Причины российского экономического роста, неожиданно обнаружившегося в 1999 году, вызывают споры. Известный экономист Егор Гайдар считает, что главной причиной этого подъема стала не благоприятная конъюнктура на нефтяном рынке и не девальвация рубля, ставшая следствием дефолта. Он убежден, что рост был вызван выходом страны из кризиса, который был вызван крахом социалистической экономики. Но этот рост, по мнению Гайдара, не может продолжаться бесконечно долго. Его ресурсы, видимо, скоро будут исчерпаны.

Постсоциалистическая рецессия

- Чем вызван экономический рост в России, который начался в 1999 году?

- Есть две базовые концепции. Первая из них основана на том, что экономический рост обусловлен сочетание двух благоприятных факторов. Во-первых, девальвация 98-го года и обесценивание рубля расширили возможность конкуренции для отечественных товаров. Во-вторых, благоприятная конъюнктура рынка нефти. Эта концепция сегодня доминирует.

Вторая концепция очень благостная для власти: согласно ей рост стал результатом стабилизации политической ситуации в стране, итогом реформ, которые начали проводиться в 2000-2001 годах.

На мой взгляд, и та и другая концепции имеют некое отношение к реальности, но сами по себе недостаточны для объяснения происходящего. Беда в том, что при обсуждении российских проблем, масштабы страны подталкивают к тому, чтобы вырвать Россию из общемирового контекста. То есть, когда мы обсуждаем польские проблемы, то мы обсуждаем их на фоне чешских, венгерских, словацких, румынских, болгарских. Когда мы обсуждаем проблемы узбекские, мы обсуждаем их на фоне узбекских, казахских, туркменских, таджикских, киргизских и так далее. Когда мы обсуждаем проблемы российские - создается ощущение, что ничего кроме России на свете нет.

- Но Россия действительно велика. На каком фоне ее рассматривать?

- В Советский Союз входило 15 республик, 12 из них входит в СНГ. Давайте посмотрим, а что там-то происходит? Там рост есть? Да, есть. Везде есть? Везде есть. Он там все время был? Нет, не все время. Если вы посмотрите на период с 1992 по 1994 год - везде было падение. Но 1995 год стал уникальным. В Грузии и Армении он вдруг начался. Там до этого была блокада и война, было очень крутое падение. И это после прекращения войны обусловило рост. В 1996-1998 годы рост где-то появляется, где-то исчезает, он колеблющийся, неуверенный. 1999 год - все, кроме Украины, растут. 2000 год - растут все. Заметьте, Путин нигде кроме России не приходил к власти, нигде не проводили реформы. Половина из этих стран является неттоэкспортерами, половина неттоимпортерами нефти и нефтепродуктов. В этой связи влияние цен на нефть на экономику этих стран разное. Значит, где-то была девальвация, а в части - ревальвация... И везде рост. А раньше везде было падение.

- Так с чем же это все связано?

- Это все связано с завершением первой стадии постсоциалистического перехода - завершением постсоциалистической рецессии и началом восстановительного роста. Дальше этот процесс наслаивается, действительно, на разную конъюнктуру рынка нефти, на реальное обесценение валюты, на структурные реформы. Это на самом деле определяет специфику траекторий экономического развития конкретных стран, их перспективы. Но в целом, все постсоветское пространство к 1997-1999 году вышло из постсоциалистической рецессии. Это, на самом деле, базовая характеристика, которая определяет наш сегодняшний рост.

- Что из себя представляет эта "постосциалистическая рецессия" - почему в период между 1992-1994 годами наблюдался экономический спад, потом был неустойчивый рост, потом начался рост устойчивый?

- Это связано с характером постсоциалистического перехода. Нет более деликатного понятия в экономике, чем понятие валового внутреннего продукта или объема производства. Мы так привыкли говорить - ВВП, ВВП, ВВП...Как будто речь идет о пяти гайках и четырех гвоздях. На самом деле те экономисты, которые формировали концепцию ВВП и национальных счетов, прекрасно понимали, на сколько это деликатная, тонкая и социально обусловленная категория. Вот вам пару примеров. Если человек женится на своей бывшей домработнице, то ВВП у него сокращается. А если он разводится, но бывшая жена соглашается, тем не менее, стирать его носки, то ВВП растет. Вот как авторы современной концепции ВВП пытались ответить на весь этот набор сложнейших вопросов: что считать производством, что не считать. Они сформулировали простую гипотезу, применительно к рыночной экономике с небольшой долей государства, демократическим государством и демократией налогоплательщиков. Гипотеза состоит в следующем: если что-то продается, если кто-то за что-то платит - значит это осмысленная деятельность. Все, за что платят - это и есть ВВП, все, за что не платят - это не ВВП. Потому что никто не проверил, что это кому-то нужно.

