ЧЕСТЬ ДОРОЖЕ РАБСТВА
Автор: Витовцев Николай
Регион: Горно-Алтайск
Тема:  Клиотерапия
Дата: 24.11.2010

Вспоминаю, как в детстве я увидел первый фильм ужасов — иначе его и не назвать, если обращаться к нынешнему лексикону. В то время всем приходилось жить в мощном потоке околокинематографического бреда и смотреть на такие изделия, как «Семеро смелых» или «Она защищает Родину» или, скажем, «Константин Заслонов». Сегодня эти фильмы не показывают, потому что место им — только в архивах. А тогда я смотрел первый иностранный фильм о войне и позднее никак не мог понять, что же заставило дорогого Никиту Сергеевича после «бульдозерной истории» с художниками-авангардистами выпустить тот фильм в широкий прокат.

После советских кинокартин в атакующем стиле с их непременными победами и несмолкаемым «ура!» тот фильм был каким-то непонятным. Учась тогда в одном из начальных классов, я не мог понять: разве война бывает такая? И ещё хорошо помню чувство, которое охватывало меня при просмотре того фильма и осталось потом на всю жизнь: страх, перемешанный с чувством жалости.

В наши дни в интернет-магазинах, предлагая тот фильм для частных коллекций, предупреждают: «Детям рекомендуется просмотр совместно с родителями». А наше детство проходило при живых фронтовиках, и от войны его отделяли каких-нибудь 15-20 лет, потому и не было тогда никаких тревог по поводу детской психики. Из тогдашних рассказов фронтовиков я помню много такого, о чём нет до сих пор в самых «правдивых» фильмах о войне. Например, один из рассказов о том, как наши солдаты летом 1941-го нечеловечески уставали от того, что им приходилось бежать и бежать в сторону Москвы…

То был фильм Анджея Вайды «Канал» (1956). А показывали его где-то в первой половине 60-х, и до сих пор непонятно, по каким извилистым каналам шла к нам в далёкую сибирскую деревню его лента. Может быть, поляки в знак благодарности к нам, сибирякам, добились при Хрущёве того, чтобы знаковую ленту Вайды увидели прежде всего за Уралом, где находили себе горестное пристанище в лагерях и ссылках офицеры Армии Крайовой, священнослужители и интеллигенты старой Польши. Может, возвращаясь из Сибири домой, они сохраняли лучшие чувства к сибирякам, которые сумели их понять лучше других, потому что всегда были свободнее, чем в остальной России, и от того страдали при Сталине больше других?

Вопросов и предположений у меня было много, прежде чем выпал случай во второй раз увидеть вайдовский «Канал», но уже в Москве, на международном семинаре «Клиотерапия: изучение истории на постсоветском пространстве как путь к пониманию и сотрудничеству». Перед показом фильма я услышал, наконец, слова сотрудника польского культурного центра в Москве, киноведа Дениса Вирена о том, что «Канал» у нас в России впервые был показан в июле 1957-го на Международном фестивале молодёжи и студентов, и, по счастливой случайности, попал на глаза влиятельным людям из партизанского (антигитлеровского, разумеется) лобби внутри КПСС.

Фильм как-то понравился нашим партизанам, вспомнившим боевую молодость, и его разрешили к показу по всей стране.

И вот я снова смотрю бессмертную киноленту Вайды, спустя сорок с лишним лет, и снова испытываю то же чувство: страх, перемешанный с чувством жалости. Не знаю, может, у искусствоведов есть объяснение причин, по которым истинный шедевр способен вызывать у человека одни и те же чувства независимо от возраста, обстановки, житейского опыта и иных обстоятельств. Но я хотел бы поговорить о другом.

