Александр ДЫНКИН, первый заместитель директора института Мировой экономики и международных отношений.

Точка зрения

Согласно открытой информации, в восьмерку крупнейших бизнес-групп входят в основном представители перерабатывающих и добывающих секторов экономики: "Сургутнефтегаз", ЮКОС, "Русал" - "Сибнефть", "ЛУКОЙЛ", "Северсталь", АФК "Система", "Альфа-групп" - "Ренова", "Интерросс" (сюда не включены РАО ЕЭС и "Газпром", в которых велика доля государственной собственности).

а восьмерка существенно опережает по объему реализации все остальные интегрированные бизнес-группы (ИБГ), имеет приличные объемы экспорта - -6 млрд в год, значительные инвестиции. Эти компании обеспечивают около 30% налога на прибыль, четверть российского экспорта. В середине 90-х годов их деятельность охватывала ограниченное число регионов, сейчас в сферу каждой из групп входят десятки регионов.

Если проанализировать структуру групп, то существует определенный набор блоков, из которых, в принципе, можно собрать любую ИБГ. Вокруг них складывается защитный пояс различных организаций: банки, страховые компании, охранные организации, СМИ, депозитарии. Они вынуждены замещать отсутствующие или неразвитые институты собственными организациями. Задачей этих буферных организаций становится снижение рисков для основного бизнеса. Такая структура ИБГ не очень эффективна и не может радовать. Хотя аналоги ее можно найти в других странах в другие времена. Например, в США в начале ХХ века крупнейшие корпорации имели большой непрофильный бизнес, для них также была характерна широчайшая диверсификация. Сейчас такие бизнес-структуры характерны для развивающихся экономик.

У нас на рубеже веков сложилась экономика, имеющая два принципиальных вида ограничений: институциональные и структурные. Институциональные ограничения вызваны тем, что теневые отношения, сложившиеся в бизнесе в 90-е годы, приобрели устойчивый характер. Поэтому нормальные экономические отношения могут быть в рамках неких сетей доверительных отношений. ИБГ как раз представляют собой некую форму таких сетей. К структурным ограничениям относится очень большой сектор нерыночной экономики: ЖКХ, сельское хозяйство, естественные монополии. Выход из структурной ловушки также связан с развитием ИБГ. Очевидно, что сейчас они начинают инвестировать в сектора с более высокой добавленной стоимостью.

У нас не видно никаких успехов в банковской реформе. В России только 5 банков преодолели порог собственного капитала в 0 млн, что даже по стандартам Восточной Европы уже является нонсенсом. Негосударственные пенсионные фонды как инвесторы смогут заработать в лучшем случае только через 7-8 лет. А особенности нашего страхового бизнеса в комментариях вообще не нуждаются. Вряд ли в обозримом будущем страховые компании станут источником инвестиций. Последние 10 лет также показали необоснованность ожиданий, что к нам придут иностранные инвесторы.

Поэтому единственным институтом, способным сейчас осуществлять заметные инвестиции, являются ИБГ. Почти все они родились в сырьевых отраслях, но постепенно приобретают активы и инвестируют в другие сектора. Любопытно, что за последние пять лет практически каждый год инвестиции, сделанные этими компаниями, удваивались. Впрочем, тут много чудес. Поражает легкость, с которой компании утверждают инвестиционные проекты, стоимость которых в несколько раз превышает уставный капитал общества. Причем финансовая отчетность при этом показывает убытки. Полагаю, что в компаниях еще действуют по правилу: если у вас высокая прибыль, значит, у вас плохой бухгалтер.

Но ИБГ все же остаются главным инвестором. В свое время именно они приведут иностранный капитал по линии собственных горизонтальных отношений с зарубежными бизнес-партнерами.

Для регионального предприятия, входящего в бизнес-группу, и для самой ИБГ местная администрация является влиятельной, но не решающей фигурой. Оптимальной стратегией для региональных элит была бы диверсификация крупных ИБГ - привлечение как можно большего их числа на свои территории. Но рациональность характерна для меньшинства губернаторов. Сегодня наиболее распространена иная стратегия - противодействие приходу ИБГ, если она не местного происхождения. Еще более опасно, когда после смены первых лиц региона разгорается борьба за собственность. Очень часто новые руководители вытесняют прежние компании и продвигают "свои". При этом используется весь ресурс властных полномочий.

Негативный сценарий может проявить себя в неэффективном распределении ресурсов, неоправданном вмешательстве государства в экономику и, в конечном итоге, в ограничении политической демократии. В теоретическом плане такие ожидания имеют основания, а опыт Южной Кореи дает и практическое подтверждение.

Позитивный сценарий - трансформация ИБГ в публичные, прозрачные промышленные корпорации. По мере выстраивания стандартных корпоративных процедур произойдет отход собственников от непосредственного участия в управлении. Собственники из менеджеров превратятся в инвесторов. Хотя такой сценарий требует активной государственной политики, прежде всего в сфере нормализации институциональной среды.

Кроме того, может произойти дезинтеграция ИБГ, как уже произошло с такими группами, как ОЛБИ, "Микродин", МИКОМ. Важно, чтобы в каждой ИБГ образовалось ядро, ограниченное 3-5 секторами экономики. Когда их 15-20, бизнес-группа превращается в слабо управляемую компанию. Но в любом случае реальность свидетельствует, что в ближайшие 10 лет у нас нет другого пути развития, кроме как через крупные российские компании.  

Михаил СТОЛЯРОВ (при содействии Клуба региональной журналистики "Из первых уст"), Новосибирск. Контиенент Сибирь, 5 июля 2002 года.