Как убежден генеральный директор мюзикла "Норд-Ост", ее никто и никогда не узнает
Лучше быть сытым, чем голодным.
Лучше жить в мире, чем в злобе.
Лучше быть нужным, чем свободным.
Это я знаю по себе.
Автор этих строк многим хорошо известен. Зовут его Георгий Васильев. Лет десять назад вместе с университетским товарищем Алексеем Иващенко он организовал дуэт с кулинарно-морским названием '"Иваси'. Хотя на самом деле это был вариант сокращения-сращения двух авторских фамилий. В свое время Георгий закончил географический факультет МГУ. Однако теперь занимается совсем другими делами. Сейчас он директор мюзикла "Норд-Ост".
Судьба распорядилась так, что Васильев был одним из заложников, когда чеченские террористы захватили ДК подшипникового завода. Он знает правду. А мы ее практически не знаем. Он был там. У нас был только телевизор. Его точка зрения может удивлять и шокировать. Но это не значит, что он врет.
Это практически стенографическая запись того, что он говорил журналистам на одной из недавних встреч в Москве, организованной общественной организацией "Открытая Россия".
- Начнем с захвата. Меня с самого начала второго отделения спектакля не было в зале. Я зашел туда минут через тридцать после начала действия. Сел в первые ряды, с краю. Подробно останавливаться на том, как произошел сам захват, не буду. Все это хорошо известно из многих источников информации. Рядом со мной оказалась женщина в чадре. Учитывая это соседство, можно понять, что у меня не было возможности воспользоваться мобильной связью.
Спустя примерно полчаса захватчики говорят:
- Мы знаем, что из зала проходят сотовые звонки. Знаем, что вы звоните. И что звонят вам. Доставайте свои сотовые и, звоните в открытую. Мы разрешаем. Но при этом террористы прокомментировали - что надо говорить. А говорить надо было, что они вооружены гранатами, гранатометами, пластиковыми бомбами. Надо было сказать, что захватчики требуют проведения антивоенной демонстрации. И мы звонили. Сообщали. Просили.
Я понимал, что Бараев мог ничего не разрешать. Ничего не комментировать. Все равно эта информация вышла бы наружу. И дошла бы до ушей журналистов, общественности. И, скорее всего, требование об антивоенной демонстрации было бы поддержано по крайней мере родственниками и знакомыми заложников, и эта акция могла бы состояться, если б ее разрешили.
Я прекрасно понимаю, вокруг чего шла игра. Из этого положения можно было выйти разными способами: больше риск, меньше риск. Чем он больше для людей, тем меньше для государства, России. Это были одни весы. На одной чаше - вся Россия, на другой - 800 человеческих жизней. Кто-то очень важный сидел и считал, сколькими из нас можно пожертвовать. И мы могли только кричать наружу, что мы - тоже Россия. Мы ее живые, пока еще, граждане. И это был единственный способ поднять ценность наших жизней и как-то повлиять на власть. Мы кричали о том, что здесь 800 человек. Не умалишенных, подверженных стокгольмскому синдрому, а живых и здравомыслящих.
С залом говорил в основном Бараев (вообще чеченцы говорили на своем языке, редко обращаясь к заложникам в целом, отношения между захватчиками и заложниками выстроились сразу - встал, пошел, отнеси, подай). Говорил Бараев примерно следующее (это не дословно, но за смысл я ручаюсь): "Наша задача - привлечь внимание рядовых россиян к тому, что в Чечне идет война. Вы здесь в театр ходите, а в Чечне кровопролитие. Нас здесь 50 смертников. Даже если правительство нас выпустит - мы живыми не выйдем. Мы могли бы поступить проще зайти в метро и взорвать "пояс". Мы можем устроить тотальный терроризм, как в Израиле. Но мы хотим напомнить, что в стране идет война. Чтобы об этом сказали СМИ: не антитеррористическая операция на Кавказе, а война. И поэтому требуем демонстрации под антивоенными лозунгами".
Что же я слышу по радио в ответ на требование террористов?