СРЕДИ ГЛАВНЫХ ГЕРОЕВ «Канала» есть Смуклый — его блестяще сыграл Станислав Микульский. Позже я видел его во многих фильмах, но больше всего он запомнился по сериалу «Ставка больше, чем жизнь» — прообразу будущих «Семнадцати мгновений весны». У нас в прокате было много кинопродукции из братской Польши, те же «Четыре танкиста и собака», и в какой-то момент я забыл про то, что когда-то у нас был вайдовский «Канал»…

На семинаре я услышал слова историка Мариуша Волоса, постоянного представителя польской Академии наук при нашей РАН о том, что в социалистическом лагере «мы проиграли войну исторической памяти». На семинаре он выступал как раз по этой теме: «Варшавское восстание 1944 года в польской исторической памяти». Слушая профессора, я понимал, что не только у нас — у них в Польше тоже забывали о таких фильмах, как «Канал», во времена Суслова.

Клиотерапия как исцеление исторической правдой… Об этом впервые сказано в книге питерского историка Б.Миронова, и он же выступил с предостережением: это крайне рискованный вид терапии, когда излишек исторических знаний может оказаться ядом. Но где та мера, которая способна привести наши народы к согласию и примирению?

Просматривая задним числом материалы октябрьского семинара, я обнаружил запись, которую сделал во время одного из выступлений московского учителя Алексея Кузнецова. Так вот, он высказал сомнение: можем ли мы построить на истории по-настоящему прочный фундамент для наших отношений? Современная молодёжь ничего не знает о Варшавском восстании 1944 года, и это на самом деле объединяет гораздо больше, чем взаимные упрёки по поводу того, кто виноват в этой трагедии.

Нас разделяет сейчас только история, считает в свою очередь профессор М.Вуйчик. И нынешние игры со Сталиным как «сильной личностью» или, скажем, «государственником» только мешают России в её стремлении занять достойное место в цивилизованном мире. А место товарища Сталина — рядом с Гитлером, Пиночетом, Саддамом Хусейном.

За время после 1973 года только в Польше появилось 568 книг о Варшавском восстании; если же говорить о статьях, то их уже десятки тысяч. Как сориентироваться в этом безбрежном море? Мариуш Волос назвал всего две книги, в которых выражены два противоположных взгляда на трагедию поляков 1944 года. Это, во-первых, фундаментальный труд англичанина Нормана Дэвиса, «огромная по объёму книга», где утверждается: это был подлинный героизм. И, во-вторых, это скромная по объёму книга (всего 102 страницы) польского публициста Томаша Урбенского «Ни победа, ни погибель».

Первая книга вышла в Лондоне — это понятно, именно там нашло себе прибежище польское правительство в изгнании после оккупации страны Гитлером. Лондон никогда не скрывал своих планов вырвать Польшу из «красного пояса». При этом Лондон хотел бы забыть о своей подстрекательской роли и по возможности не вспоминать о том, что участники Варшавского восстания были брошены с первых дней на произвол судьбы.

Именно этот вопрос интересен в первую очередь польскому публицисту: кто подтолкнул поляков к восстанию в самый неподходящий для этого момент? Много пишут о жертвах восстания, о том, что с августа по октябрь 1944-го в Варшаве погиб цвет нации. Потери Армии Крайовой составили 5.660 убитыми, среди повстанцев — 15.200 убитых/пропавших без вести, 5000 ранено, около 15.000 попали в плен; кроме того, убито около 200.000 мирных жителей, ещё 700.000 оказались в числе беженцев. При этом жертвы среди гитлеровцев, по словам М.Волоса, были таковы: около 2-х тысяч убитыми и не более 10 тысяч раненых.

Комментарии в таких случаях излишни.

В период с 5 августа по 14 сентября немцы бросили против повстанцев мощные силы, поддержанные авиацией. Уже 9 августа им удалось разъединить повстанческий район и вбить смертоносный клин до самой Вислы. Повстанцы вынуждены были оставлять квартал за кварталом, перебираясь по канализационным каналам. В сентябре в их руках оставался лишь центр города, и там, в подземелье, проходят последние часы жизни героев вайдовского «Канала».

