Россия превратилась в Византию с супермаркетами и «мерседесами»

Внучка Никиты Сергеевича стала в Америке специалистом по пропаганде

Сегодня наша встреча с политологом, преподавателем международных отношений в Университете «Новая школа» в Нью-Йорке Ниной Львовной ХРУЩЕВОЙ. Нет-нет, это не однофамилица известного политического лидера. Она — самая настоящая внучка Никиты Сергеевича. Познакомилась с ней на одном из семинаров в Москве, куда она приезжает довольно часто, хотя постоянно проживает в Нью-Йорке — любимом, по ее признанию, городе. Это милая, современная женщина, как говорят, без возраста. Остро реагирует на все происходящее в мире, имеет свое твердое мнение по любому поводу и искренне переживает за судьбу родины. У нас была возможность поговорить о многом — о ситуации в России, в Америке, о выборах, о взаимоотношениях сверхдержав, о людях, об искусстве и, конечно, об именитом родственнике Нины Львовны, фигуре противоречивой, оставившей заметный след в мировой истории.

Хрущёв не в моде

В прессе обсуждалось заявление Никиты Хрущева о том, что он не имеет отношения к опубликованным за рубежом собственным мемуарам. По утверждению внучки генсека, дедушка действительно испытал шок, когда книга ушла за границу. Он ее писал для себя. А как она попала за пределы родины — остается пока семейной тайной. Но на Западе книга была встречена хорошо, Хрущев впервые открыл свою страну для зарубежных современников.

— Я была в Измайловском парке. Это художественная выставка и одновременно макет Кремля. Замечательное место. Стоят всякие статуэтки: Дзержинского, Сталина — много, Брежнева — парочка, Андропов — один, Берии — два. Я спрашиваю: «А Хрущева нет?». Отвечают: «Нет, Хрущев не в моде», — рассказывает Нина Хрущева. — Сегодня некоторые обвиняют Никиту Сергеевича и в проведении ХХ съезда, и в рекламе прокладок по телевизору. Очень много публикаций, где мифология занимает место фактов. Нашей семьей даже несколько судов ведется против Первого канала телевидения, против некоторых авторов.

В Америке, например, при обсуждении Карибского кризиса говорят: если бы на месте Никиты Сергеевича был другой человек, он нажал бы ту страшную кнопку. И ХХ съезд, и Карибский кризис — события, в которых человеческое в Хрущеве оказалось сильнее партийного.

— В той тоталитарной системе сделанный выбор был для него большой проблемой. В мемуарах, например, дед пишет о том, как был не прав по отношению к Андрею Сахарову, когда тот сказал, что не может разрушать. Хрущев был человек темпераментный, он очень возмутился, кричал на ученого. И в мемуарах написал: «Если бы у меня была возможность сейчас извиниться перед Сахаровым, я бы обязательно извинился. Потому что это абсолютно личная свобода каждого — писать, говорить и работать над теми вопросами, над которыми они хотят работать». И для советского лидера это, в общем, большой шаг вперед, — считает внучка Никиты Сергеевича.

Как сказала Нина Хрущева, никаких политических причин для переезда в другую страну у нее не было. Ей хотелось посмотреть, как живут люди вне тоталитарной системы, она поступила в университет в Принстоне. Оставаться в Америке не собиралась, но получила там работу и искренне полюбила Нью-Йорк. При этом американкой себя не считает. «Я человек из Нью-Йорка», — говорит о себе.

Ее дядя, Сергей Никитович, живет в Бостоне. Хрущев — его научная тема. Он издает мемуары с комментариями, пишет книги о том, как все было тогда. Там это свободнее делать, чем здесь, и больше востребовано. Остальные из семьи Хрущевых — в России. Младший сын Алексея Аджубея на два года обосновался в Бостоне, получив грант на научные исследования.

— Вся прелесть моей американской жизни — это анонимность, — призналась Нина Львовна. — Тем более, я фамилию свою так произношу, что не узнаешь совсем. Один курс из тех, что преподаю, называется «Русский демократический эксперимент». И как-то Хрущев возник там, как теория маятника. Вдруг моя студентка подняла глаза: «А у вас такая же фамилия. Вы не родственница?». А в классах по прессе и пропаганде даже никому в голову не приходит задавать такие вопросы. Тем более, что я преподаю в очень либеральном университете, где Россию считают частью элитарной системы. То есть, относят к странам, где все благополучно. Там Африку спасают. Номенклатура им не интересна.

И рассказала историю, как в набоковском музее в Петербурге представляла свою книгу «Владимир Набоков. Россия между политикой и культурой». Народ смотрел с недоверием, поскольку Набоков известен как эстет. То есть, он политикой не занимался. А Нина Львовна взяла и вложила в связанное с ним политические категории. Реагировали по-разному. Одна женщина пыталась объяснить, что лектор ничего знать не может именно потому, что ее родственник — мужик, простолюдин. И когда Нина уходила со сцены, буквально обтираясь от плевков, услышала совершенно потрясающую фразу: «Вот что значит номенклатура! Все лучшие места расхватали». Хрущев будто из могилы позвонил, похлопотал о внучке, устроил преподавать в Америке, книжки научил писать. Словом, реакция на фамилию бывает разная.