Что террористы сами не знают, чего хотят. Мол, вы представляете, до чего дошли? Требуют демонстрацию на Красной площади! То есть либо журналисты не понимали той информации, которая до них доходила, либо не хотели понимать. Хотя мне кажется, что все ясно, как белый день. Без кривотолков и домыслов.
Пиар на крови
Я не политический деятель, поэтому политические оценки не мой профиль. Я как был, так и есть против войны. То, что я скажу, - это мое мнение как гражданина. И я не хочу его навязывать. Тем более афишировать. Но тем не менее... С самого начала вообще всей чеченской кампании задача властей была одна: убедить народ, что никакой войны нет. Но если так, то почему нет судов, нет следствия, нет адвокатов?.. Почему террористов не включают в число погибших в здании на Дубровке? Они бандиты, но все же граждане России. Это противостояние, когда одни утверждают, что война есть, а другие, что ее нет. И чем это перетягивание каната закончится - никому не известно. Беда в том, что в основе не спортивный азарт, поэтому и последствия драматичны.
Не хочется плохо говорить о политиках, но и хорошо не получается.
Были среди этой категории люди, которые приезжали просто засветиться перед телекамерами. И таких, к сожалению, было большинство. Но были и такие, кто работал реально. Тот же Лужков три дня безвылазно провел в штабе. Кроме того, он первый начал реально помогать в восстановлении "Норд-Оста". Когда мы 10 ноября давали спектакль в ГКЗ "Россия" под названием "Норд-Ост", мы с тобой!", я подошел к нему и попросил сказать несколько слов обо всем этом. Юрий Михайлович отказался - такого рода пиар, а все сведут именно к этому, он считает некорректным..
Кстати, не только политики прокукарекали, но и корпорации кричали - мы поможем заложникам, мы восстоновима "Норд-Ост".. Однако по сей день нет от них никакой реальной помощи. Только Михаил Xодорковский, глава НК "ЮКОС", один из учредителей благотворительной организации "Открытая Россия", выступил спонсором гастрольной версии мюзикла. И это все.
Счастливое стечение обстоятельств или хорошо продуманный штурм?
Сам факт спасения 600 с лишним человек- это крупная удача людей, которые организовали штурм. В прямом и переносном смыслах. Действительно, все было хорошо спланировано. За это честь и хвала политикам и людям в погонах. С другой стороны - это исключительно счастливое стечение обстоятельств. Лично я знаю поименно несколько людей - ассистент режиссера, актеры - на которых примененный газ не подействовал совсем. В общей сложности из заложников таких было несколько десятков человек. Среди террористов тоже могли оказаться такие люди. И что было бы тогда? Мы говорили бы об успешном выполнении операции?
Еще раз хочу подчеркнуть, я не располагал той информацией, которая была у лиц, руководящих операцией. Не мне судить в конечном итоге, но я имею право голоса, как один из заложников. Террористы отпускали людей - тонким ручейком: детей, больных, раненых. Ручеек спасенных душ помаленьку тек из зала. Неужели нельзя было пойти на псевдоуступки, на временный компромисс, на маленькую договоренность, на какие-то переговоры, чтобы за это время можно было вывести большее число людей?!
Сам штурм начался в тот момент, когда значительной части мужчин-террористов не было в зале. Женщины не рискнули принять решение действовать самостоятельно - команды на взрыв у них не было.
Потом уже смешно было слушать рассказ одного чиновника (не хочу называть его имени) о штурме. Это звучало примерно так: взорвали стену в зале неожиданно для террористов. Ворвался спецназ и расстрелял их, причем целились и попадали прямо в глаз. А одну террористку расстреляли как раз в тот момент, когда она протянула руки, чтобы соединить провода...
А вот что рассказывали очевидцы, на кого газ не подействовал. Когда стало понятно, что все заснули, только тогда вошел спецназ. Бойцы бежали по ручкам кресел и добивали террористов, целясь в глаз.
Кроме того, я сам только что оттуда. Уверяю вас, никакой обрушившейся стены там нет. К тому же ни одна стена зала не граничит с улицей.