Надо ли было восставать? Вот вопрос, над которым работают сейчас польские историки. И глубоко символичен тот факт, сказал М.Волос, что один из руководителей штаба повстанцев после падения социалистического лагеря вынужден был просить прощения у своих соотечественников.

В западной историографии до сих пор преобладает подход, по которому Сталин остановил наступление советских войск на Варшаву, чтобы руками Гитлера провести там «зачистку». По этой версии, он чужими руками уничтожал цвет польской интеллигенции, чтобы начать строительство социализма в стране «с чистого листа». Но здесь вопрос: а как относились к Сталину сами поляки?

Сталин разорвал дипломатические отношения с польским правительством, находившимся в Лондоне, ещё в апреле 1943-го из-за того, что оно потребовало расследования убийств в Катыни — это общеизвестно. Но тогда же, за год до Варшавского восстания, Сталин знал об истинных намерениях поляков в изгнании.

Лондонское правительство Миколайчика разработало план одновременного выступления Армии Крайовой при приближении сил Красной Армии (так называемый план «Burza», то есть «Буря», или в другом варианте – «Гроза») во всех городах страны. План был рассчитан на то, что польские силы сумеют освободить основные города, и прежде всего Варшаву, до вступления в них советских войск и, таким образом, установят там явочным порядком национальную власть, с которой придётся считаться советским военным властям. Это был, по словам М.Волоса, открытый вызов Сталину: «мы вас сами встречаем в своей стране».

Сталин знал о секретных лондонских инструкциях, по которым Армия Крайова должна была «вести беспощадную борьбу с просоветским партизанским движением на Западной Украине и в Западной Белоруссии и готовить всеобщее восстание в этих районах при вступлении туда Красной Армии. Для борьбы с партизанским движением и Красной Армией предусмотреть использование польской полиции, ныне официально находящейся на службе у немцев». По сути, это были призывы к тому, чтобы сотрудничать с Гитлером против него, Сталина.

Миколайчик прилетел в Москву 30 июля 1944-го, а на следующий день началось Варшавское восстание, о котором никто из советских маршалов даже не предполагал. После операции «Багратион», в результате которой наши войска вышли к Варшаве, наше командование не планировало дальнейшего продвижения на Варшавском направлении, и, как сказал на семинаре историк В.Невежин, сталинского приказа «Стоять!» до сих пор нигде не обнаружено.

В это же время шли жестокие сражения на южном направлении, и, по словам В.Невежина, овладеть румынскими нефтяными промыслами для Кремля было гораздо важнее, чем войти в Варшаву. И поэтому Сталин называл Варшавское восстание «легкомысленной авантюрой», а его вдохновителя Миколайчика — жалким предателем.

Миколайчик просил Сталина о поддержке восстания, однако отказывался пойти навстречу Москве в вопросе о будущих границах и в вопросе о будущей власти (Сталин предлагал коалиционное правительство из лондонских министров и членов Люблинского комитета, лояльного по отношению к СССР). 9 августа Миколайчик окончательно отверг предложение Сталина создать правительство совместно с Люблинским комитетом и улетел обратно в Лондон.

Чьей же вины больше в трагедии Варшавского восстания — Сталина или всё-таки Миколайчика?

ЕСЛИ ГОВОРИТЬ о сюжете фильма, действие которого происходит в последние дни Варшавского восстания 1944 года, то он на редкость прост. Три группы поляков, будучи уже не в силах сдерживать натиск фашистов, отступают в городские «каналы», то есть в систему подземной канализации. Нам с самого начала предлагают «следить за ними внимательней; это последние часы их жизни». Сценарий фильма был сделан по двум рассказам писателя Ежи Ставинского, который был свидетелем трагического исхода из Варшавы «последних солдат свободы», и это его слова звучат в самом начале.

Спору нет, в фильме изначально задан столь пессимистический тон, и ты видишь, как они пытаются спастись, бежать и какое-то время жить в условиях подземелья, будучи свободными от угнетения и потеряв свои идеалы на поверхности земли, где идёт спор между Гитлером и Сталиным. И хотя ты знаешь, что повстанцев ждёт верная смерть, тебе также известно, что свобода вне канализации — всего лишь относительная свобода.