Западные экономисты очень осторожно относились к применению категории ВВП и расчетам ВВП применительно к социалистическим странам. И вот почему - представим себе социалистическую экономику: никто всерьез ни за что не платит, кругом очереди, дефицит, карточки, директивное планирование, директивное распределение. А если вы за что-то заплатили рубль, это не значит, что это осмысленно. Просто у вас не было альтернативы. То есть, критерий ВВП оказывается размытым. Да, есть большие объемы хозяйственной деятельности, вот а в какой степени они осмыслены - это не вполне понятно. Короче говоря, в рамках социалистической экономики существует масса видов деятельности, за которые никто никогда в жизни не заплатит денег, если у него будет возможность выбора. И когда высокоиндустриальная социалистическая экономика вынуждена перестраиваться в соответствии с рыночными условиями - выясняется, что есть целый набор видов деятельностей, за которые никогда не могут быть заплачены настоящие деньги. Эти сектора начинают сокращаться, ресурсы, связанные с ними, перераспределяться. При этом нет никаких гарантий что завтра же техника, люди, оборудование начнут использоваться на работах, за которые платят деньги. Нужно время, создание структур, обновление оборудования и так далее. И вот этот процесс ухода от рыночно невозможных секторов, переход к производству, которое работает на рынок и выпускает продукцию, которую можно продать за деньги, требует времени. Это и есть время постсоциалистической рецессии.

- Как долго она может длиться?

- Она может быть разной по протяженности. Первыми странами, которые начали рыночные реформы, были Польша, Чехия, Венгрия. Там тоже было падение производства, причем довольно заметное. Но там оно продолжалось примерно три года. Когда в России начинали реформы, предполагалось что три года - это константа. У них было три года - у нас будет три года. А на самом деле все оказалось по-другому. Потому что у России и этих стран был разный уровень модернизации экономики, разный уровень военной нагрузки на экономику, разные объемы нерыночного сектора. И все это, кстати, довольно неплохо коррелировало с протяженностью периода социализма. Уже в 90-х годах появились работы, которые показывали, что самый сильный фактор, влияющий на результаты экономического развития стран после краха социализма - это протяженность существования в них социалистического строя. Скажем, в Польше, когда начинались реформы, еще было живо поколение людей, которые видели настоящий рынок. А у нас к началу реформ нормальный магазин видел один процент населения, который выезжал в капиталистические страны. Вот одна из причин, почему на постсоветском пространстве период затянулся. Однако рано или поздно, он заканчивается, возникают рыночные институты, начинает перестраиваться производство, приходят компетентные менеджеры, кончается передела собственности, ненужное производство отмирает, производство нужное начинает потихонечку расти. Падение сменяется ростом.

Рост начинается незаметно

- В российской истории такая рецессия происходит первый раз?

- Есть периоды, которые похожи по характеру роста на тот, который, скажем, мы столкнулись в 1999 - 2002 годы. Это так называемый восстановительный рост, который хорошо описан замечательным российским экономистом Громаном. Громан описывал процесс экономического роста при НЭПе, когда закончились хаос и разруха, вызванные революцией и гражданской войной, начали восстанавливаться хозяйственные связи, было стабилизировано денежное обращение и бюджет, был введен золотой червонец. Тогда начался рост, похожий на нынешний.

- В чем его характерные черты?

Он идет при относительно низких капитальных вложениях и относительно низких темпах роста капитальных вложений. Он идет за счет использования, того оборудования, тех квалифицированных кадров, которые существовали к моменту краха предшествующего режима. Кстати, Громан обращал внимание, что при всех материальных издержках гражданской войны, падение производства в 1921 году было несопоставимо ниже по сравнению с показателями 1998 года. Объемы промышленного производства 1921 года по сравнению с 1913 составляли 18 процентов. Он говорил, что дело не столько в материальных разрушениях, сколько в дезорганизации хозяйственных связей.

Так вот, этот рост имеет свои особенности. Он начинается неожиданно, и его начала никто никогда не ожидает. Если вы вспомните 1999 год - никто не ждал в 2000 году роста ВВП на 9 процентов и рост промышленного производства на 11. Не было таких прогнозов. Российское правительство прогнозировало рост на 0,2 процента в оптимистическом сценарии и падение на 2,2 процента в пессимистическом. Уже весной 2000 года, когда было видно, что мы быстро растем, планировался рост ВВП на 1,5 процента. Это не единственный пример.

В1923 году не было ни одного российского экономиста, ни одного работника Госплана, ВСНХА, Совнаркома, Минфина, который бы решился прогнозировать темпы, мало-мальски похожие на те, которые были продемонстрированы в 1923-1924 году на практике. Темпы были очень высокие. А появление роста само по себе стало полной неожиданностью.