Чеченцы - живые люди
В мюзикл "Норд-Ост" чеченцы пришли умирать за идею. Они мыслят по-своему, но благородно. Скажем, религия не разрешает им слушать инструментальную музыку - это голос сатаны. Но все они ходили на наш спектакль не один раз, чтобы подготовиться к операции. Одна из женщин сидела в центре зала, на детонаторе возле главной бомбы. Я хотел посмотреть, как этот механизм устроен. Смог пересесть к бомбе поближе. (Кстати сказать, Васильев был одним из немногих, кого чеченские захватчики знали заочно, во всяком случае, по фамилии. Он помогал разобраться с "дымной машиной", которая по ходу спектакля должна задымить. Террористы, боясь пожара, обратились со сцены в зал, вызвали людей, которые разбирались в этом устройстве, попросив его обезопасить, чтобы не было лишних проблем. Васильев перетаскивал воду от входной двери до зала, решал вопросы с посещением туалетов, в общем, контактировал с захватчиками больше, чем кто-либо другой из заложников. - Т.К.) С той женщиной мне удалось поговорить. Судя по тому, как она ко мне отнеслась, ей понравился спектакль. Она говорила очень сдержанно, но все же сказала свое мнение: "Вы понимаете, там главное не музыка, я старалась отключиться от музыки. Главное - человеческие судьбы". Она написала на бумажке по-русски фразу, которую надо прочесть перед смертью, чтобы попасть в рай. Она хотела сделать как лучше. Я ей говорю: "Смотрите, в первые часы захвата с меня сняли ремень. Это грабеж!". Она ответила, что это моя и ее безопасность. Я сказал: "Вы ходите в футболках и бейсболках "Норд-Оста" и проедаете наш буфет!". Она ответила, что это трофей. "Нам пришлют воду!" - сказал я. "Мы не будем ее пить", - был ответ. Потом они прекратили доступ к оркестровой яме, куда, извините, все писали. На мольбы наших девчонок моя собеседница отреагировала так "Терпите, и я терплю!". Они люди. Со своей моралью, но люди.
Я сидел с этой женщиной и понимал, что мы из разных миров. Как разрешить проблему - мне неизвестно.
Тем не менее в зале все было благопристойно. Ни от одного террориста я не слышал запаха спиртного. Но когда таскал воду, в затылок дышали перегаром. Видимо, на отрезке от уличного входа до дверей зала были иные допущения и порядки.
На двоих им было 27
Я ни от одного заложника не слышал проклятия в адрес террористов. Ни до, ни после штурма. Личной ненависти не было. Все понимали, что это убийцы. Но вместе с тем понимали и то, что они сами идут на смерть ради идеи. Кто-то, может, и возненавидел чеченцев, но таких единицы. Беда в том, что нам и на высоком уровне пытаются создать "образ врага" из чеченцев. И на этом пытаются объединить нацию. Вот если б консолидация нации возникла не на ненависти к чеченцам, а из любви к спектаклю, я считал бы, что мы победили. А если закончится все новыми погромами на национальной почве, то террористы победили. Они добились своего.
Сразу после Второй мировой весь мир ненавидел немцев. И комплекс вины был у всех немцев. Перед всем остальным миром. Немцы сумели пройти через очищение. А мы по сей день не чувствуем вины за 1944 год, когда чеченцы были насильно выселены советскими властями. Нам бы эту вину распространить, а мы ее вовсе не ощущаем. Ко мне в зале подсели дети, из зрителей. Мы общались. Эти дети не слышали ничего о событиях на Кавказе, они не знали, что в Чечне война. Их это не интересовало. Они смотрят MTV... Но их спасли. И, может быть, теперь они иначе будут смотреть на жизнь и происходящее в ней. У них все еще впереди. А мы похоронили двух наших юных артистов. На двоих им было 27 лет... 
Татьяна КУПЦОВА, Томск. "Томский вестник", № 173, 20.11.2002 г.

|