Критики обвиняли картину в «пессимизме» и «безверии», где один за другим гибнут в грязном подземелье герои, а последнего, кто выбирается наружу, встречает на крупном плане мостовой сапог гитлеровского часового, и... при этом забывали о героическом финале фильма: оказавшись на воле, командир отряда, высоко подняв револьвер, снова спускается в люк, чтобы спасти товарищей или погибнуть вместе с ними, – он выбирает смерть, но с ней и честь.

В польской столице есть музей Варшавского восстания. Во время семинара был открыт видеомост с музеем, и его научный сотрудник Михал Вуйчик рассказал о музейных экспозициях, отразивших 63 дня героической борьбы повстанцев, которые так и не смогли привести в действие план операции «Гроза». Девиз экспозиций сам по себе весьма красноречив: «Мы хотели быть свободными только благодаря самим себе», — так сказал один из руководителей восстания уже в эмиграции.

В рядах повстанцев было много русских, сказал М.Вуйчик, но точное их число ещё предстоит установить в содружестве с российскими историками. В музее восстания начинаешь понимать, насколько глубока память поляков об этом трагическом событии, и, находясь там, как сказал до этого В.Невежин, поневоле думаешь об ответственности тех, кто благословил цвет нации на верную гибель.

В музейной экспозиции есть 3D-реконструкция, показывающая, какой была Варшава после разгрома восстания. Зрелище жуткое. Есть экспозиции, где посетителям настолько жутко, что установлены барьеры соответствующей высоты — чтобы не видели дети. И нынешние предупреждения в интернет-магазинах по поводу фильма «Канал» идут, наверное, тоже отсюда. Люди идут в музей нескончаемым потоком, и, по словам М.Вуйчика, школьный класс может записаться в очередь в лучшем случае за год до посещения.

Такого музея нет больше нигде в мире, в его стенах приходит отчётливое понимание того, что мы называем «живой историей». Ты можешь подойти к обгоревшей стене, снять трубку старого телефонного аппарата и услышать живые голоса участников восстания. В экспозициях есть игрушки, которыми играли дети во время войны…

«Музей вам очень подробно расскажет день за днём про это восстание, — соглашается наш историк А.Миллер, выражая личное отношение к музейным реконструкциям. — Он вам не расскажет только одной вещи — о тех ожесточённых дебатах среди руководства польского партизанского движения, которые шли в тот момент, когда принималось решение начать восстание, и затем в течение многих лет, надо ли было восставать именно в этот момент. Ничего этого нет. У нас есть героический поступок, герои, которые гибнут. А все, кто пытаются задавать вопрос: «Какова ответственность политиков, которые послали этих ребят на смерть?» — убраны.

В спорах с нашими сталинистами один из поляков сказал московским оппонентам, пытавшимся оправдаться тем, что жертвы были при Сталине с той и другой стороны, и ещё неизвестно, кто пострадал больше: «Да, жертвы были и у вас в России. Но мы, в отличие от вас, восстали». Здесь он, конечно, неправ: восстания против Сталина были и у нас. Об одних только крестьянских восстаниях можно писать не меньше, чем об Октябрьском перевороте, и если полякам о них пока неизвестно, то это — дело времени.

На семинаре приводилась цитата из «Gloria victis» Э.Ожешко о том, что поляки проиграли все восстания против восточного соседа, начиная со времён генералиссимуса Суворова, и к этой цитате подвёрстывалось в том числе восстание 1944 года, направленное по большому счёту против Сталина. Но и у нас в России тоже были проиграны все крестьянские восстания со времён Степана Разина, в том числе восстание 1929 года против того же Сталина.