- Почему это происходит так неожиданно?

- Как экономисты прогнозируют рост - они экстраполируют существующие тенденции, а на экстраполяцию накладываются некие факторные вещи: капитальные вложения, основные фонды, ну и иногда опережающий индекс. У вас есть какой-то набор параметров, вам сигнализируют - у вас будет рост. Все это абсолютно невозможно использовать для прогнозирования восстановительного роста. Потому что он не связан с факторами, он не инерционен, он приходит как взрывной рост. Это первая характерная черта - неожиданность.

Вторая важная характерная черта - затухающий характер, потому что ресурсы, за счет которых он происходит - исчерпаемы. Да, кончился полный бардак, восстановились хозяйственные связи, восстановилась мало-мальски нормальная валюта. Рабочие, которые разбежались с заводов, куда-то пришли - в ларьки, торговать, или вернулись обратно на заводы, оборудование задействовали. Но здесь же видны и пределы роста: оборудование старое, квалифицированной рабочей силы недостаточно, и так далее. Поэтому поддержать подобного рода экстремально высокие темпы никогда не удается, они начинают падать.

Следующая забавная сторона восстановительного роста - сами высокие темпы, которых никто не ожидал, дают точку отсчета. После этого политики, хозяйственники, экономисты неизбежно начинают рассуждать: смотрите, а рост-то у нас выдыхается! В 2000 году рост составлял 10 процентов, в 2001 - 5, а в 2002-м - 4. Темпы роста носят затухающий характер.

Все и сразу

- Можно ли стимулировать этот рост, образно говоря, попытаться его "оседлать" и извлечь максимум пользы?

- Надо что-то делать, чтобы подстегнуть этот рост. Если вы посмотрите всю экономическую дискуссию кануна краха НЭПа, она строится вокруг одной темы: как нам, собственно, поддержать темпы роста, что нам сделать, чтобы стимулировать развитие. Дискуссия между Наркомфином ВСНХ, Госпланом в конце концов, привела к подрыву денежного равновесия, к возникновению дефицита и, наконец, к отказу от НЭПа. И сегодня у нас то же самое. Вот сегодня, говорят, надо проводить стимулирующую денежную и финансовую политику и так далее.

Еще одна характерная черта восстановительного роста - опережающий рост заработной платы по сравнению с ростом производительности труда. Это сегодня характерная черта во всех странах СНГ. Она была характерной и для 20-х годов прошлого века. Вы начинаете с роста уровня заработной платы, который после кризиса у вас экстремально низкий. Далее у вас восстанавливаются хозяйственные связи, у вас растет спрос на квалифицированную рабочую силу, у вас растет реальная заработная плата. Это общая закономерность этого периода.

- А что будет после того, как источники роста будут исчерпаны?

- Если мы обсуждаем долгосрочные перспективы, мы должны думать о том, как мы собираемся расти после того, как эти резервы будут исчерпаны. То, что делает правительство с 2000 года - это здорово, потому что это все ориентировано на создание предпосылок роста после исчерпания ресурсов восстановительного роста. Приятный инвестиционный климат, стимулирование капитальных вложений, налоговая реформа и так далее. Но беда здесь вот в чем. Подобного рода структурные реформы действуют с длинными лагами. Рейгановские реформы оказали огромное воздействие на экономический подъем в Америке в 90-х годах, но только лаг составил десять лет. Реформы, которые мы проводили в 2000-2002 году, очень важны для перспектив роста России. Но только не сейчас - а в лучшем случае с 2005-го года. А вот хватит ли резервов восстановительного роста до 2005 года, ни один человек вам не скажет.

Сейчас у многих возникает вопрос - правительство начало делать какие-то реформы, вроде бы правильные, а темпы роста снижаются. Никто не гарантирует, что они не снизятся до нуля. Есть вероятность того, что мы исчерпаем резервы восстановительного роста, и еще не будут созданы условия для стабильного роста. А для того, чтобы создать базу роста на основе капитальных вложений, вы не должны просто предпринять несколько мер. Здорово, что провели такую замечательную налоговую реформу. Но если у нас не работает судебная система и не гарантированы права собственности, то скажите, кто начнет массово инвестировать в вашу экономику? Да, скажут, отлично, у вас там замечательная пенсионная реформа проведена, но у вас полностью коррумпирована бюрократия, и царит рэкет! Нужно много всего сделать, чтобы создать базу экономического роста. Все это не делается сразу. И отсюда угроза паники. Вот вроде все делаем, делаем, делаем правильно, а темпы роста идут вниз. И могут упасть до нуля упадут, а это вполне возможно. Никто не может гарантировать, что это не произойдет.  

Вадим СИПРОВ, Самара «Факт», № 3, март 2003 г.