Свобода личности и национальная идентичность

Сегодня в России сильны антиамериканские настроения. Даже многие образованные люди начинают думать: все наши неудачи случились по вине американцев. И самое последнее, с чем согласятся русские, это то, что в Америке система хорошая, а в России система плохая. По мнению Нины Хрущевой, знающей обе системы не понаслышке, американская система и вопросы американской идентичности действительно работают лучше, чем в России. И это потому, что они не идут в разрез со свободой личности. А в России, с моей точки зрения, идут. В Соединенных Штатах есть интересный документ — закон о правах. Там черным по белому много раз повторено: что свобода личности всегда намного выше, чем государственность. Национальная идентичность в России не со знаком равенства свободе личности, а через «или». То есть, или одно, или другое. В Америке же свобода личности и национальная идентичность работают каким-то образом вместе.

Существует масса определений свободы и национальной идентичности. Нина Хрущева придерживается следующих. Свобода — это когда давление на некоторых со стороны некоторых сведено к минимуму. Национальная идентичность — поиск тождества нацией по отношению к самой себе. То есть, каждая нация определяет свое собственное тождество таким образом, как она считает нужным.

Три пространства

Существует мнение, что только сильная Россия будет успешна. Но Нина Хрущева придерживается другой идеи: «Страна успешна, и поэтому она сильна». Исключая годы Чейни и Буша, годы маккартизма, в основном, Америка следует именно этой формуле.

— Когда я смотрю на сегодняшнюю Россию, то вижу: она вдруг превратилась во вчера развалившуюся Византию с супермаркетами и «мерседесами». То есть, империя Византия — это наше прошлое и одновременно — наше будущее. История преподносится сегодня не как факт, а как реальность. А этого совершенно не может быть, — заявляет профессор Нью-Йоркского университета.

В Америке разделение государства и нации огромное. То есть, если вы спросите американца, кто он такой, он обязательно скажет: я армяно-американец или украино-американец, афро-американец, русско-американец, сомали-американец и так далее. Разная национальность не препятствует тому, чтобы всем определяться как американцам. Эта система возникла примерно 200 лет назад, после того, как стали разрушаться империи. Как считает Нина Львовна, и это скоро пройдет, когда нации-государства опять начнут сливаться в какие-то другие категории. Пример тому — Европейский Союз.

— Человек принадлежит трем пространствам. Индивидуальное — это семья, дом и так далее. Все знают, что такое общественное пространство. Если вы не выворачиваете лампочку в подъезде, значит, вы живете ответственно в социальном пространстве. Если вокруг частного дворца, которых в России сейчас огромное количество, нет канавы, а в озерке плавают лебеди, то это социальное пространство, которое человек из личного переводит в социальное, и таким образом всем становится хорошо. Но чаще бывает, что там ржавый «жигуль» валяется. То есть, часто индивидуальное пространство и социальное в России существуют отдельно друг от друга, — рассуждает Нина Хрущева. — Американская система тоже не идеальна. Так, в Соединенных Штатах огромное количество бездомных людей. И это — от той же свободы личности. Если человек не выжил в социально-экономической системе со своими законами и порядками, то он теряется. Но дальше в дело вступают общество, государственные институты.

Третье пространство — это государственное поле, когда государство определяется институтами управления и технологией управления, то есть властью. Разница между Америкой и Россией, с точки зрения Нины Хрущевой, в том, что в России институты управления подчинены технологии управления, а в Америке наоборот, технология, в основном, подчинена институтам управления. Дик Чейни и Джордж Буш взяли систему, которая в Америке не работает именно потому, что там есть разделение между национальной идентичностью и свободой личности. Когда они технологию управления поставили в противовес институтам, они потерпели фиаско.

По мнению Нины Хрущевой, Россия не должна походить на Америку. Но России все-таки свойственно что-то периодически имитировать из разных западных стран, а потом решать, что на самом деле мы не Запад, а что-то другое.

— Я не знаю, что будет в США, если выберут Маккейна. Скорее всего, вообще ничего хорошего, — считает Нина Хрущева. — А если выберут Барака Абаму, тоже неизвестно, что будет, потому что такого никогда не было, чтобы афро-американец становился американским президентом. Но то, что Америка пришла к этому, уже само по себе показывает, насколько она способна обновляться.

У России же, с ее точки зрения, нет другого выхода, как стать правовым государством с общественными институтами и с индивидуальной ответственностью граждан. Иначе страна останется в Византии, которая развалилась почти 600 лет назад оттого, что не умела и не хотела меняться.