В исторической науке не бывает «простых» истин, и вряд ли возможно говорить в наши дни о том, что участники Варшавского восстания — просто жертвы борьбы со сталинизмом. Гитлер тоже боролся со сталинизмом, и генерал Власов был убеждённым антикоммунистом. А в подавлении Варшавского восстания участвовали как раз подразделения из бывших советских граждан, перешедших на сторону немцев: 1-й и 2-й батальоны 1-го Восточно-мусульманского полка СС (800 офицеров, унтер-офицеров и рядовых); сводная часть 29-й (русской) дивизии СС под командованием майора Фролова (1700 человек); 3-й казачий кавалерийский батальон 57-го охранного полка; 69-й казачий батальон 3-й кавалерийской бригады Казачьего Стана; украинский полицейский батальон «шуцманшафт-31» под командованием Петро Дяченко, позже влитый в дивизию СС «Галичина»…

Особую свирепость в подавлении Варшавского восстания проявили казаки-коллаборационисты из печально известного Казачьего стана, в который вошли: сформированный в 1943 году не где-нибудь, а там, в Варшаве, казачий полицейский батальон (более 1000 человек); конвойно-охранная сотня (250 человек); казачий батальон 570-го охранного полка; 5-й Кубанский полк Казачьего Стана под командованием полковника Бондаренко. И вовсе не «сталинские соколы», а одно из казачьих подразделений во главе с хорунжим И.Аникиным получило задание захватить штаб польских повстанцев. Всего казаки захватили в плен около 5 тысяч повстанцев. За проявленное усердие гитлеровское командование наградило многих казаков и бывших царских офицеров (самых убеждённых антикоммунистов) орденом Железного Креста.

Такой же награды удостоился и Эрих Зелевский, этнический поляк, с лета 1941 года — командующий войсками СС в Центральной России и Белоруссии. Одновременно с октября 1942-го пан Зелевский командовал всеми антипартизанскими силами на Востоке (в Польше, Белоруссии и России). В августе-ноябре 1944-го он командовал корпусной боевой группой «Фон дем Бах», свирепо подавлявшей восстание в Варшаве, и уже 30 сентября 1944-го, когда фашисты добивали восставших поляков, их соотечественник был награждён Рыцарским крестом. Он был не то что по локти в крови — он был по уши в крови своих соотечественников, убитых во время Варшавского восстания.

А много ли пишут сегодня в Польше о таких, как пан Зелевский?

КАК В ДАЛЁКОМ ДЕТСТВЕ, так и теперь я смотрю с невыразимым отчаянием на героиню Терезы Ижевской. Она лучше других знает, куда идти по подземным путям, и в её образе видишь теперь саму душу убиваемой Варшавы — душу, которая загнана в ад преисподней, и никакого выхода оттуда нет. Я снова, как в детстве, переживаю самые тяжёлые чувства в момент, когда влюблённые находят свет в конце подземного канала и устремляются к выходу, а там — металлическая решётка, и вид на Вислу — как из тюремной камеры.

Страшно видеть, как гибнет в добровольном заточении героиня Терезы Ижевской — прекрасная женщина в расцвете лет, и в её образе гибнет в преисподней душа той Варшавы, которой уже никогда не будет. Лучше всех сказал, наверное, о бессмертной ленте Анджея Вайды великий французский поэт, художник, критик, актёр и кинорежиссёр Жан Кото: «Подобно Эсхилу, молодой польский режиссер делает нас свидетелями неотразимой и впечатляющей схватки со смертью».

В этой схватке нет победителей. Но нет и побеждённых. Как сказал в самом конце семинара историк и профессор РГГУ Л.Горизонтов, борьба за свободу никогда не бывает бессмысленной.

  

Николай ВИТОВЦЕВ, г. Горно-Алтайск. Газета «Постскриптум», № 44 осень, 2010 г

 



Бронирование ж/д и авиабилетов через Центр бронирования.
 


Формальные требования к публикациям.
 

   Новости Клуба

   Публикации

   Стенограммы

   Пресс-конференции


RSS-каналы Клуба





Институт Экономики Переходного Периода

Независимый институт социальной политики