роста. Она является свидетелем. Вот экономический рост идет, и люди этой категории идут рядом и смотрят, как он довольно эффективно борется с бедностью и приращивает ресурсы у среднего класса и у богатых. Конечно, доходы людей 70-процентной зоны немножко растут, но они значительно уступают по своим темпам тому, что происходит на полюсах. И если дело пойдет так и дальше, то все сконцентрируется в двух больших группах: успешных и неуспешных. Линия будет одна примерно на уровне 50 %. То, что 50 % вверху – это хорошо. Но 50 % внизу – это очень плохо. В сущности, есть риск, что данная социальная структура может, как буханка хлеба, расколоться пополам. И мы получим успешную и неуспешную Россию. Ту, которая научилась выживать, и ту, которая еле-еле выживает. Никакой эффективности в этом не будет.
Итак, три абсолютно разных ракурса, которые нужны, чтобы понять сегодняшнее социальное состояние общества. Мы видим одну и ту же картину, когда середины, мягко говоря, «провисают». И что будет дальше с этими серединами? Ведь они питают полюсы. В чем нуждается трудоспособное и экономически активное население?
Об этом читайте в следующих номерах газеты.
P.S. Благодарю за предоставленную возможность посещения семинаров КРЖ и использования материалов выступлений в своих публикациях.

Ольга ШЕСТАКОВА, г. Чайковский. Газета "Новая газета", № 9, 09 января 2008 г.

|