Сила «мягкой» пропаганды — В США широко представлены интернет-СМИ. Те мои студенты, которые сами делают блоги, считают: журналистика умерла, будущее — за интернетом, — рассказывает Нина Хрущева. — Другие считают: это временное явление, и скоро все вернется к традиционной журналистике, потому что в интернет-СМИ люди ходят только на те сайты, с точкой зрения которых согласны. Поэтому идет не диалог, а параллельная дискуссия каждого с собой.

С другой стороны, когда в Соединенных Штатах начала работать нынешняя администрация, пошли сплошные войны, у многих на некоторое время «съехала крыша». И «Нью-Йорк таймс» начала рубрику «Нация перед вызовом». Полтора года это продолжалось. При этом официального пространства для протеста практически не было. В докладе, который я делала вскоре после 11 сентября, сказала: проблема Америки в том, что она думает о международных проблемах в двух- и пятилетнем ракурсе, а тут даже десяти лет мало. Бенладена в определенной степени создала Америка. Именно это меня подтолкнуло: как же так, американцы сами не знают, что с ними происходит. Университетские чиновники орали на меня за это так, что думала: с работы выгонят на следующий день! Но декан извинился, и с тех пор я стала преподавать пропаганду.

В России в последнее время в СМИ обязательно подается негативная информация об Америке. В США пропаганда мягкая. Пример «Макдональдса» — это способность к изобретению чего-то нового, а потом распространению по всему миру. Вот она, та самая «мягкая сила», которой американцы пользуются. И другие западные страны берут на вооружение. В Америке первое, что думают про Францию, это вино и сыр. Про Италию — это пицца. Микеланджело — хорошо, но потом. Сначала пицца, потом мафия, а потом Микеланджело. Пропаганда принимает форму PR. Поэтому она, с одной стороны, более успешна, с другой — более опасна. Потому что, как говорил Джордж Оруэлл: «Вся пропаганда врет, даже когда она говорит правду». То есть, она всегда врет, даже если она хорошая, замечательная и предлагает тебе и пиццу, и вино.

Еще, конечно, нужно помнить, что Америка разная. Я живу в Нью-Йорке — это одно. А если вы живете, скажем, в Южной Каролине, — это совершенно другое. В Нью-Йорке Джордж Буш выступает очень редко, потому что перед нами выступать смешно. А в Огайо его слушают. Кстати, был пример хорошей пропаганды. Он выступил в школе в Монтане, где рассказывал про то, что враги хотят нас убить, они такие-сякие. В общем, это был очень успешный момент пропаганды, потому что аудитория не бывала за границей. Люди просто не знают, что есть мир вокруг.

То, что выбирают Барака Абаму, я думаю, в значительной степени заслуга Голливуда. Не вчерашняя заслуга, а последних сорока лет — от убийства за лозунги «Долой сегрегацию» до того, что чернокожий американец баллотируется в президенты страны. За это спасибо Эдди Мерфи.

Я преподаю еще один курс «Кино империи». Почему вдруг имперские фильмы в Голливуде за последние 8 лет заняли огромное место? Почему Буша переизбрали? Потому что Буш после 11 сентября попал в ковбойскую систему. А Барак Абама попал в другую. Возьмем фильмы «Американский президент» с Майклом Дугласом и «Дэйв» с Кевином Клайном, где он — фальшивый президент. И Барак Абама говорит так же, как голливудский идеальный президент, как Майкл Дуглас, который больше переживает за свою работу, чем за свою позицию.

Америка о России

Выше уже говорилось, что у нас в СМИ много негативной информации об Америке. Образ России на американских каналах выглядит, мягко говоря, тоже необъективно, признает Нина Хрущева.

— Плохо там к России относятся. Я приехала туда в 1991 году. Это вообще был кошмар, потому что люди думали, что у меня рога и копыта. Тогда все кричали: как замечательно, что Россия проиграла «холодную войну». В Америке абсолютно идеологическая система, в этом смысле абсолютно похожая на нашу. Но она не принимает тотальный характер. Если отрицательные статьи пишут о Ельцине, о Путине, то совершенно потрясающе принимают Гергиева. О нем в «Нью-Йорк таймсе» — только самое лучшее. Но то, что Америка по-прежнему играет в «холодную войну», очевидно. И, кстати, сознание Маккейна абсолютно «холодновойновое». Он говорит этими терминами, — уточняет собеседница.

Как неоднократно подчеркивала профессор «Новой школы», супердержава — не комплимент в современном мире. Но там, в Америке, это растворяется легко, а в России — плохо. Там тотальность отсутствует и не принимает государственного масштаба. То есть, государственная политика может существовать, и СМИ могут существовать. Но они не становятся одновременно системой против России.

Россия занимает очень маленькое место в американской внешней политике. Это только кажется, что их главная задача — нас уесть, замечает Нина Львовна. Там такие большие проблемы и с экономикой, и с войной, и с выборами, и с газом.

Но пропаганда существует и у них, и у нас. Только в одной стране пропаганда мягкая, а в другой — твердая. А в итоге, системы во многом схожие.

  

Галина ФЕОКТИСТОВА, Уфа.Газета «Республика Башкортостан», 19 июля 2008